Александровскiе кадеты. Смута (СИ) - Перумов Ник

Грузовики батальона, плотно набитые бойцами Жадова, катили по северному берегу Обводного канала, оставляя у каждого моста небольшие пулемётные команды, сноровисто принимавшиеся сооружать баррикады.

Главные силы жадовского отряда остановились у истока Обводного канала, у лавры. Перегородили улицу.

Ирина Ивановна легко и сноровисто взобралась в кузов.

— Товарищи бойцы! Наша революция в опасности — измена пробралась в сами наши ряды! Агенты царской охранки, пролезшие в партию, решили захватить власть, для чего сюда, в красный Питер, прибывают настоящие банды, подчиняющиеся только иуде Троцкому. Да-да, товарищи, иуде! Он решил, что оседлает революцию, что станет единоличным диктатором, а потом договорится с бывшим царём, с буржуями и помещиками, что поможет им держать рабочих и крестьян в повиновении. Наши товарищи из ВЧК сейчас защищают в Смольном тех членов центрального комитета партии, что выступили против этого черного предательства. Наш долг — остановить прибывшие в Питер войска Троцкого, не дать им прорваться глубже в город. Там нет наших товарищей, там отъявленные бандиты, воспользовавшиеся удобным поводом убивать, грабить, жечь и насильничать. Никаких колебаний, никакой пощады предателям нашей великой революции! Ура, товарищи!

— Ура-а! — дружно подхватили бойцы. Кто-то, правда, выкрикнул:

— Да как же так-то⁈ Товарищ Троцкий, он…

— Захотел единоличной власти! — отрубила Ирина Ивановна. — И знаете, что задумал? Трудовые армии, это чтобы всех рабочих мобилизовать, как солдат, и — по приказу, вкалывать там, куда пошлют, за миску баланды каторжной! Многим, я знаю, не нравилось то, что не всех буржуев позакрывали, что не все заводы пока ещё государство наше себе забрало — но то, что иуда Троцкий придумал, во стократ хуже! Трудись, рабочий человек, а тебе — вообще ничего своего! Ватник тюремный дадут и радуйся! Угол в гнилом бараке получи вместо жилья! Спросите, а куда ж труд ваш пойдёт — а Троцкому и пойдёт, бывших царских дворцов ему мало, новых захотелось!..

Но с иудой Троцким мы разберемся. А вот с теми, кто по его приказу спешит занять Питер, верных делу революции перестрелять и перевешать, жён их с дочерьми по кругу пустить — разберёмся мы с вами! И я первая буду!

Она вскинула руку с «люгером».

— Ура! — вновь, ещё дружнее, отозвался батальон.

— Занимай позиции! — скомандовала Ирина Ивановна. — Пулемётчики, вперёд!..

Неяркий январский день, сеющий мягкий снежок… От дыхания сотен людей поднимался пар, поперёк дороги быстро поднималась баррикада, в этом люди Жадова поднаторели изрядно. Обыватели, заметив всё это, спешно кинулись наутёк.

— От Сортировочной им шагать и шагать, — заметил Жадов после того, как его люди заняли оборону. Заняли по всем правилам — в тылу позиции горели костры, трактиры поспешно открыли двери, жарко топились печи; комиссар не собирался морозить людей на холоде.

— Если прибыли утром, как Ягода докладывал, то вот-вот пожалуют, — Ирина Ивановна напряжённо вглядывалась в серую хмарь. — Будем надеяться, что броневиков у них нет.

Потянулось тягостное ожидание. Бойцы Жадова не скрывались, их дело — задержать «бандитов». Потом подмога подойдёт и, что называется, возьмёт их по месту.

А потом…

Серая морда двухбашенного бронеавтомобиля вынырнула из снежной пелены. За ним последовал второй, потом третий и губы Ирины Ивановны плотно сжались.

— Гранаты готовим! Связки! — не растерялся Жадов.

Полугусеничные «путиловцы» наползали, двигая башнями, и явно не показывали никакого намерения вступать в переговоры. На головном поднял был красный флаг.

— Приблизятся и расстреляют, — сквозь зубы прошипел комиссар. Рука его стиснула связку гранат.

— Миша!.. — строго начала было Ирина Ивановна, однако комиссар вдруг выпрямился во весь рост и, пряча гранаты за спиной, как ни в чём ни бывало, зашагал навстречу броневикам.

Ирина Ивановна ахнула, поспешно зажимая рот ладонью.

За броневиками показалась плотная колонна пехоты, большинство — в чёрных морских бушлатах и чёрных же шапках.

— Эгей! Кто такие, кто командир, куда следуете⁈ — громко выкрикнул комиссар. — Я начдив-15 и заместитель председателя ВЧК Жадов! Отвечайте, куда направляетесь?

Он стоял совершенно спокойно, слегка вполоборота, пряча руку с гранатами за спиной.

На передовом броневике открылся боковой люк, высунулась голова.

— Специальный отряд военной комиссии центрального комитета партии. Следует по приказу товарища Троцкого в Смольный. Давай-ка, не дури, Жадов, а то плохо будет.

— Ты кто такой? — и бровью не повёл комиссар. — Как разговариваешь с начдивом? Выйти из машины! Подойти, представиться по всей форме!

— Ишь, какой, — ухмыльнулась голова. — Много будешь знать, «начдив», скоро состаришься. Давай, пропускай нас, пока мы сами не прошли.

Жадов кивнул, словно уступая силе. А потом вдруг, одним движением, ловко швырнул всю связку прямо в широко распахнутый люк, так быстро и так метко, что никто не успел и моргнуть. Швырнул — и бросился ничком наземь.

Миг спустя бахнул взрыв. Броневику сорвало башню, из всех щелей и дыр хлынуло пламя, вспыхнул бензин, мигом обращая машину в пылающий костёр.

— Залп! — голос Ирины Ивановны звенел.

Батальон выполнил приказ, и голова наступавшей колонны рассыпалась, разбилась, словно острие сосульки под молотком.

— Залп!

Пулемёты резали почти в упор.

Два оставшихся броневика тоже попытались открыть огонь, однако в них со всех сторон полетели гранаты — машины самоуверенно подошли слишком близко к баррикаде.

Колонна наступавших дрогнула, начала разваливаться, кто-то просто кинулся наутёк, кто-то пытался скрыться в близлежащих домах, но Жадов не дал им времени опомниться.

— Батальо-он! За мной! В атаку!

Вскочил со снега, живой и невредимый (никто не заметил, как Ирина Ивановна прижала руки к груди, завидев это), а за ним через баррикаду хлынул поток его бойцов. Спешили, чуть не захлёбываясь, ручные пулемёты; огрызались короткими очередями автоматические винтовки Мондрагона; и колонна прибывших «войск военной комиссии ЦК» окончательно обратилась в бегство.

…Отряд Жадова преследовал противника — от лавры до Фаянсовой улицы; дальше начинались домишки и огороды бывшей Глухоозёрской фермы, теснившиеся вокруг стекольного завода, и противник рассыпался.

Трофеями стали десяток пулемётов, две сотни винтовок. Взято было до сотни пленных.

Сам Жадов, вышедший из боя без единой царапины, обходил своих бойцов, наряжая команды прочёсывать местность.

Ирина Ивановна встала перед ним, уперев руки в боки. Губы её подрагивали.

— Товарищ батальонный комиссар, — назвала она Жадова прежним званием, что он носил ещё будучи в охране Петросовета, — надо немедля послать самокатчика в Смольный. И раненых — в госпиталь. Готова отправиться с ними.

— Да-да, Ирина Ивановна, пожалуйста, — Жадов глядел на неё совершенно шалыми глазами.

— Раненых, к счастью, немного, — строго сказала Ирина Ивановна. — А вот вы, товарищ комиссар, рисковать так не имели права, нет!

— Двум смертям не бывать, — рассмеялся комиссар. — Одной не миновать, так чего уж теперь?

Ирина Ивановна начала было что-то строго говорить, но тут Жадов вдруг шагнул к ней, обхватил, прижал к себе изо всех сил, словно утопающий или висящий над пропастью хватается за спасительный канат — и поцеловал в губы. И не просто поцеловал — стал целовать, жадно, горячо, не выпуская Ирину Ивановну из объятий.

Бойцы вокруг засмеялись, кто-то одобрительно крикнул «горько!», его поддержали разом десятки других.

Ирина Ивановна не пыталась вырваться. Осторожно отстранилась, но так, чтобы никто ничего бы не понял. Улыбнулась радостным бойцам, помахала рукой, мол, спасибо, спасибо, друзья.

— Давно пора! — выдал немолодой уже солдат.

— Совет да любовь! — подхватил другой.

— Про любови будем после победы говорить, товарищи, — возвысила голос Ирина Ивановна. — А пока дело нужно доделать.