Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2 (СИ) - Токсик Саша

— Это всё от жирной еды, — говорит Подосинкина, — тут в больнице диета, наверное. Колбасу выздоравливающему вредно.

— Шоколад ещё вредней… — не остаётся в долгу Лида.

— Ой-ой… — снова показательно морщусь.

— Алик, не шевелись, тебе вредно…

— Выздоравливающему нужен витамин “С”! — слышу я новый голос.

В палате стоит, безупречная, как всегда, Людмила Леман. В руках она держит сетчатую авоську с апельсинами. Каждый светится, как маленькое рыжее солнышко.

— Людмила Прокофьевна, — удивляюсь, — а вы какими судьбами?

— Приезжала по делам и решила посмотреть на местную знаменитость, — невозмутимо улыбается она, — В нашем сонном царстве редко когда случаются такие страсти. Вижу, у тебя аншлаг? Автографы раздаёшь?

Мои подруги смотрят на женщину с разным выражением лица. Если на мордашке у Лиды читается превосходство юности над зрелостью, то столичная жительница Подосинкина успевает оценить и итальянские туфли, и безупречный брючный костюм, и кулон на груди явно не с простой стекляшкой.

— А вам Альберт кем приходится? — Лида в силу природной наглости открывает рот первой.

— Постоянным покупателем, — смеётся Леман, — вот заволновалась, что без него магазин план не сделает.

— Я вас узнала! — говорит Няша. — Вы выступали на слёте “Потребкооперации”! Вам ещё вымпел вручали!

— А вы из газеты…

— Давайте на “ты”? — язвит Лида. — Мы ведь почти ровесницы!

Если бы взгляды могли испепелять на месте, то Подосинкина сейчас выдала как раз один из таких. Воздух в палате накаляется, как в финской сауне. Стоит брызнуть водичкой и зашипит.

— Здравствуйте, — от двери слышится нежный девичий голос. — А Альберт Ветров в этой палате лежит?

Глава 25

— Валет, — Лидка кладёт бубнового красавца с подкрученными усами.

— Дама, — бьёт Подосинкина.

— Дама, — Лиходеева подкладывает козыря.

Пиковая дама на картинке хитрым прищуром напоминает саму Лидку.

— Надо было сразу брать, — охает Надя, — сейчас ведь напихает.

То ли по природной доброте, то ли из солидарности одной блондинки к другой, она больше всех переживает за Подосинкину.

— Король, — храбро бьётся редакторша.

— Король, — Лида продолжает мучить её бубями.

— Туз! — Подосинкина выкладывает последнего козыря и сжимает в ладони одну картинку.

— Туз! — выбив всех козырей, Лида добивает блондинку явно небьющейся картой. — И вот тебе на погоны! — добавляет она двух шестёрок.

Подосинкина отчаянно краснеет. В подкидного дурака она играет хуже всех, хотя правила знает. Для меня это даже странно. Ладно, домашняя девочка не жила в общежитиях. Но на картошку-то они ездили? В пионерлагерь, опять же, в школьном возрасте. Чем там ещё заниматься во времена тотального отсутствия смартфонов и интернета?

— Не везёт в картах, повезёт в любви, — добавляет Леман.

Няша-редакторша пунцовеет ещё сильнее. Сама заведующая играет неплохо. Аккуратно и очень внимательно. В дураках не оставалась ни разу. Один раз проиграл я, один Надя, все остальные разы с колодой в руках оставалась Подосинкина.

Смотрю на эту сюрреалистическую картину и не нарадуюсь. Четыре девушки, одна другой краше, сидят в моей палате и азартно режутся в карты. Две брюнетки и две блондинки. Вот бы им ещё пара на пару — и на раздевание. Мечты-мечты…

Ну а чем мне ещё их занять? Колода нашлась в сумочке у Нади. Да, это именно она оказалась на пороге моей палаты с крохотной корзинкой земляники. Наткнувшись на устремлённые на неё любопытные взгляды, студентка пробормотала, что её послал профессор Аникеев, узнать о моём здоровье и уточнить, успею ли я сделать фото его находок.

Её версия оказалась не лучше, чем у всех прочих, то есть никакая. Чувствуя, как атмосфера в палате накаляется, а тишину можно резать ножом, я и предложил совместное развлечение. В конце концов они навещать меня пришли? Вот и пускай развлекают.

До игры “трое на трое” не хватает одного человека, но это и к лучшему. Сражаясь каждая за себя, девушки азартно выплёскивают агрессию, “заваливая” друг друга, и даже оказываются способны нормально общаться.

— А ты студентка, да? На раскопках? — первой не выдерживает Лидка. — Семь пик… Не скучно целыми днями в земле рыться?

— У нас раскопы маленькие, не то, что ваши огороды. Восемь на семь… бито? — парирует Надя, — А ты где учишься?

— В школе она учится, — вступает Подосинкина. — Между прочим, с Аликом в одном классе.

— Уже закончили, — приходится сказать мне, — в этом году поступаем.

— Вместе?! — в голосе Нади проскальзывает огорчение.

— Нет, — поправляет волосы Лиходеева, — я на театральное поступаю.

Она смотрит на всех окружающих свысока, словно уже блистает, как минимум во МХАТе или “Современнике”.

— Не поступишь, — снова влезает Подосинкина. — Восемь крести.

— Это ещё почему?! — возмущается Лида

— Там конкурс огромный, я пробовала, — объясняет редакторша, — Пришлось на журналистику идти.

— Может, таланта не хватило? — ехидничает Лида.

— А ты, случайно, не Натальи Лиходеевой дочка? — меняет опасную тему Леман. — Восемь на восемь. Все восьмёрки вышли. Бито.

— Да, а вы её знаете? — округляет глаза Лида.

Свою маму она опасается, а та про театральные устремления дочери, скорее всего, не догадывается.

— Мы же договорились на “ты”, — усмехается заведующая, — да, доводилось с ней пообщаться. Но секреты твои выдавать не собираюсь. Валет бубей.

— А я бы хотела на журналистику поступить, — вздыхает Надя, — но для этого надо в Воронеж ехать, а меня родители не отпустили. Дама бубей.

— Дама.

— Король.

— Ещё дама.

— Блин… взяла.

— Вот и моя в Белоколодецк не отпускает, — находит родственную душу Лида.

— Это только кажется, что журналист, это романтика, — говорит Подосинкина, — а потом отправят тебя по распределению, дадут таких вот оболтусов, — она кивает на меня, — и делай с ними газету.

— Не место красит человека, а человек место, — немного назидательно говорит Леман. — Что мешает сделать твою районку лучшей в области? Не обижайся, но твоя карьера ещё только начинается.

— Много что мешает, — смурнеет Подосинкина, — Такое ощущение, что всё.

— Неправда, — говорю, — а я?

— Ты один и помогаешь, — приходит к неожиданной мысли редакторша.

— Алик, хороший! — кидается на мою защиту Надя. — Он нам с подругами,знаете какие снимки сделал?! Хоть на выставку отправляй.

— Я видела, — морщит нос Подосинкина.

— Видела, а в номер не поставила! — ловлю её я, — вот отвечай теперь перед народом! А то легко за газетой спрятаться.

— А мои правда на выставку отправляют, — находит повод похвастаться Лида.

— Кто-то мне фотосессию обещал, — вспоминает Леман.

— И мне тоже, — спохватывается Подосинкина.

— Вы мне хотя бы выздороветь дайте, — говорю.

— Да-да, конечно, выздоравливай, Альберт! — спохватываются они на несколько голосов.

— Ни о чём не волнуйся…

— Кушай хорошо…

— Что тут за шум?! — распахивает дверь медсестра и застаёт всю нашу компанию с картами в руках, — Что за безобразие!? Что за бедлам в медицинском учреждении! Больного разрешается посещать по одному, а не целым кагалом. Я на вас буду главврачу жаловаться! Он быстро это всё прекратит.

— Мне пора, Алик!

— И мне тоже, мы пойдём, Альберт!

— Выздоравливай, Альберт!

— Что тебе ещё принести, может, пирожных?

— Ты глупая?! Оно растает по такой жаре!

— От глупой слышу!

Моя палата быстро пустеет. На лицах у всех моих посетительниц я замечаю одинаковое, слегка виноватое, но довольное выражение лица, как у нашкодивших подростков. Даже, к моему удивлению, у заведующей универмагом Людмилы Прокофьевны Леман.

Наивные мужчины считают, что женщины красятся, наряжаются, проводят долгие часы в магазинах и салонах красоты, чтобы привлечь их внимание. Глупое заблуждение. Ни один мужчина не способен понять и проникнуться всеми гранями этого высокого искусства.