ФилипДик Дик - Человек в высоком замке
В это Вегенер поверить не мог. Даже если на Земле жизнь и прекратится, то должна же она существовать еще где-то, пусть даже мы о ней и не знаем. Не может такого быть, чтобы мы оказались одиноки. Должны быть и другие миры, пускай лежащие даже в невидимых нам измерениях.
«Даже если я не могу это доказать, даже если мысль о их существовании нелогична, — сказал себе он, — я все равно верю в их существование».
— Майне дамен унд херрен. Ахтунг, битте, — сообщил громкоговоритель.
«Итак, садимся, — вздохнул капитан Вегенер. — Несомненно, меня встретят люди из СД. Но вот вопрос-то в чем: какую группировку они будут представлять? Геббельса? Гейдриха? Предположим, что генерал СС Гейдрих еще жив. Хотя пока я входил в корабль и летел, его вполне могли арестовать, застрелить. Когда в подобных государствах меняются правительства, ни за что ручаться нельзя. Все происходит очень быстро. В Германии прахом моментально становятся даже имена, еще вчера боготворимые всеми».
Несколькими минутами позже, когда ракета приземлилась и к ней подвели трап, Вегенер встал и, перекинув плащ через руку, двинулся в толпе возбужденных пассажиров к выходу. «Нет среди них нациста-художника, — вспомнил он. — Не докучал мне в этот раз своим идиотизмом молодой психопат Лотце».
Служащие авиакомпании, одетые, как не без удивления обнаружил Вегенер, в точное подобие рейхсмаршальской формы, помогали пассажирам сойти вниз. А там, возле входа в аэропорт, уже стояла небольшая группа чернорубашечников.
«За мной?» Вегенер медленно пошел в их сторону. Из группы, стоявшей чуть поодаль, махали прилетевшим, звали их, улыбались… мужчины, женщины, несколько детей.
Один из чернорубашечников, широкоскулый, с остановившимся, мертвецким взглядом, блондин со значком «Ваффен-СС», вышел ему навстречу, отсалютовал, щелкнул каблуками и произнес:
— Ich bitte mich zu entschuldigen. Sind Sie nicht Kapitan Rudolf Wegener, von der Abwehr?[4]
— Извините, — ответил Вегенер, — я Гольц. Конрад Гольц. Представляю фармакологический отдел «А. Г. Хемикален».
И попытался пройти мимо.
К нему подошли двое других, тоже со значками «Ваффен-СС». Вся троица шествовала за Вегенером на отдалении, но тем не менее надежно отсекала его от остальных пассажиров. У двоих из эсэсовцев под плащами были автоматы.
— Вы — Вегенер, — сказал один из громил, когда они вошли в здание аэропорта.
Он не ответил.
— У нас машина, — продолжал эсэсовец. — И приказ — встретить вас, войти в контакт и немедленно отвезти к генералу СС Гейдриху. Генерал в настоящий момент вместе с Зеппом Дитрихом находится в штабе одной из дивизий Гражданской обороны. И мы должны исключить любой контакт с вами со стороны представителей Вермахта или партии.
«Так что, похоже, не расстреляют, — сказал себе Вегенер. — Гейдрих жив, он в надежном месте и собирает силы, чтобы схлестнуться с Геббельсом».
«Что же, Геббельс может и проиграть», — подумал он, забираясь в эсэсовский «даймлер»-седан. Части «Ваффен-СС» ночью входят в город, сменяют всю охрану рейхсканцелярии. Берлинские вокзалы внезапно оказываются запруженными вооруженными людьми из СД, которые расходятся по городу. Отключаются радиостанция, электростанция, Темпельхофф закрыт. Грохот тяжелых орудий на темных и пустынных улицах.
Но что это изменит? Даже если Геббельс проигрывает и операция «Одуванчик» уходит в небытие? Чернорубашечники все равно останутся существовать. Партия останется. Снова появятся безумные планы, которые еще сработают — не на Востоке, так на Западе. На Марсе, на Венере.
«Не удивительно, что мистер Тагоми не смог всего этого вынести, — подумал он. — Что бы ни произошло, получившееся зло окажется не сравнимым ни с чем доселе виданным. К чему же тогда борьба? Зачем делать выбор? В любом случае произойдет одно и то же…»
Судя по всему, все пойдет, как и шло. Изо дня в день. Сегодня мы противостоим операции «Одуванчик». Ну что же, в следующий раз придется противостоять полиции. Бесконечный процесс. И каждый раз, на каждом шагу нам придется делать свой выбор.
«Остается только надеяться, — подумал он. — И пытаться…»
В каком-нибудь ином мире все, возможно, куда лучше. Там существует добро — самостоятельно, а не в качестве альтернативы какому-то особенному ужасному злу. Нет вечных двусмысленностей, нет путаницы. Все ясно.
Но у нас нет никакого другого мира, нет такого мира, который бы нам подошел как нельзя лучше. Такого, в котором мы могли бы делать добро, не опасаясь, что в результате оно обернется злом.
«Даймлер» тронулся с места, увозя с собой капитана Вегенера, по обоим бокам которого устроились чернорубашечники. На коленях у каждого автомат. Третий чернорубашечник — за рулем.
«Предположим, это обман, — прикинул Вегенер, пока седан мчался по запруженным берлинским улицам. — Они, скажем, вовсе не везут меня к генералу Гейдриху, а доставят в партийную тюрьму, где примутся допрашивать и в конце концов убьют. Ну что же, я сам вернулся в Германию. И этот выбор был сопряжен с риском — не успеть оказаться под защитой людей из Абвера».
Смерть возможна в любой момент. И это единственная и несомненная для всех нас свобода. И мы, конечно, выбираем свободу. Или поддаемся обстоятельствам, выбирая ее подневольно, либо, отказавшись от себя, становимся на этот путь осознанно.
Вегенер глядел в окно, на берлинские улицы и дома. «Ну что же, мой Volk, — улыбнулся он. — Вот мы и снова вместе».
— А как тут идут дела? — спросил он у своего сопровождения. — Как развивается политическая ситуация? Меня не было несколько недель, я уехал еще до смерти Бормана.
— Сплошные истерические восторги по поводу маленького Доктора, — откликнулся тот, что сидел справа. — Толпа, собственно, его и вознесла на вершину. Вот только непохоже, что, когда восторг схлынет и станет слышен голос здравого разума, люди захотят слушать этого демагога, который опирается лишь на то, что дурит людям головы своей ложью и заклинаниями.
— Да, — кивнул Вегенер.
«Все продолжается, — подумал он. — Междоусобицы. В этом, видимо, семена любого зла. Они будут пожирать друг друга, пока не сдохнут и не освободят мир от своего присутствия. Что же, надеюсь, нас останется еще достаточно, чтобы отстроить все заново и заняться простой жизнью, не изобретая грандиозных планов».
К часу пополудни Джулиана добралась до Шайенна, штат Вайоминг. Остановилась в центре, неподалеку от депо старинных гигантских паровозов, зашла в табачную лавочку и купила пару свежих газет. Вернулась в машину и принялась изучать страницы, пока не отыскала то, что хотела.
ОТПУСК ЗАКАНЧИВАЕТСЯ КРОВОПРОЛИТИЕМ
«В связи с нанесением своему мужу раны, повлекшей за собой его мучительную смерть, разыскивается миссис Чинандела. Трагедия произошла в роскошном номере отеля „Президент Гарднер“, в Денвере. По сведениям, полученным от служащих, миссис Чинандела покинула отель сразу же после кровавой развязки супружеской ссоры. В номере были обнаружены лезвия безопасной бритвы, которыми администрация отеля снабжает своих постояльцев. Судя по всему, одно из этих лезвий и было использовано миссис Чинанделой. Ее описывают как привлекательную темноволосую женщину в возрасте примерно тридцати лет. Она стройна и прекрасно одета. Именно такое лезвие было ею использовано, чтобы перерезать горло своему мужу, чье тело обнаружил служащий отеля Теодор Феррис, который вернул в номер выглаженные рубашки мистера Чинандела и таким образом оказался первым свидетелем ужасной сцены. Мистер Чинандела отдавал рубашки в глажку за полчаса до этого. Значит, именно в эти полчаса и произошла трагедия. По словам полиции, обстановка номера свидетельствует о происходившей там борьбе, последним аргументом в которой…»
«Значит, он умер, — сказала себе Джулиана, отложив газету. — Но важно не только это. Они не знают моего настоящего имени. Они вообще не знают, кто я такая. Откуда… не знают обо мне совершенно ничего».
Успокоившись, она продолжила путь, пока не отыскала себе подходящую гостиничку. Зарегистрировалась, отнесла в номер пожитки. «Кажется, теперь мне уже некуда спешить, — поняла она. — Надо спокойно дождаться вечера, когда можно будет отправиться к Абендсенам. Надену новое платье. Днем в таком на люди показываться не стоит — такие вещи надевают только в торжественных случаях».
И еще книгу дочитать надо.
Она уютно устроилась в номере, выключила радио, заказала в комнату кофе, легла на старательно застеленную кровать и раскрыла купленный в Денвере свеженький экземпляр «Саранчи».
К четверти седьмого книгу она дочитала. «Интересно, — подумала она, — а Джо дочитать успел? Там ведь куда больше смысла, чем смог уловить он. Что же хотел сказать Абендсен? Он же говорил вовсе не о своем выдуманном мире… Интересно, одна ли я это поняла? Похоже, остальным только кажется, что они поняли книгу…»
