Застава, к бою! (СИ) - Март Артём

Только к семи часам вечера вернулись мы на заставу, не обнаружив признаков нарушителей Границы.

Работа кипела. Из отряда к нам вскоре должны были направить системщиков, чтобы помочь Бричкину наладить работу сигнализации.

В бою враг не только оборвал нити заграждения. Под минометным обстрелом и гранатами, а также гусеницами танков Жукова, пострадали столбы системы. Теперь они требовали замены.

— А ты чего отказался-то в мангруппу идти? — Спросил Алейников, когда мы с ним сидели в окопах и уплетали положенные нам консервы с копченой колбасой. — Должность хорошая. Сержантская. Командир отделения.

— А что? — Я ухмыльнулся и поудобнее устроился на краю окопа, — по-твоему, надо было соглашаться?

У сырых от дождя окопах было людно. Тут и там сидели бойцы. Большинство сейчас отдыхало. На дне опорника до сих пор стояла вода, и погранцы не спешили спускаться в окопы, чтобы не намочить ног. Они ходили вокруг, кто-то сидел на краю, свесив ноги. Кто-то в ДЗОТе или старом ДОТе, где у нас хранился боезапас.

— Ну да, — Алейников отправил в рот полную ложку холодной тушенки, закусил лепешкой, — я думаю, там бы тебе было сподручней, чем тут, на заставе киснуть.

— Киснуть? — Хмыкнул я, — духи нам закиснуть не позволят.

— Это сегодня. А потом снова рутина, все дела. Мне кажется, тебе за речкой интереснее будет.

— Стас, — улыбнулся я беззлобно, — интересно, не интересно… Если дело касается службы, тут такие понятия неприменимы.

— Ну не знаю, — пожал плечами Стасик, — я б, наверное, в стройбате каком-нибудь скис с концами. Хотя и тут вою, время от времени. А в строительных войсках и подавно завыл бы.

— Если уж ты воешь, чего решил на сверхсрочку? — Хитровато зыркнул я не него.

— А вот решил! — Стас даже приосанился, сидя рядом со мной, и вдобавок выпятил грудь, — Но даже так, святого моего права жаловаться на жизнь у меня никто не отымет!

— Дорогие! Чаек! Чаек горячий! — Послышался звонкий голос поварёнка Гии.

Он еще с одним бойцом тащили большую кастрюлю.

— Давай, дорогие! Сейчас чайку вам налью, быстро просохните!

Третий боец шел за ними и нес таз, полный кружек.

— О, горяченькое! — Встал Алейников, — вот это дело!

Я было хотел тоже встать, но Стас меня остановил.

— Ты сиди-сиди. Я тебе тоже принесу! — Сказал Стас.

Быстро, в три ложки, он доел свои консервы, умудрился сунуть в рот оставшийся кусочек колбасы и помчался к Гие, к которому уже принялись стягиваться все бойцы, кто был в опорнике.

Я хмыкнул, провожая Алейникова взглядом. Принялся доедать свой ужин.

Когда боковым зрением увидел, как что-то мелькнуло слева, у старого ДОТа, то сделался чутким, словно сторожевой пес.

Уже давно стемнело, и я заметил, как какая-то странная тень и правда маячила за бетонным сооружением. Маячила она как-то скрытно, словно бы хотела спрятаться. Это меня насторожило.

Я отложил почти пустую банку. Взял свой автомат и медленно, очень тихо направился к ДОТу.

Когда подошел ближе, окончательно убедился в том, что за ним прятался человек. Я пошел обходить ДОТ, стараясь не обнаружить свое присутствие и тщательно выбирая место, куда наступить.

Когда резко заглянул за его стену. Клим Вавилов вздрогнул.

— Ой!

Он схватился за сердце, оперся о наружную стену ДОТа рукой.

— Напугал ты меня, Сашка!

— Чего ты тут прячешься? — Спросил я.

Клим выпрямился отдышавшись. Отступил и глянул куда-то почти себе под ноги. Я быстро понял, что именно он тут проверяет.

— Убежала, — с грустью сказал Клим. — Напугали ее духи. Вот и убежала…

Глава 26

Я глянул на старенькую, но отремонтированную погранцами будку, что приставили к ДОТу с обратной его стороны.

Когда-то будка эта принадлежала заставской собаке по имени Булька. Старики, заставшие последний год жизни Бульки, рассказывали, что бездомную эту собаку подобрал Таран, будучи еще замбоем на Шамабаде.

Измученную, умирающую от голода, он привез ее на заставу с одной из проверок нарядов. А потом стал выхаживать собаку.

Булька окрепла и оказалась ласковой и очень верной. А еще выносливой. Погранцы даже стали брать ее с собой на Границу, где та бегала вокруг наряда, веселила пограничников, не им давала заскучать.

А чуть больше года назад Булька померла от старости. Будка ее так и осталась на Шамабаде. Стояла она у курилки, и никто: ни погранцы, ни офицеры, даже и не думали убирать ее оттуда.

«Ушел из жизни пограничный пес», — считали они. Значит, как и любому другому пограничнику, «оставшемуся» на заставе навсегда, следует и о ней оставить какую-то память.

Кому-то из погибших погранцов это была койка, кому-то памятник. А Бульке вот, будка.

Когда Таран узнал о том, что пограничники подкармливают в лесу лисицу, на удивление, не стал ругаться. Видел он, что службе это никак не мешает. А когда ему рассказали о том, что раненная в прошлом лиса стала совсем ручная, и хотелось бы, чтобы она жила у заставы, Таран дал добро. И сам распорядился отдать под нужды лисицы Булькину будку. Как выяснилось сейчас, это было правильное решение. Курилку разнесло миной. Если бы мы не перетащили будку на новое место, и этот «памятник» собаке Бульке, был бы уничтожен вместе с беседкой.

— Жила в ней Булька когда-то, — сказал Таран тогда, — а теперь пускай живет Муська. Теперешняя наша заставская лиса будет.

Вот и зажила там Муська. Правда, чтобы переманить лисицу на заставу, у погранцов ушло несколько недель.

Рук она не боялась, доверяла своих лисят людям. Но каждый раз, когда ее приносили на новое место, через несколько дней лиса исчезала со всем выводком.

Тога стали подходить к делу хитрее — оставляли в будке чего-нибудь съестного. Ну и лисица, в конце концов, прижилась.

Не раз и не два ходили к ней пограничники, чтобы посмотреть и погладить. Среди суровой пограничной рутины для многих эта лиса стала отдушиной.

А теперь вот лисицы не было.

Небольшая будка, усиленная свежими досками и новым шифером специально для Муськи, на первый взгляд совсем пустовала.

— А ты уверен, что ее там нету? — Спросил я Клима.

— Угу.

Он показал мне большой следовой фонарь, покоящийся в подсумке.

— Я проверял. Пусто там. Нету там лисицы. Убежала, видать. Напугалась близких выстрелов. И убежала.

— Еще вернется. Мы ее прикормили.

Клим вздохнул.

— Надеюсь, живая.

— Живая, — кивнул я.

— Мне бы твою уверенность, Саша, — сказал Клим и замолчал.

— А ты что тут забыл? — Спросил я, погодя, — чего тут прячешься?

— Да… — Клим смутился, — меня Бричник послал на заставу за проводом. Я пришел взять, а мне Гия сунул еще и паек. Ну я подумал, сбегаю сюда быстренько. Проведаю Муську. Подкормлю. А Муськи и нету…

Клим бросил мне какой-то грустный взгляд. Казалось мне, что погранцу хочется что-то сказать. Что кипит у него в душе какая-то мысль, которую нужно ему выплеснуть, а он стесняется начать.

— Чего тебя беспокоит-то? — Спросил я.

— Меня? — Удивился Клим притворно. — Да… ничего…

— Не ври. Я же вижу. Горюешь из-за всего, что с тобой произошло?

Клим очень горько и тяжело вздохнул.

— Отбрехаться у меня, как я вижу, не выйдет, да? — Ухмыльнулся он грустно.

— Не умеешь ты врать. Тебя глаза выдают.

Клим хохотнул, но грустно. Даже еще более грустно, чем ухмыльнулся.

— Да. Думаю, да. Короче… Боюсь я за Амину… А еще…

Он замялся, будто бы не решаясь продолжить.

— А еще?

— А еще, что ко мне парни будто по-другому относиться стали. Ну… после всего того, что со мной было. Меня ж духи хотели под себя прогнуть. Заставить сделать то, что им нужно. И теперь, кажется мне, что на меня все косо смотрят. Что говорят со мной как-то через силу.

— Скажи мне, Клим, — начал я холодноватым тоном, — подумай минутку и скажи. Только честно. Иначе помочь я тебе не смогу. Если б обстоятельства сложились иначе, чем сложились, ты бы пошел на поводу у душманов?