Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность
30.
Апрель 1945 года. Германия. Ставка рейхсмаршала Германа Геринга в Баварских Альпах, в районе Берхтесгадена.
Понадобилось еще несколько минут бездумного созерцания «горной гробницы», прежде чем, успокоившись, Геринг решил вернуться к столу.
«Мой фюрер! – унизительно дрожавшей рукой выводил он. – Согласны ли Вы, чтобы я взял на себя обязанности Вашего наместника?»
Перечитав сочиненное им, рейхсмаршал решительно вычеркнул эту фразу, вплоть до «мой фюрер», и безнадежно задумался.
Составление текста телеграммы фюреру требовало мужества, которого Герингу явно не хватало: теперь, он даже не пытался скрывать это от самого себя.
«Может, адъютант прав, и действительно стоит позвать генерала Коллера?» – вконец смалодушничал он, вспоминая, как несколько минут назад выставлял майора Ингена за дверь. И тут же смалодушничал во второй раз: ведь для того, чтобы пригласить генерала, следовало сначала найти его, а это мог сделать только адъютант, вызвать которого Геринг уже не решался,
Рейхсмаршал нервно скомкал листик, взял чистый и вновь начертил: «Мой фюрер!» «Может, так и оставить в телеграмме только эти слова: "Мой фюрер!" – и в таком виде отправить ее?» – мелькнула еще одна шальная мысль. Однако, несколько минут поколебавшись, он все же продолжил:
«Согласны ли Вы, чтобы я, учитывая Ваше решение остаться на командном пункте в крепости Берлин, согласно Вашему указу от 29 июня 1941 года, немедленно взял бы на себя руководство, с полной свободой действий как внутри, так и вовне?»
Получилось довольно коряво, генералу Коллеру это наверняка не понравится. Но Геринг решил, что у него нет больше времени на «упражнения по рейхсканцлерскохму чистописанию», и только поэтому он уже более решительно добавил: «Если до 20.00 от Вас, не последует ответа, то я буду считать, что свобода действий у Вас отнята. Тогда, учитывая Ваш указ, я сочту себя вправе действовать на благо народа и отечества. Мое отношение к Вам в этот тяжелейший час моей жизни Вы знаете, словами его не выразишь. Господь да сохранит Вас и да даст Вам возможность, несмотря ни на что, как можно скорей прибыть сюда. Ваш верный Герман Геринг. 23 апреля 1945 года»50.
Перечитывать текст телеграммы Геринг не стал, попросту побоялся делать это в отсутствие специалиста по поднятию духа генерала Коллера. Впрочем, он и так помнил его. Мысленно повторив содержащиеся в нем фразы, Геринг нашел, что составлена телеграмма, в общем-то, довольно осторожно и даже хитро.
Определив срок ответа восемью часами вечера и заявив при этом, что после указанного времени он будет считать, что свобода действий у фюрера отнята, Геринг явно подсказывал Гитлеру: «Рядом с Вами в бункере находятся люди, заинтересованные в том, чтобы поскорее вырвать власть из Ваших рук и начать действовать самостоятельно, но уже ведя переговоры не с англо-американцами, а с русскими».
К тому же Геринг выразил надежду, что у фюрера хватит воли и власти, чтобы вырваться из окружения своих предательски настроенных «опекунов» и прибыть сюда, в Берхтесгаден, в ставку «Бергхоф», где он, как и прежде, сможет выполнять свои обязанности руководителя страны и верховного главнокомандующего. Так что все необходимые в данной ситуации приличия соблюдены.
Вот только сумеет ли фюрер по достоинству оценить его усилия, не попытаются ли Борман и Геббельс исказить истинный смысл его послания своими иудиными толкованиями?
В том, что они неминуемо попытаются это сделать, Геринг не сомневался. Вопрос заключался в том, достаточно ли у них окажется зацепок и аргументов.
Позвав ожидавшего под дверью адъютанта, Геринг победно помахал перед его лицом текстом телеграммы и, воинственно улыбнувшись, произнес:
– Вот теперь можете приглашать своего генерала Коллера адъютант.
– Я не настаиваю на этом, – пожал плечами майор Инген.
– Зато теперь уже я настаиваю. Пусть прочтет. Вдруг действительно что-нибудь подскажет.
– Каждое ваше слово, господин рейхсмаршал, – как удар бомбардировщика. Но… вы действительно уверены, что уже пора?
– Вы доведете меня, майор, до такого состояния, что сначала я благородно застрелюсь сам, а уж затем пристрелю вас. Зовите Коллера.
Генерал появился с видом человека, которому есть за что обижаться на хозяина этого кабинета, но зла на него не таит. Он извлек из нагрудного карманчика очки, одно из стекол которых оказалось выдавленным, и так, прижмуривая «невооруженный» глаз, ознакомился с телеграммой, вчитываясь в каждое ее слово.
При этом генерал не собирался скрывать того, какое впечатление производит на него составленный рейхсмаршалом текст.
– Ну, если вы, господин рейхсмаршал, решили, что текст должен быть именно таким!… – наконец пожал он плечами, почти пренебрежительно откладывая листик на краешек стола. – То это, конечно, ваше право…
– Что вам в ней не нравится? – без тени обиды поинтересовался Геринг. Он и сам был не в восторге от своего чистописания.
– Если мне, солдату, позволено будет сказать так, как я думаю…
– Считайте, что позволено.
– Эту телеграмму будет читать не только фюрер, если, конечно, она к нему попадет, ее будут читать историки. Вот почему я считаю, что телеграмма, составленная в такой ответственный момент Герингом, рейхсмаршалом Герингом, должна быть несколько иной. Это должна быть, – он замялся, пытаясь найти достойное определение, но, так и не найдя его, выпалил: – Это должна быть телеграмма, составленная… Герингом!
– Видите ли, генерал, я не знаю, когда эта телеграмма попадет в руки историков и попадет ли вообще. Но что уже сегодня она окажется в руках Бормана и Геббельса, которые будут вчитываться в каждое ее слово точно так же, как вчитываетесь вы, – это я знаю наверняка.
– Нетрудно предположить, – согласился Коллер.
– И я знаю, как именно они будут пытаться истолковывать ее.
– Согласен: Борман будет читать ее с гневом и ненавистью. Я достаточно много времени провел в главной ставке фюрера, чтобы не знать, что собой представляет этот человек. И как он ненавидит вас, причем никогда не пытался скрывать этого от меня, вашего личного представителя в ставке.
– Вот видите…
– Не вижу! – по-солдафонски выпалил генерал. – Все равно телеграмму фюреру следовало составлять значительно жестче, – заупрямился он, – и с чувством собственного достоинства. Напоминая о нем не столько фюреру, которому плевать на достоинство любого из нас, сколько, Борману, которому, замечу, тем более на это наше достоинство – наплевать.
Совершенно запутавшись в его «унтер-офицерской» логике,Геринг лишь раздосадовано посопел.
– Так что, прикажете переписывать ее, что ли? – мрачно уточнил он.
– Готов приказать, во имя вас и нашего общего блага.
– Теперь уже некогда этим заниматься; – отрубил рейхсмаршал, даже забыв при этом одернуть своего подчиненного. – Коль уж мы решились – значит, решились. Майор Инген, возьмите текст и проследите, чтобы его немедленно передали в ставку фюрера. Как только появится ответ – сразу же ко мне.
– Все-таки решили передавать… – неопределенно как-то проговорил адъютант, глядя при этом не на рейхсмаршала, а на генерала Коллера, словно рассчитывал на то, что генерал решится задержать его передачу, чтобы основательно переписать.
– И не стану пересматривать это свое решение.
– Но и бездеятельно ждать ответа – тоже нет смысла, – молвил генерал, – мы зря теряем время. Во все оставшиеся в зоне досягаемости наших средств связи воинские соединения и управления гау51 следует направить радиограммы или письма за вашей, подписью, в которых уведомить, что власть в стране находится теперь в ваших руках. Нужно немедленно отправить сообщение о том, что вы принимаете на себя командование всеми сухопутными силами рейха.
– Зачем? Я ведь всего лишь канцлер. И потом, я никогда не командовал сухопутными соединениями.
– Да германцы давно забыли смысл этого понятия – «канцлер»! – резко возразил генерал. – Зато хорошо помнят, что страной руководит фюрер. И вы, если мне не изменяет память, стали правопреемником и представителем фюрера.
– В общем-то вы правы, – неуверенно признал Геринг. Причем слишком уж неуверенно. – Но ведь я никогда не командовал сухопутными соединениями, даже полкового уровня.
– А фюрер ранее ими командовал?
– Нет, но он был… фюрером! – Геринг вдруг мысленно увидел перед собой агента фюрера по особым поручениям Отто Скорцени. Вот кого не хватает сейчас в этом кабинете и в его нынешней свите – обер-диверсанта рейха!
Геринг слишком хорошо знал, что происходило в здании Верховного командования вермахта на Бендлерштрассе в Берлине 20 июля 1944 года, после покушения на Гитлера. Как знал и то, что подавить путч фюрер поручил именно ему, Скорцени.
