Кинжал Немезиды (СИ) - Чайка Дмитрий

И я провел пальцем по карте, дойдя по берегу Красного моря до рога Сомали.

— Этот канал — пустая забава, — презрительно ответил Рамзес. — Мои великие предки уже копали такой, и его давно занесло песками. В нем нет никакого проку. Мы уже отправляли в Пунт корабли на восьмом году моего царствования. Мирра, ладан, черное дерево, золото — все это привезли оттуда в неисчислимом количестве. Мы почтили богов приношениями в храмы и внушили должный трепет простонародью. Но для этого нам пришлось тащить через пустыню разобранные корабли и собирать их на берегу моря Ретту. Такая затея слишком дорога, чтобы плавать в Пунт каждый год.

— Зато теперь вы сможете черное дерево продать нам за медь, серебро и железо, — ответил я. — И благовония сможете тоже продать. В Сабу, где их делают, не пробиться через пески и дикие племена. В Пунт необязательно плыть слугам царей. Пусть купцы плывут туда сами, а потом платят пошлины в порту.

— Но купцы — это и есть слуги царей, — непонимающе посмотрел на меня Рамзес.

— Я позволяю им самим вести некоторые дела, — пояснил я. — Мне необязательно вникать во все. Это их деньги и их риски.

— Мы не станем расчищать канал, который выкопал царь Сенусерт, — решительно произнес Рамзес.

— Твои жены Тия и Тити живут в своих имениях, — напомнил я ему. — Моя родственница должна жить не хуже их. Иначе это станет унижением для меня. Пусть это место и станет ее имением. Она будет забирать всего треть доходов от этого порта, а две трети получишь ты. Поверь, это огромные суммы, если считать в серебре. И никаких жрецов! Здесь не будет храмовых пристаней. Все пошлины пойдут прямо в казну.

— По куску берега, который ты просишь, — по лицу фараона пробежала судорога, — я пока ответа не дам. В любом случае это будет моя земля и мой город. Я могу разрешить чужакам селиться там, но никогда не позволю им владеть землей. И даже для этого мне нужно вопросить богов. Вдруг они тоже пошлют мне благоприятный сон, как тебе.

— Кстати, — внимательно посмотрел я на него. — Моя дочь просит кота и кошечку. Пришлешь? А лучше две пары сразу. На развод.

— Ты их получишь, — важно качнул короной Рамзес.

— У меня еще одно пророчество для тебя, — набрал я в грудь воздуха. — Мой бог Посейдон сказал, что он сочетался браком с богиней Нейт. С той, что родила Ра и Тота. Мы почитаем ее, как Великую Мать. Ее сын Серапис еще младенец, но он уже принял силу и моря, и земли. Было бы неплохо поставить ему храм на этом самом берегу. Как думаешь?

Вместо ответа Рамзес молча встал и пошел к своему кораблику, а полуголые слуги упали на песок, раскинув руки в стороны. Он сел в носилки и очень скоро оказался на борту своего корабля. Я смотрел ему вслед и думал: вот ведь хитрая сволочь. Я обозначил ему возможность ликвидации верховного жреца Амона, главного его конкурента, а он бросил мне наживку в виде порта. Как же приятно иметь дело с умным человеком.

* * *

Месяц спустя. Пер-Рамзес.

Великий визирь Обеих земель, Господин шести домов и первый из слуг Великого Дома пребывал в унынии. Его не допускают на глаза повелителя, в священных процессиях господин не отвечает на его приветствия, а несколько доходных должностей были у него отняты. Теперь там сидят презренные ааму, бородатые жулики, приникшие к уху царя. В гневе Великого Дома чати не сомневался. Ему четко и недвусмысленно указали на немилость, но в чем была ее причина, он пока не догадывался. Точнее, причин могло быть очень много. Чати просто терялся в догадках. Он не сомневался, что кто-то копает под него. Ведь даже распоряжения с царской половины дворца ему приносил теперь хранитель печати, и он же забирал доклады, которые готовили для повелителя.

— Да кто же очерняет меня? — думал чати, обхватив голову. — Хори? Они снова хотят посадить одного из своих на мое место? Возможно. Казначей Майанес? Он построил поминальный храм фараона и на этом вошел в немалую силу. Бородачи ааму, которых во дворце стало больше, чем мышей в амбаре с зерном? Вояки–шарданы, которые выучили человеческую речь и все ближе подбираются к трону? Жрецы Амона? Они уже подмяли под себя весь юг, теперь и за север принялись?

Он, чати, не раз блокировал передачу храмам земель и крестьян. Они стали просто ненасытны. Десятки тысяч семей уже дарованы, а им все мало. Скоро у царя своей земли не останется вовсе. И как тогда собирать войско? Храмы не дадут даже хеката зерна из своих запасов.

— Великая царская супруга Исида? — он тер виски ладонями. — Зачем бы ей это? Я не ссорился с ней. Она главная жена фараона, и ее власть незыблема. Царицы Тия и Тити? Эти гадюки могут, но у них нет и тени власти великой госпожи. Сын Ра только спит с ними, но их дети никогда не станут царями. Чрево государыни Исиды плодоносно, и она уже родила наследника. Да что же тут происходит?

Сомнения чати развеял хранитель печати, который лично пригласил его в покои царя. Это был благоприятный знак, и Та выдохнул, утерев пот. Если бы за ним послали гонца или одного из виночерпиев, это стало бы явным унижением и началом его конца. А так государь выказал ему свое неудовольствие, но пока готов говорить с ним.

Чати щелкнул пальцами, и носитель опахала привычно осмотрел каждую пядь длинного одеяния из тончайшего льна. На нем ни пятнышка. На груди висит золотая пластина со вставками из лазурита, символ его власти. Печать с именем фараона на своем месте, на шее.

— Одеваться! — приказал Та, и слуга бережно повязал через плечо шкуру леопарда, без которой чати не показывался на людях.

— Свитки!

Слуга склонился и взял все, что лежало на столе. Он понесет их до самых дверей царских покоев. Внутрь его, конечно же, никто не впустит.

Уже совсем скоро чати стоял у заветной двери. Его окурили ароматными смолами, и теперь осталось лишь ждать. Время ожидания — не менее важный знак, чем место за столом или в храмовой процессии. Сегодня оно оказалось не чрезмерным. Видимо, государь смирил свой гнев.

— Да живет Гор, Могучий Бык, возлюбленный Маат, Царь Верхнего и Нижнего Египта! — визирь распростерся на полу и поцеловал каменные плиты. — Я прах у твоих ног.

— Встань! — услышал он. — Скажи мне, Та, что ты видишь перед собой?

Фараон, сидевший под пышным балдахином, показал на столик, где тускло сверкало серебро.

— Это то, чем расплачиваются купцы Алассии, о сын Ра, — ответил визирь, сохраняя полусогнутое положение. — Они называют это деньги.

— Почему у нас нет таких денег? — услышал он.

— Повторять за варварами было бы унизительно для Великого Дома, — твердо ответил чати.

— Значит, серебро, где изображен царь Эней, и которым теперь платят везде, от Пер-Амона до Нубии, для Великого Дома не унижение? — насмешливо произнес Рамзес. — Не я изображен, а он! Когда люди платят кусками проволоки, кольцами, одеялами и горшками с медом — вот настоящее унижение для Великого Дома!

— Мы запретим хождение этого серебра, если сын Ра прикажет, — склонился Та.

— Сын Ра велит тебе сделать такое же, — услышал визирь, и он едва не упал в обморок. Это было неслыханно.

— А еще сын Ра вопрошает, где рисунки с водяными колесами, что прислали тебе из Энгоми? Как посмел ты утаить то, что может спасти от голода народ Страны Возлюбленной?

— А… Э-э-э… — только и смог сказать чати. — Я не хотел беспокоить величайшего… Мы уже ищем мастеров… К следующему времени Жары мы покажем сыну Ра… Я порадовать хотел, вот и не говорил.

— Ну, порадуй, порадуй, — милостиво заявил Рамзес, а сидящие на коленях писцы начали бойко водить палочкой по папирусу, фиксируя приказ царя. Это значит, что он, чати, только что услышал волю Великого Дома, и она навечно останется в архиве дворца. Теперь он обязан исполнить ее со всем тщанием.

— Твои промахи становятся утомительны, — сказал вдруг фараон. — Варвары диктуют нам цены, суют нам своих баб, требуют нашу землю в счет выкупа. Мое величество считает, что ты мог бы загладить свою вину и поучаствовать в строительстве заупокойного храма. Скажем… два таланта золота тебе внести по силам.