Морис Монтегю - Кадеты императрицы
Обзор книги Морис Монтегю - Кадеты императрицы
Морис Монтегю
Кадеты императрицы
I
— Черт возьми!.. — воскликнул Мартенсар. — Но ведь нам же стреляют в спину!..
Все окрестности Йены[1] клокотали ревом, пальбой и смятением битвы. Соединенные отряды Ланна и Нея занимали левый фланг, рьяно оттесняя противника. Император Наполеон обстреливал центр, тогда как Мюрат, стоя на пригорке, придерживал воинственный пыл своих драгун и кирасир, отыскивая пункт, куда бы ему ударить в свою очередь. Одно время перед ним появились было князь Гогенлоэ и генерал Рюшель, но вскоре им пришлось отступить.
Шум, клики, барабанный бой… Появился Ожеро; пользуясь густыми клубами дыма, Сульту удалось захватить Армштедта, и вся французская армия бесстрашно двинулась вперед под сенью своих знамен; но прусская пехота выказала себя крайне милосердной; не отстала от нее в этом направлении и кавалерия: они обращались в откровенное бегство.
Тщетно взывали к ним их офицеры, стараясь вернуть беглецов к исполнению их святой обязанности; ведь им самим, офицерам, приходилось не лучше: испытание было жестокое, а смерть их полубога, принца Людовика[2], убитого три дня тому назад, окончательно подкосила их моральные силы и повергла в уныние.
Саксонцы оказались мужественнее. Ожеро продолжал теснить их; они, правда, отступали, но делали это правильно и стройно, продолжая отбиваться и отстреливаться.
Маршал невольно залюбовался ими и собрался было послать парламентера с предложением сдаться, но его предупредил Мюрат, вихрем слетевший с пригорка со своими лихими кирасирами, и те в одно мгновение рассеяли ряды саксонцев.
В начале военных действий оба дворянских полка, Тур д’Оверна и Изембурга, шли впереди. Наполеон зорко следил за ними. Эти полки, составленные из иностранцев, почти сплошь из австрийцев, находившиеся под командой офицеров-французов, с первых же дней возбудили его недоверие. Они неохотно слушались команды, избегали идти в огонь, делали вид, что не понимают приказаний, отдаваемых на французском языке, и зачастую громко кричали пруссакам предостережения, похвалы или же слова ободрения на их общем немецком языке. Их офицеры, по-видимому, упускали из виду эти маневры или же были не в силах предотвратить эти явления. Лишь один из них, Гранлис, и замечал и понимал эти проделки, так как немецкий язык был первый, которому он научился в детстве у своей матери. Его душу охватила безграничная печаль, но он молчал и наблюдал.
В разгаре битвы, когда первому иностранному полку пришлось принять в ней непосредственное участие, несколько офицеров упали лицом вперед, как бы сраженные изменнической рукой из-за спины.
Вот в это-то мгновение и вскрикнул Мартенсар:
— Черт возьми, но ведь нам же стреляют в спину!
Он остановился, бледный от страшной неожиданности, возмущенный до глубины души внезапным раскрытием этих преступных действий.
Он был прав. Французские дворяне-офицеры находились меж двух огней. Спереди в них стреляли пруссаки, а сзади — собственные солдаты.
Восклицание Мартенсара произвело переполох. Слово «измена» повторилось на французском и немецком языках, и те, кто был наиболее запятнан, кричали громче всех.
«Кадеты императрицы» оглянулись назад, привлеченные суматохой. Над ухом графа де Новара просвистела пуля. Граф проводил ее проклятием. Сомнения не было: она неслась из задних рядов. У Иммармона был сорван погон, но в него стреляли чуть ли не в упор. Он быстро обернулся и увидел стрелявшего в него; предатель еще не успел снять с плеча ружье, направленное на него. С громким криком: «Мерзавец!» — Иммармон кинулся на убийцу и шпагой проткнул изменника.
В общем хаосе схватки это происшествие прошло незамеченным, и товарищи убитого ни единым звуком не решились выразить свое озлобление против офицера.
Но тем не менее число изменнически убитых офицеров увеличивалось: пали капитан Мерлен де Блютиер, батальонный командир Дюбуа-Бошен, пали молодой Найон, маленький де Сантре, Вальтруа… Целились и в других, но они счастливо избежали этой горькой участи.
Кантекор со своими товарищами унтер-офицерами был страшно ошеломлен случившимся. Но они не смели вступиться и высказать протест, тем более что сами были твердо уверены, что вслед за командирами и офицерами наступит и их черед — французских сержантов.
Колонна дрогнула; ее косили со всех сторон; на одно мгновение она загородила собой путь, препятствуя проходу кавалерии.
Наполеон, следивший в бинокль за ходом событий, видел эту последовательную убыль офицеров и понял ее настоящее значение.
— Негодяи! — процедил он сквозь зубы.
— Кто? — переспросил Савари, схвативший это слово на лету.
Но прямого ответа не последовало. Император только промолвил:
— Что же, собственно говоря, может быть, оно и к лучшему, изменники, уничтожающие изменников… Это обойдется по-семейному, шито-крыто…
Наполеон замолчал, но снова стал следить за ходом битвы.
Он побеждал по всей линии. Его маршалы оттесняли последние отряды врагов. Отступление противников утратило свою первоначальную стройность и походило уже на откровенное бегство.
Славный победный бой под Йеной был закончен.
Император ликовал. Он отдал приказ преследовать врага по всем направлениям, и его войска взяли много военнопленных. Поражение противника было полным. Результатом этой победы явилось полное подчинение Пруссии.
Наполеон ночевал в Йене. При нем были Бертье, Дюрок и Савари. Отозвав последнего в сторону, император спросил:
— Скажи, ты заметил сегодня…
— Ваше величество, я заметил сегодня много славных деяний, много лестного для вашей славы и чести нашего оружия.
— Полно, болтун! Я говорю: ты не заметил, что солдаты первого и второго иностранных полков стреляли по своим офицерам?
Савари даже подскочил на месте.
— Нет, ваше величество, я не видел этого, а не то…
— Не кипятись! Что, собственно, представляют собой эти офицеры? Все это довольно темная история. Мне рекомендовала их императрица, но ведь, не в обиду будь ей сказано, она очень охотно рекомендует, в особенности же титулованные личности.
Савари, адъютант императора, снова превратился на несколько мгновений в начальника сыскной полиции.
— Повелите только — и я все разузнаю не далее как через два-три часа…
— Нет, не надо! — ответил Наполеон. — Я не хочу скандалов на поле брани. И потом все эти люди очень тщательно замаскированы, все находятся под надежной протекцией. Хотя меня уже неоднократно предупреждали… Помнишь ли ты маленькую Кастеле?
— Еще бы, ваше величество!.. Да, кстати… Ах, простите, ваше величество…
— Ну, дело в том, что в день моего отъезда она не попала в зал и поджидала меня на лестнице. Когда я проходил мимо нее, она подала мне целый лист с перечнем имен офицеров-изменников, — по крайней мере, она так уверяла, — а именно офицеров полка Тур д’Оверна. Вот только не знаю, куда я засунул этот лист… Потерял ли я его, или же его у меня украли… Но вот теперь я вспомнил предупреждение Кастеле, и, когда я узнал, что австрийцы стреляли в офицеров, я подумал, что они, сами того не зная, помогают мне… А ты ничего не знаешь на этот счет?
— Простите, ваше величество, я должен был бы знать, но объявление войны выбило у меня из головы все остальное… Да, действительно, я помню, что вдова Кастеле просила меня прислать к ней в дом агентов для задержания лжеприверженцев вашего величества, находящихся у вас на службе, но составляющих против вас заговор. Насколько мне помнится, это собрание должно было состояться у нее шестнадцатого августа, на следующий день после казни Фораса и компании.
— А мы выступили двадцать второго… Гм!.. — промолвил император.
В это время подошел Бертье. Он невольно слышал весь разговор, тем более что Наполеон говорил довольно громко. В качестве начальника генерального штаба Бертье имел в своем распоряжении все планы и карты расположений действующей армии. Он подошел, предлагая свои услуги.
— Нет, — ответил Наполеон, — дело можно устроить гораздо проще… Этот иностранный корпус не только излишен, но даже опасен. Девять офицеров из десяти враждебны, солдаты — национальные враги, значит… — И император докончил свою фразу многозначительным жестом, как бы сметающим препятствие.
Оба воина молчаливо выразили согласие.
— Это действительно самое простое, — сказал Бертье.
— И пройдет незаметно, — добавил Савари.
— Если я позабуду, напомни мне, Бертье! — улыбаясь, сказал Наполеон.
— Вы можете быть спокойны, ваше величество: оно запечатлеется вот здесь! — И Бертье указал на свой лоб.
В тот же самый вечер в одном из жалких кабачков предместья опустевшего города Йены собралось несколько офицеров-дворян. В окрестных сараях и гумнах расположились их ненадежные солдаты. Они чему-то злорадно пересмеивались, потягивая пенистое пиво.
