Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич

Последний отрезок пути пришелся на болото, где тряска уже не мучила пассажиров. Под колесами чавкало, в окна плескало жидкой грязью, тут и там плясали факелы болотных газов, но двигатель работал почти бесшумно, и экипаж полз вперед с прежним неторопливым упорством. Вероятно, над ним потрудились Фалтаф из Норелга и другие умельцы Двора, понимавшие толк в машинах и моторах, в движении по холмитой местности и переправах через реки. Хорошо потрудились! - решил Дженнак, когда пятнистый экипаж резво перебрался через последние кочки, преодолел канаву и замер на обочине дороги.

Дорога была грунтовая, пыльная, с глубокими колеями, и явно не имевшая отношения к Тракту Вечерней Зари. Словом, убогая дорога, но ожидавшие здесь экипажи были роскошными - три светло-серых «рыси» с клеймом кобонских мастерских. В двух машинах - охранники, числом десяток, третья - для почетных гостей. Покинув забрызганного грязью «жука», они очутились на мягких подушках в кабине «рыси», и Венец, вздохнув с облегчением, заметил: Ну, хвала Семице! Теперь недолго, лорд. С рассветом будем в имении.

   - В усадьбе? - переспросил Дженнак.

   - Да. В загородном доме хозяина, у восточной заставы. Тихое место, и Надзирающих там нет. Бродили прежде, да все неудачно: кому ногу сломают, кому шею свернут. Теперь опасаются. Народ у Всевлада лихой!

Пятнистый «жук» сполз в канаву и исчез. Серебристые машины покатили по дороге - охрана впереди, охрана сзади. Небо чуть порозовело, но светать еще не начало, и лес с обеих сторон был темным, мрачным, загадочным. Непролазный лес, однако не такой, как в Сайберне: сосен меньше, дубов и кленов больше, иногда встречаются березы, тополя и заросли малинника. Спустя какое-то время лес отступил, открылись луг и поле, а за ними - селение: дома, сараи, загоны для скотины и малый храм с солнечным диском на шпиле - должно быть, посвященный Арсолану.

На востоке расплескались первые лучи зари. В машине стало посветлее, и теперь Дженнак мог различить лица спутников. Чени казалась утомленной, Венец был по-прежнему бодр, а Туап Шихе задремал, покачиваясь в такт движению. Блеснуло серебряное шитье на его богатой куртке, Чени прищурилась и сказала:

   - Все мои одежды сгорели вместе с «Серентином». В чем я на людях покажусь? Здесь ведь, милый, не Сайберн, здесь столица!

   - Столица, - подтвердил Дженнак. - И лавок в ней побольше, чем в Шанхо, Инкале и Долане вместе взятых. Отдохнешь, поедешь в город, в торговые дворы и портняжные мастерские. Писал Всевлад, что есть у него дочь... Вот она, чакчан, тобой и займется.

Звезды померкли. Экипаж, следуя за машиной охраны, свернул на другую дорогу, более широкую, покрытую брусчаткой. По обе ее стороны тянулись поля, и было слышно, как где-то голосят петухи и звенят колокольцы стада, бредущего к выгону.

   - Кто такой Всевлад? - спросила Чени.

   - Большой господин в Роскве, из семьи Ах-Хишари, ведущий род свой от сахемов Шочи-ту-ах-чилат и местных правителей, - пояснил Дженнак. - Они владеют столь многим, что ты утомилась бы, слушая, а я - перечисляя. К тому же Ах-Хишари - вождь Мятежного Очага, второй после Тура Чегича.

   - Ты его когда-нибудь видел? Всевлада, а не Чегича?

Они говорили на арсоланском, и все же Дженнак, покосившись на Венца, покачал головой и усмехнулся.

   - Как же я мог его видеть, чакчан? Я, как и ты, учился в Долане, потом недолго жил в Ханае и уехал оттуда на восток, в Сей- лу и Китану. Даже до Инкалы добрался, но в Роскве никогда не был. Однако мой отец Та-Кем — да будут милостивы к нему боги! - сюда наезжал, гостил в семье Ах-Хишари и наверняка видел Всевлада. Только было ему в те годы лет восемь или девять.

Чени поняла и, сощурив лукавые глаза, тихо шепнула:

   - Значит, в Роскве ты не был... Удивительно! А я-то думала, что нет на свете места, где не осталось бы следов твоих сапог.

   - Мир обширен, - отозвался Дженнак. - Он много больше, чем думает юная пчелка из садов Инкалы.

Рассвело. Дорога, соединившись с другим трактом, шла теперь вдоль насыпи одноколесника. Там, но широкому стальному рельсу, с грохотом мчался состав: головная моторная машина, а за нею - три вагона, сверкающих серебром, расписанных синими зигзагами. В хвосте был прицеплен еще один вагончик, кухонный; над ним дымилась труба.

- «Синяя молния» из Айрала, - сказал Венец, выглянув в окно. - Быстро идет! Но мы его обгоним.

Обогнали и свернули на выложенный гранитными плитами тракт, что говорило о богатстве владельца дороги. Она была обсажена цветущими каштанами и тянулась прямо, как древко копья. Миновали мост над быстрой речкой; по обе его стороны круглились бетонные колпаки с амбразурами и торчащими в них стволами скорострельных метателей. Несомненно, Всевлад Ах-Хишари заботился о безопасности своих владений и своего семейства - такие укрепления попались еще дважды, а затем начался парк, огражденный каменной стеной с прочными, сейчас распахнутыми воротами. Промелькнули конюшни и хозяйственные постройки, заросший плакучими ивами пруд и рядом - фамильное кладбище; дорога сузилась и запетляла среди кустов жасмина и буйно цветущей сирени. Затем потянулись шпалеры и клумбы с редкостными цветами, а дальше воздвигся дворец, огромное строение из мрамора, вполне достойное сагамора. Колонны, лестницы, стрельчатые окна, изящные портики на крыльях, круглые и квадратные башенки - все говорило о том, что здесь приложили руку эллинские мастера и что денег хозяева не пожалели. Дворец был новым - сорок лет назад, когда Дженнак гостил у отца Всевлада, здесь стояло скромное бревенчатой здание в россайнском стиле.

Экипажи с охраной отстали и скрылись в боковой аллее. Серебристая «рысь» сбросила скорость, замерла перед дворцовым фасадом, телохранитель резво выскочил наружу и распахнул дверцы. Дженнак выбрался из машины, помог вылезти чакчан; за ней, сверкая серебряным шитьем, последовал Туап Шихе. Утро выдалось теплое, в небе плыли белые перья облаков, а в воздухе царил густой аромат сирени. Запах был так силен, что кружилась голова; Чени вздрогнула, покачнулась, и Дженнак поддержал ее, обняв за талию. Вместе они сделали несколько шагов, потом чакчан легонько оттолкнула его и показала взглядом; тебя ждут, светлый тар. Иди и принимай почести.

На широком дворе, у лестницы из аталийского мрамора, стояли полукругом люди, шесть или семь десятков. Женщины, мужчины, пожилые, молодые и совсем юные... Все в богатых одеждах, в плащах, струившихся с плеч, в дорогих украшениях, сиявших золотом и самоцветными камнями в ярком солнечном свете. И, взглянув на них, Дженнак понял, что Всевлад Ах-Хишари встречает его со всем своим потомством, а еще с братьями и сестрами, с родичами по матери и отцу и с их детьми, со всеми, как говорилось у россайнов, от мала до велика. То был высший почет, какой оказывали только дорогому гостю. Не семья его встречала, а Род, могучий и обильный Род князей, крепкий своим единством, верой в богов и связью с землей и столичным городом. Род, который мог властвовать, имел право на власть и желал власти.

Дородный мужчина в алом плаще выступил вперед, с улыбкой разглаживая бороду. На его груди блестела золотая цепь, и золотом сверкали браслеты и кинжал у пояса. За ним шагал юный трубач с горном в руках, бледный, серьезный, сосредоточенный - должно быть, понимал важность момента.

   - Ло Джакарра! Наконец-то ты здесь, хвала Солану и Тассилию! И ты таков, каким я запомнил Та-Кема, твоего родителя... Вы с ним похожи, как пара гордых соколов!

Благодарно склонив голову, Дженнак произнес традиционное приветствие:

   - Да пребудут Шестеро с тобой, твоими родичами и твоим Очагом!

   - Пусть и тебе они окажут милость, - ответил Всевлад, раскрывая объятия. - Твой отец был другом моего отца... И ты, лорд Джен Джакарра, мне тоже друг и брат!

   - Не только это, лорд Всевлад. Не только друг и брат, но и верный союзник, - напомнил Дженнак.

Торжественно запела труба, и они обнялись.