Олег Дивов - Выбраковка
Гусев набрал побольше воздуха и смачно харкнул кровью, разукрасив физиономию палача до полной неузнаваемости. Тот с перепугу упал на спину, облился водой из кружки и чуть было не уронил на себя провод. Гусев довольно захохотал.
Ему снова надавали по морде, на этот раз – от души, с воплями и матом. Надо было позволить голове мотаться туда-сюда, смягчая удар, но у Гусева пару минут назад что-то хрустнуло в шее, и он боялся смещения позвонков. И так уже натерпелся после того, как несколько лет назад задержанный беспредельщик Кумар попытался оторвать ему башку. С тех пор Гусев ни одного клиента не взял без предварительной обездвижки – боялся. Разве что развратника Юрина оказалось неудобным сразу подстрелить. Что тут же повлекло за собой неприятности.
«Наверное меня захватили прямо в машине. Успел я включить маяк? Должен был успеть, это рефлекс. Засекли маяк или нет? – размышлял Гусев, стараясь гнать подальше мысли о том, какой в программе допроса следующий номер. – Кто меня взял? Все-таки не АСБ, манеры не те. Контрразведка? Охрана какого-нибудь гада из правительства? Может быть. В любом случае, они должны знать о маяке. Как его нейтрализовать? Допустим, я бы посадил в „двадцать седьмую“ человека с помехопостановщиком и угнал ее к черту на рога. Сколько же мне тогда держаться?! Я помню – когда солнцевские захватили по дурости Баранова… Нет, какой к черту Баранов, это был Овчинников по прозвищу „Бедная Овечка“. Героический мужик, случайно оказался свидетелем ограбления и один попер на шестерых. Сразу чеку сорвал, знал, на что идет. Так вот, Овечку нашли через полтора часа. То, что от него осталось. А что от меня останется через полтора часа? А через два с половиной?»
– Чего ты добиваешься? – спросил невидимка почти ласково.
– А ты? – промычал Гусев.
– Я хочу задать тебе несколько вопросов. И чтобы ты не валял дурака, а ответил. Честное слово, мне совсем не в радость смотреть, как тебя уродуют, Но ты сам заставляешь это делать. Не понимаю – зачем?
– А я не понимаю, зачем меня уродовать, когда есть сыворотка правды. Один укольчик, и все, что у меня в голове – твое.
– Долго ждать, пока сработает. Мы надеялись на сотрудничество. Признаться, не ожидал, что ты настолько глуп.
– Я очень глупый, – согласился Гусев. – Я просто тупица.
– Значит, ты вынудишь применить к тебе серьезные меры. Поверь, мне очень жаль.
– А мне-то! – Гусев выпятил губу, прицеливаясь, но понял, что невидимка стоит за пределами зоны поражения. Поэтому он миролюбиво харкнул себе под ноги. Крови у него во рту хватило бы переплюнуть матерого верблюда.
Страшно по-прежнему не было. Только стыдно, противно и унизительно. Почему-то казалось неприличным предстать в таком чудовищном виде перед теми, кто явится на выручку.
Если, конечно, явится.
А так… «У меня, как у любого, есть предел. Скоро он наступит. Очень интересно – разговорюсь я, или вконец обезумею? Мне и так уже порядочно свернуло башню. Ишь, как уперся! Действительно: что они могут со мной сотворить? Лицо раскурочили – так не мое ведь это лицо, я не смог полюбить его по-настоящему. Зубы выбьют? Все равно половина вставных с той самой автокатастрофы. А всерьез меня калечить у них, похоже, нет приказа. Вот где ваша слабина, подонки. Кому-то я очень нужен живой. Непонятно только, почему меня не схватили утром, дома, пока спал. Допустим, замок мой вскрывается непросто, да и сигнализация тут же оповестит ментовку. Но этим, наверное, с милицией договориться – раз плюнуть. Так чего они ждали? Проклятье, совершенно не помню, как и где именно прошел захват».
На бедро пролилось что-то жидкое. Гусев склонил голову посмотреть, увидел капельки воды, и тут же – те самые оголенные провода. Успел только внутренне сжаться.
Это было как ожог, и ударило прямо в душу. Снова хрустнула шея. Гусев невероятным образом изогнулся, ничего уже не понимая и не чувствуя. Его швырнуло в такую бездну, откуда непросто выкарабкаться, когда боль пройдет.
По-настоящему больно. Чересчур.
Настолько чересчур, что Гусев опять не закричал. Он ждал от себя какой угодно реакции, но то, что случилось дальше, его просто напугало.
Гусев дико, безумно, оглушительно захохотал.
Провода уже оторвались от тела, а Гусев все подпрыгивал вместе со стулом, мотал головой и страшно ржал, брызжа кровавыми слюнями. Потом он начал отдуваться.
А потом заплывшими, но все равно округлившимися глазами уставился в направлении луча, который уже не слепил, поскольку смотреть было почти нечем, и произнес:
– Ну вы, блядь, даёте!!!
– Еще хочешь? – услужливо спросил невидимка.
– Конечно! – заорал Гусев. – Конечно хочу! Почему двести двадцать?! Триста восемьдесят сюда!!!
Его прижгли снова, и он мгновенно вырубился.
* * *Переворот, названный позже «октябрьским путчем», начался в три часа дня субботы. Не самое удобное время для масштабных операций по всему городу, но у путчистов были вполне определенные задачи. Пятнадцать ноль-ноль – пересменка у АСБ, когда в отделения подтягивается максимум выбраковщиков, и их можно брать оптом. Брать легко: утренняя смена устала, а вечерняя еще толком не проснулась.
Такого расклада не предполагал даже Гусев со всей своей хваленой тревожностью. Настоящего дворцового переворота он вообще не ждал. И того, что выбраковщиков назначат главными козлами отпущения – тоже. Ему-то казалось, что «плохих» уполномоченных просто сменят на «хороших», и все дела. Придут с оружием, скажут лечь на пол… Ему просто в голову не приходило, каким страшным жупелом стала выбраковка в масштабах Союза, и как удобно показать стране, кто тут хозяин, учинив в очагах вселенского зла – отделениях АСБ, – массовый разгром.
Нападавшие появились в лучших традициях Агентства – словно из-под земли. Крепкие молодые парни, натасканные на штурмовку зданий и подгоняемые мыслью о том, что расчищают место для себя, вваливались в офисы и с порога кричали: «АСБ! Вы арестованы, сдайте оружие!». К их великому удивлению, в ответ немедленно летела пуля, слава Богу – не бронебойная, но все равно очень злая. Тем не менее, «молодые» без особых помех одолели Восточное, Южное, Северо-Западное и Северо-Восточное отделения, и многих там поубивали. На западе атакующим пришлось туго – идущая с маршрута тройка засекла подозрительные автобусы, стягивавшиеся к офису, и дала сигнал общей тревоги. Но численный перевес сыграл роль: отделение продержалось от силы минут десять.
Юго-запад в полном составе вышел на улицу с поднятыми руками и накидал во дворе гору оружия. Сдавшихся погрузили в автобусы, на которых подкатил штурмовой отряд, и куда-то увезли. «Юго-Восточников», сидевших в отдельно стоящем здании с хорошо простреливаемой территорией вокруг, пришлось выковыривать целых полчаса, и из этого отделения не уцелел никто.
И только в Центральном нападавших ждал неприятный сюрприз. В окнах горел свет, двор битком забили машины – все указывало на то, что здесь полно клиентов. Но внутри офис был совершенно пуст. Только в вестибюле сидела небольшая компания и смотрела по телевизору, как диктор читает обращение к нации.
– Дежурный по отделению старший уполномоченный Корнеев, – бросил один из зрителей через плечо бряцающей оружием толпе. – Не шумите так, детишки, я не слышу ни хера, чего он там бормочет…
* * *Как известно, на президентские дворцы и прочие крепости, в которых размещается власть, нападают только в двух случаях. Либо приезжает на танках собственная армия, которой надоело бездельничать, либо на машине таранит ворота сумасшедший идейный террорист с бомбой в багажнике. Все остальные почему-то считают, что эти объекты слишком хорошо охраняются, и поэтому захватывать нужно в первую очередь банки, телевидение и нервные узлы энергетической системы, прикрытые не в пример хуже.
Той же точки зрения придерживаются и лица, отвечающие за госбезопасность. Традиционно их усилия направлены в основном на выявление потенциальных маньяков-бомбистов и раскрытие заговоров в силовых министерствах. Непосредственной охране зданий и территорий внимания уделяется куда меньше. Это системы настолько отлаженные, что в них уже просто нечего подправить. Вроде бы.
На самом же деле гарнизон любой крепости подсознательно чувствует себя припертым к стенке. В случае нападения извне гарнизону некуда отступить – только откатываться все глубже внутрь. Да, атакующих обычно гибнет втрое, а то и впятеро больше, чем обороняющихся. Но если в атаку идут настоящие мастера, ситуация иногда меняется с точностью до наоборот. Удивительно, но после того, как легендарная «Альфа» раскурочила неприступный дворец Амина, ни у кого в голове соответствующий звоночек не прозвенел.
В Центральном отделении АСБ города Москвы особенных специалистов по штурмовым операциям не водилось. Большинство уполномоченных имело, разумеется, боевой опыт, но воевали они давно и успели с тех пор обрасти жирком как в прямом, так и в переносном смысле. Отдел внутренней безопасности Агентства располагал по этим людям всеми данными и незадолго до путча выдал наверх прогноз: от Центрального особого сопротивления не ждать. Никто не сообразил, что если выбраковщиков как следует прижмет, они могут повести себя, будто нажравшиеся мухоморов берсерки. И тем более никто не учитывал давно известный факт: когда нужно бросаться на амбразуру, истерики и психопаты могут сработать не хуже самых продвинутых мастеров.