Кинжал Немезиды (СИ) - Чайка Дмитрий

Они поплыли сначала привычным уже путем до запада Сицилии, а потом повернули на юг, к ливийскому берегу. Скверная затея, но другого выхода нет. Иной путь будет куда сложнее и дальше. А племена на побережье и там, и там одинаковы. Злые, голодные и свирепые. Несколько раз Одиссей даже причалить не смог. Небольшие селения ливийцев, увидев корабль, выбегали к морю, вопили и трясли оружием. И даже примирительные жесты и слова не могли помочь. Торговать эти люди не хотели, а «живущих на кораблях» ненавидели всей душой.Они изрядно натерпелись от них.

Впрочем, так было далеко не всегда. И тогда Одиссею удавалось поменять товары на еду, и вдобавок набрать свежей воды. Можно было, конечно, пойти через южный берег того острова, где живут шарданы, но Одиссей знал и более простые способы уйти в Аид. Не нужно для этого собирать морской караван и ввергать в расходы царя Энея. Проще сразу броситься на меч.

— Ветер меняется, господин, — кормчий-сидонец послюнявил палец и поднял его над головой. — На косом парусе сможем пройти.

— Посейдон! — обрадовался Одиссей. — Я тебе жирную овцу в жертву принесу. Но не сейчас, а когда у меня овца будет! Где тут, в море, овцу взять!

И впрямь, ветер сменился на боковой и туго наполнил косой парус, приведя команду в состояние восторга. Гребцы, измученные попытками пройти проклятое место, орали как безумные и обнимались. И даже толстячок Корос, в который раз похудевший до состояния щепки, едва не пустил скупую слезу. Он все это время делал пометки в своем пергаменте, записывая названия племен и имена вождей.

Неповоротливая пузатая гаула с двумя мачтами и косым кливером вмиг превратилась в резвую лошадку, которая играючи вспахала килем капризную морскую пену. Корабль шел, ловя ветер пурпурными парусами, а скалистые берега Иберии понеслись мимо, открывая жадным взорам моряков недоступные раньше земли. Никто и никогда не ходил сюда. Это Одиссей знал точно1.

— Великие боги! — шептал Одиссей, глядя, как невиданное никем из данайского народа Море Мрака появляется перед ним, раскинувшись во всей своей безбрежной красе. Оно сейчас спокойно и ласково, но царь не обольщался на его счет. Это страшное место, безжалостное к морякам. Так сказал царь Эней, и он поверил ему сразу же.

— Обо мне ведь теперь песни сложат, — шептал он, вцепившись побелевшими пальцами в планшир. Про песни он тоже знал точно. Ему их царь Эней обещал, как пообещал назвать этот самый пролив его именем. Одиссеевы Столпы! Звучит!

— Прошли! Прошли, господин! — радостно орал кормчий, когда берег Иберии стал уходить на север, превращая пролив в широкую воронку, где глаз уже не видел противоположного берега.

— Если карта не врет, — прервал их радость Корос, то в полудне пути отсюда нас ждет россыпь островов, которые господин называет Кадис. И остановиться нам нужно именно там. Потому что на иберийском берегу нам запросто могут оторвать головы.

— Тартесс2? — повернулся к нему Одиссей.

— Он самый, — кивнул писец. — Так называет это место ванакс. Как они называют себя сами, известно только богам.

Следующим утром они подошли к устью полноводной реки, впадавшей в гавань, которую прикрывали острова. Неподалеку, на пригорке виднелось огороженное невысокой каменной стеной селение. С единственной башенки за ними внимательно наблюдали. Два бородатых воина приложили руку ко лбу, уставившись прямо на гостей. Никто не вышел к ним навстречу, напротив, стада овец погнали подальше от берега, а на стенах появились вооруженные люди. Бабы, копавшиеся на клочках полей, тоже потянулись к крепостце, криками созывая детей. В общем, все как всегда. Время такое, сейчас гостям нигде не рады.

Корос и Одиссей вышли на берег, пока корабль покачивался на волнах в десяти шагах кромки воды. Тут по грудь, и если случится что-то, они просто уйдут на веслах.

— Думаешь, получится? — с сомнением произнес Одиссей. — Все люди — воры. Эти-то чем лучше?

— Так господин сказал, — пожал плечами писец, раскладывая на песке образцы товаров. Ткани, зеркала, бусы, железный топор, слиток меди, горшочек с оливковым маслом, наконечник копья, рыболовный крючок, свинцовый груз для сети, расписная тонкостенная чаша, статуэтка Великой Матери…

— Все, уходим, — сказал Корос, и они побрели к борту корабля, где их ждала веревочная лестница.

Гребцы ударили по веслам, и гаула отошла от берега на тысячу шагов. Они будут ждать. Любопытство хозяев оказалось сильнее страха, и очень скоро на берегу толпились люди, которые размахивали руками, спорили и передавали друг другу то, что оставили купцы.

— Дым! — Одиссей ткнул рукой в сторону берега. — Это нас зовут. Пошли, парни.

— Та-а-ак! — они смотрели на то, что оставили после себя хозяева этой страны.

— Великую Мать они не почитают, — отметил Корос, увидев статуэтку, которую отнесли в сторону.

— Масло, свинец и медь у них свои, — поддакнул ему Одиссей. — Эти товары они тоже убрали.

Зато все остальное совершенно явно хозяевам понравилось, потому что было аккуратно выложено в рядок, а напротив них лежало то, что готовы были предложить взамен. Привязанная к колышку овца, горшок с зерном, грубый бронзовый нож, серебряный браслет и кусок овчины, придавленный камнем.

— Надо же! — хмыкнул Одиссей, не поверив своим глазам. — Я думал, они все украдут. И что дальше?

— А дальше, — горестно вздохнул Корос, — мы убираем то, что они отвергли, и добавляем то, что хотим продать. А они носят свой товар до тех пор, пока мы не сойдемся в цене. Это может затянуться надолго.

— В Тартар такую торговлю! — рыкнул Одиссей. — Я понимаю, что царю Энею ведомо многое. Он даже знает, что какие-то козопасы на краю света не сопрут хороший железный топор. Вот бы никогда не подумал! По виду они отъявленные сволочи, такие же, как у меня на островах. Но я так торговать не могу. У меня на это терпения не хватит. Притащите мне амфору вина! И вот увидите, я продам все еще до заката.

Одиссей взял товар, подошел к воротам, не дойдя до них полсотни шагов, и налил две чаши. Одну из них он выпил сам, а на вторую показал мужикам, стоявшим на стене. Намек был понят правильно, и вскоре напротив него сидел крепкий воин с седой бородой и с серебряным ожерельем на шее. Одиссей налил себе еще одну чашу и показал гостю на вторую. Тот оскалил крепкие желтоватые зубы и ткнул в грудь.

— Бодо!

— Одиссей! — ответил ему царь Итаки и поднял чашу. — Пусть боги дадут благополучие твоему дому! Клянусь Атаной, хранительницей городов, что не держу зла!

И он отхлебнул из чаши, а Бодо повторил за ним. Одиссей взял в руку наконечник копья, показал ему, а потом приложил к голове два пальца и произнес.

— Ме-е-е!

А потом растопырил пятерню. Бодо, подумав, показал два. Одиссей ему в ответ показал четыре. На трех они сошлись, и тогда Одиссей вновь налил. Тот способ торговли, что подсказал царь Эней, без сомнения, очень действенный. Но его собственный нравится ему куда больше. Главное, чтобы вина хватило…

* * *

Три недели спустя. Место, известное теперь как залив Ортигейра, северное побережье Галисии. Испания.

Все побережье Иберии — это горы, причудливые бухты и коварные скалы, которые прячут свои зубы под фальшивой пеной волн. Идти тут ночью — нечего и думать, а найти удобное место для высадки очень и очень непросто. Потому-то корабль Одиссея заходил только в устья больших рек, которые здесь встречались куда чаще, чем в землях данайцев. Да и вообще, Иберия казалась ему весьма благодатной. И стада немалые ходят, и поля ячменя и проса колосятся. А все потому, что воды здесь куда больше, чем в Ахайе.

Напившись до умопомрачения, Одиссей узнал, что серебро и медь добывают где-то далеко на востоке, а олово — где-то далеко на севере. Оно идет сюда по цепочке племен, но кроме соседей вождь Бодо не знал никого, а дальше дня пути от своей деревни никогда не отходил. Ничего полезного он больше сообщить не смог, зато теперь Одиссей знал, сколько у него детей и внуков, и кто из его невесток скоро родит.