Шарлатан 3 (СИ) - Номен Квинтус

— Я не льстю, а говорю, что вижу. А на физические нагрузки мне плевать. То есть не плевать, но я-то замечаю, что после тренировок мне даже думается легче, так что я не против такого тяжелого труда. Так что заканчиваем бесплатно языками ворочать, учи меня, как правильно палкой махать! А я тебя в отместку научу, как правильно самые сложные программы писать…

После праздников ко мне в гости снова приехал Владимир Михайлович, сам приехал, а не меня к себе пригласил. И приехал он с предложением в Шахунье начать производство еще одного новенького пассажирского самолета, на этот раз с турбовинтовым мотором, который, наконец, начала выпускать Маринка. У нее все же научились испарять окись циркония с помощью электронной пушки и осаждать ее на поверхность «горячих» лопаток турбины. Я ей, конечно, рассказал об одном «тонком моменте», то есть о том, что окись циркония радостно отдает кислород алюминию, входящем в состав термостойкого сплава, и что для избежания такой неприятности лопатки перед напылением стоит покрыть тонюсеньким слоем платины. Как платиной лопатки покрывать — это ей химики придумали из политеха, а вот все остальное у нее в КБ инженеры придумали. Неплохо придумали, по результатам ресурсных испытаний нового двигателя в Ветлуге сразу пятеро инженеров по Трудовому Красному Знамени получили, а сама Маринка еще один орден Ленина отхватила. Что ей забот очень сильно добавило, теперь ей пришлось лично еще по четырем моторным заводам мотаться, делясь «передовым опытом», но она на это не обижалась. А вот насчет запуска в производство нового самолета (у Мясищева он получился на девятнадцать пассажиров) ничего пока не вышло: оказывается и два его предыдущих (то есть и пассажирский, и сельхозник) пользовались огромным спросом и никто их выпуск тормозить не собирался. Он ко мне и приехал в основном потому, что в Смоленске его с этой идеей хотя и вежливо, но послали довольно далеко: там как раз сельхозник выпускался и на них производство планы уже лет на пять вперед были сверстаны исключительно плотные. Но и в Шахунье планы уже превышали текущие возможности, так что расширять производство там страна собралась настолько всерьез, что строительство новых цехов было вообще на предстоящую зиму запланировано, лишь бы побыстрее выпуск самолетов увеличить.

Так что после довольно непродолжительной (и очень эмоциональной) беседы с руководством авиазавода я снова (уже вместе с Владимиром Михайловичем) заскочил к Зинаиде Михайловне. Все же тетка она была невредная, да и считала очень неплохо. Опять же, ее министерство отвечало за все жилищное и, что характерно, социальное строительство, да и «бытовое обслуживание населения» из перечня задач министерства не исключили. Так что она, внимательно выслушав наши речи, сообщила:

— Денег у министерства вообще больше не осталось, и в обозримом будущем нам их даже взять будет неоткуда: все поступления уже заранее можно считать потраченными. Но если кое-кто — и я имею в виду одного не в меру наглого юношу — вот прямо сейчас рванет в Москву и возьмет за хобот товарища Струмилина… Я совершенно случайно знаю, что Госплан не успел потратить несколько миллионов из резервного фонда…

— Несколько миллионов на новый завод не хватит.

— Разные нескольки бывают, так что ты теоретически сможешь из него выцыганить миллионов сорок. Но даже если у тебя получится хотя бы двадцать пять вытащить, мы уже сможем приступить к строительству нового завода.

— Тоже в Шахунье? — решил уточнить Владимир Михайлович.

— Нет, там после завершения второй очереди просто людей селить будет негде. Но у нас есть совершенно не затронутый индустриализацией город, и вот там как раз заводик будет поставить очень интересно. Конечно, это далековато, но сойдет. Так что, Вовка, вставай и лети в Москву!

Глава 19

В Москву мне пришлось лететь с охраной. Точнее, я туда отправился в сопровождении с Ю, и это было, мягко говоря, забавно. Потому что Ю — в чем я уже убедился — была в своей работе очень неплохим профессионалом и в зависимости от обстоятельств превращалась в совершенно разных людей: в спортзале она была безжалостной мучительницей, на занятиях по программированию она представала в роди восторженной школьницы. А во время поездки в Москву она действовала как заботливая кошка, опекающая котенка: вроде и внимания не обращала, что делает питомец, но если он делает что-то не так, то могла просто схватить зубами за шиворот и переставить в нужное место. То есть меня она все же зубами за шиворот не таскала, но периодически ощущение острых зубов на загривке у меня возникало.

И по Москве на машине она меня возила, а откуда у нее еще на аэродроме появилась новенькая «БМВ», я даже спрашивать не стал. Но опекая меня почти все время поездки, она вообще не вмешивалась в мои разговоры с нужными людьми, просто «исчезая», когда я приступал к делу. И, должен заметить, ее контора очень хорошо к этой моей поездке подготовилась, хотя я и не совсем понимал, когда это они успели все провернуть. Но в результате я на дела потратил времени очень мало и в город мы вернулись тем же вечером. С другой стороны, у меня сложилось впечатление, что и эта внезапная командировка была не очень-то и нужной: тот же товарищ Струмилин, когда я ему рассказал о предложении Зинаиды Михайловны, задал всего лишь один вопрос: сколько, по мнению Минместпрома, нужно на это выделить денег и в какие сроки. И распоряжение Госплана о перечислении именно сорока миллионов целевым назначением на строительство нового завода он подписал спустя минут десять после начала нашего разговора, так как именно столько времени потребовалось чтобы его напечатать на бланке.

По дороге домой я подумал о том, что этот завод, вероятно, мог решить сразу кучу совершенно «неавиационных» проблем: строить-то его решили в действительно «совершенно неиндустриальном» городке под названием Курильск, который возник на месте сильно разрушенного в войну Саппоро. С Йессо после войны вообще всех японцев выселили, и они, уходя, постарались сжечь все, что гореть может — ну а то, что осталось, оказалось не очень-то приспособленным для проживания людей не японской национальности: в городе с населением (когда-то) под триста тысяч человек даже нормальной канализации не было и водопровод можно было считать насмешкой над человеческой цивилизацией. Так что Курильск практически заново отстраивали (как и несколько других городов на острове), но пока что особых успехов там достичь не удалось. То есть дома для всех новых жителей построили, даже с некоторым запасом — вот только жителей было еще довольно мало. Потому что на острове особой работы для людей не было: кроме небольшой верфи в Айнинске (бывшем Отару), на которой строились рыболовецкие суденышки, из «гигантов индустрии» там был еще небольшой металлургический завод и шахта, в которой руду для этого завода добывали. Причем руда была откровенно паршивой, а уголь для выплавки металла возили вообще с Сахалина — но зато судостроительный работал «на местных ресурсах» (ну, кроме двигателей, который туда все же с «большой земли» возили). А в основном там процветали рыбацкие поселки и в довольно небольшом количестве совхозы, занимающиеся главным образом выращиванием разнообразной скотины и птицы. Ну и по мелочи всякие еще овощи производили. Поэтому основным населением острова были люди военные, а гражданских туда просто привлечь было нечем — и новый завод мог бы часть этой проблемы решить. Очень заметную часть: в Шахунье-то благодаря авиазаводу население выросло до тридцати с лишним тысяч человек, потому что рабочим завода много чего нужно кроме собственно цехов: и школы с детскими садами для детей, и больницы с поликлиниками, и «сфера обслуживания». И, конечно, еда — а это мощный стимул для развития сельского хозяйства поблизости. А если прикинуть, что нужно уже сельскому хозяйству…

Но мне прикидывать было лень, точнее, мне было просто некогда этим заниматься: страна стремительно менялась и менялась она так, что я все больше склонялся к мысли, что в моем «прошлом», но уже не «будущем» Сталина действительно враги отравили. Потому что Союз-то менялся по планам, составленным Сталиным еще в конце сороковых, и при исполнении этих планов довольно многие из «верных ленинцев» теряли очень многое, а некоторые — вообще «всё», включая даже собственные жизни. Причем заслуженно теряли — ну а я, как мог, старался происходящим процессам посодействовать. Мог я, конечно, откровенно немного, но у меня пока еще оставался «политический ресурс». Не «административный», а определенный авторитет среди людей, и люди пока еще прислушивались к моим советам — и этим следовало воспользоваться. То есть в этой жизни я всегда именно этим и пользовался, но раньше я это делал для решения каких-то мелких локальных задач, а теперь задачи выглядели огромными и очень сложными, так что тут еще требовалось и не ошибиться — но если сильно не спешить, то что-то полезное и нужное стране может и получиться. Но прежде нужно было разобраться в том, что стране действительно необходимо — а вот с этим у меня были уже проблемы. Да, я знал, как решать сложные задачи, но у меня пока что просто не было необходимой информации для таких решений. И более того, я думал, что и не захочу нужную информацию откуда-то получить, ведь не зря существует пословица, что многие знания — многие печали. Однако никто не запретит мне просто помогать в решении задач тем, у кого нужная информация есть…