Алексей Шепелёв - За гранью
— Скажем так, сомневаюсь…
— Ну и зря. Ничего мне от тебя, капитан Гаяускас не надо, и ничем ты мне не будешь обязан. Но, если хочешь…
Щеряга зачем-то встал, прошелся по кабинету, словно разминаясь. Балис внимательно следил за ним взглядом, ожидая продолжения.
— Брат младший там у меня стал начальником горотдела. Так что, вот она — моя корысть. Хочу одним человеком порядочным в городе больше — значится одной сволочью меньше. Устраивает?
— И только? На вассальную преданность не рассчитываете?
— Не рассчитываю, — развел руками полковник. — Рассчитывал бы — себе бы оставил. Знаешь, как бы ты мне в отделе по борьбе с организованной преступностью пригодился бы… Люди с боевым опытом сейчас на вес золота. Беспредел ведь начинается. Раньше у братвы что было? Ножи там, ну пистолет или обрез. А сейчас на разборки с пулеметами приезжают. «Кипарисы» у них есть. Понимаешь, у милиции нет, а у них — уже есть. Э, да что там говорить… Очень ты мне нужен, но в твоем возрасте, капитан, люди меняются слишком редко. Рисковать, извини, не хочу.
— Я не в обиде, — если сначала разговора логика Щеряги казалась Балису то ли самодурством, то ли банальным маразмом, то теперь бывший морпех почувствовал, что в рассуждениях милиционера есть чёткая система. И впрямь, ему сложно было представить себя на побегушках у какого-нибудь криминального авторитета, превращенного перестройкой и демократизацией в эдакого местного князька — хозяина города и окрестностей. — Только я действительно не могу понять, вчера вы ловили этих бандитов, а сегодня готовы им служить. А как же закон?
— Нету, — Щеряга устало махнул рукой, — нету нынче закона. На бумаге он есть, а в жизни — нету. А тому, чего нет — служить нельзя, потому как невозможно. А можно только выбрать, кому теперь служить: Салтычихе — или Демидову. Раз пятерка по истории была — поймешь.
— А они будут, эти Демидовы?
— Будут, — убежденно заявил Щеряга. — Никуда не денутся, появятся. Это коммунисты недобитые Россию хоронят. Сначала просрали все что можно, а теперь заныли — мол без КПСС и вся страна погибнет. Да ничего подобного. Оглянись вокруг — разве мало умных, умелых, работящих людей без партбилета. И что, всем в гроб ложиться только потому, что компартия долго жить приказала? Или все жить попробуем?
— А что, этим умным, умелым, работящим без криминала — никак?
— А вот поработай, где я предлагаю, на месте все и посмотришь. Еще раз говорю — скважины они получили вполне законно, криминала там и близко не было. Вот и посмотрим, что дальше будет. А если все хорошо сложиться — годика через два-три встретимся, поговорим опять о жизни… Ну, согласен?
— Согласен, — впервые за беседу улыбнулся Балис. — Убедили.
— Ну вот, — улыбнулся и Щеряга, — будешь теперь "нравственным человеком" по московским меркам.
— Это как?
— Да, приезжала тут одна подруга жены, вместе в Новокузнецке в школе учились. Жена у меня с Новокузнецка, да… Ну так вот, подруга эта теперь в Москве работает, литературовед. Вот, значит, поговорили мы с ней, примерно как с тобой, и в итоге она мне и заявляет: "Вы, Денис Владимирович, нравственный человек". Это как, спрашиваю. А так, говорит, что Вы продаетесь один раз в жизни, как настоящий рыцарь.
— Настоящие рыцари не продавались, — хмуро заметил Балис.
— Каждый понимает так, как ему легче. Если не может человек понять, как можно жить и не продаваться, то начинает придумывать себе всякие хитрые объяснения. Понимает ведь, что жизнь обмануть пытается, но, тем не менее, выкручивается.
— Почему — жизнь обмануть?
— Да потому что за одним объяснением потребуется другое. Ну, произвела она нас с тобой в настоящие рыцари, а дальше-то что? Говорит: понимаю, откуда рыцари в Средние Века брались. Но откуда, говорит, вы сейчас-то появляетесь?
— А Вы ей: "Объясняю"…
Щеряга расхохотался как-то очень свободно и искренне, видимо, добившись нужного для себя исхода разговора, он просто получал удовольствие от общения.
— Да не стал я ей ничего объяснять. Не поймет. Ну не верит она в то, что я чувствую себя ответственным за тех, кто живет в этих краях. За то, чтобы их не убивали, не грабили, не насиловали по ночам… И не поверит никогда, потому что не понимает, что так в жизни бывает. Тебе объяснял потому, что ты понять меня можешь, в тебя тоже с детства вбито, что есть такое понятие — долг, которое выше нас, выше нашей жизни. Пусть мы по-разному этот долг понимаем, но по сути он — один и тот же… Ладно, поболтали и будет. Значит так, как у тебя с деньгами?
— Пока что не бедствую, — уклончиво ответил Балис.
— Хорошо. Тогда летишь в Тюмень, оттуда — в Радужный. Позвони по этому телефону, — Щеряга протянул ему визитную карточку, — тебя в аэропорту встретят. Скажешь — я тебя направил. Я тоже сегодня позвоню, предупрежу. Давай, успеха тебе, парень.
— Спасибо… Счастливо.
— Счастливо. Надеюсь, еще увидимся.
ЛОНДОН. 2 НОЯБРЯ 1888 ГОДА ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
Из записок доктора Джона Г. Уотсона:
"…Холмс, подобно Потрошителю, превратился в ночное существо. Он исчезал с Бейкер-стрит каждый вечер, возвращался на рассвете, а день проводил в молчаливом раздумье…" [38]
Тащиться тем вечером в Ист-Энд Герману хотелось менее всего. Во-первых, поздняя осень — пожалуй, самое неподходящее время для экскурсий по Лондону: холод, пронизывающий ветер, туман. Ну а во-вторых, Ист-Энд, отнюдь не переполнен памятниками истории и архитектуры. Герману не раз приходилось проходить или проезжать среди казавшихся бесконечными кварталов однообразных мрачных домов из тёмно-серого кирпича. Нет, любоваться в этих местах было решительно нечем. Зато, куда ни повернись, сразу взгляд натыкался на какой-нибудь притон, даже если таковыми считать только пивные и ночлежки, исключая из списка многочисленные мюзик-холлы и дешевые меблированные комнаты, сдававшиеся за символическую плату тем, кто был не в состоянии платить больше. По иронии судьбы именно второе обстоятельство и превращало визит лейтенанта российского Флота Германа фон Лорингера в этот район в насущную необходимость: где-то в недрах Ист-Энда уже вторые сутки кутил лейтенант Сергей Белов. И если сейчас его не найти — скандал разразится преогромнейший. Сначала здесь, в Лондоне, а потом и в Санкт-Петербурге, в Адмиралтействе. А раз так, то товарища надо выручать. И пусть Сергей и Герман до визита в Англию были почти незнакомы, да и характерами не очень-то и сходились, однако же, флотское братство — превыше всего.
Первые два часа поисков ничего не принесли. Герман обошел около дюжины пабов, в которых русского офицера не видели и ничего о нем не слышали. Между тем стемнело, поднялся туман, а народу на улицах сильно поубавилось. Последнее объяснялось не столько поздним часом (жизнь в этих кварталах не затихала ни днём, ни ночью) сколько тем, что в городе вот уже три месяца свирепствовал таинственный Джек-Потрошитель — маньяк-убийца, оставлявший за собой расчлененные трупы. Все попытки Скотланд-Ярда напасть на его след оказывались тщетными, преступник, словно насмехаясь над полицией, рассылал в газеты издевательские письма, иногда прикладывая к ним кусочки внутренностей очередной жертвы — в качестве подписи.
Лейтенант не опасался нападения: объектом охоты Потрошителя были исключительно лондонские проститутки, однако от мысли, что, возможно, совсем рядом с ним в тумане бродит такой монстр в обличии человека, становилось не по себе. А если учесть, что туман становился настолько плотным, что уже в половине десятка шагов от себя с трудом можно было различить человеческий силуэт — поневоле станешь предельно внимательным и осторожным и будешь прислушиваться к каждому шороху.
Нервное напряжение, холод, легкий голод — достаточно причин, чтобы сделать небольшой перерыв в поисках, решил Герман. По местным обычаям половина восьмого вечера — самое время для обеда. Он решил, что немного задержится в ближайшем пабе, который будет достаточно приличным, чтобы там можно было есть и пить без особого риска для здоровья. Увы, найти подходящий паб в Уайтчепеле оказалось непростым делом. Следующие четыре паба Германа разочаровали: в них не было ни Белова, ни подходящих условий для отдыха. Но, наконец, в пятом, носящем название "Пьяный пони" (на вывеске художник довольно умело изобразил валлийского пони несущегося вскачь с таким бесшабашным видом, словно тот и впрямь слегка хлебнул для храбрости), его ожидал частичный успех: русского моряка там тоже не видели, но заведение оказалось достойным того, чтобы передохнуть.
Нет, разумеется, "Пьяный пони" оказался внутри отнюдь не ресторацией для джентльменов, каким-то чудом перенесенной в Ист-Энд из Челси, в пабе было весьма шумно, дым трубок смешивался с чадом очага и достигал под потолком такой густоты, что вполне можно было рискнуть повесить небольшой топорик. Гомон ремесленников, торговцев, разнорабочих, матросов и докеров сливался с пьяным хохотом девиц легкого поведения, разбавлявших мужскую компанию чуть ли не за каждым столиком. Однако, с другой стороны, пол и столы кабака выгодно отличались чистотой, запахи стряпни не вызывали неприятия, а у входа скучал вышибала весьма внушительных габаритов.
