Игорь Чужин - Уйти, чтобы не вернуться
Мы вошли во двор и поклонились хозяевам, а затем началась торжественная встреча дорогих гостей, которую я пару раз видел в Верее со стороны, а потому довольно успешно вписался в традиционный ритуал. Преподнеся гостевой ковш зелена вина и троекратно облобызав, Еремей представил меня своей родне, и после традиционных вопросов о самочувствии и пожеланий здоровья и процветания хозяйскому дому нас пригласили в терем.
Моих дружинников сразу проводили в трапезную, где для них был накрыт стол, а меня Еремей пригласил для приватной беседы в свой кабинет. Я без возражений принял приглашение, хотя уже успел проголодаться, но разговоры лучше вести на трезвую голову, пока мозги еще могут что-то соображать.
– Ну здравствуй, друже! – в очередной раз обнял меня Еремей, едва мы вошли в его покои. – Я только второй день дома, но уже наслышан о твоих успехах! Надо же, как ты высоко приподнялся меньше чем за два месяца. Уже и мастерские у тебя на откупе, три с лишним десятка работных людей и подмастерьев у тебя в услужении. Говорят, даже приказчика из своих, из псковских нанял! Неужто у тебя в приказчиках сам Михаил Жигарь ходит?
– Не знаю, об одном человеке мы с тобой говорим или нет, но приказчика моего действительно кличут Михаилом Жигарем.
– А сын Андрей и дочка Любава у него имеются?
– Да вроде есть такие.
– Значит, это он. Ну ты и проныра, Алексашка! Михаил купец во Пскове первейший был, да беда его подкосила. Если бы я раньше о той беде знал, то сам к такому человеку с поклоном пошел бы. Чтобы такую голову к своему делу пристроить, и за ценой бы не постоял, его наука да связи дорогого стоят! Правда, горд он не в меру, поэтому ни к кому из наших купцов под руку и не пошел, а к тебе, незнакомцу, нанялся. Цени! У Жигаря глаз наметанный, если он с тобой дело иметь решил, значит, глянулся ты ему и виды он на тебя имеет. Такой человек слово держит, а если вы в «кумпанство» в долях войдете, то ты отцово наследство во Пскове быстро выкупишь. Вот тогда и сядешь во главе хозяйского стола на место родителя, а потом с дядькой за обиду поквитаешься. Я, пока в Волочке водного пути дожидался, исподволь потолковал с псковскими купцами насчет дел твоих семейных. Врать не буду, но поначалу сомневался я, что ты сын Данилы Савватеевича Томилина. Однако псковичи баяли, что промеж людей торговых ходили слухи, будто сын Данилы выжил, а не сгинул в полоне, как сказывали. Дядька твой, Кирилл Савватеевич, даже подсылов к свеям отправлял, чтобы убедиться, что ты сгинул. Ан нет, вернулись те люди с вестями недобрыми и доказательств твоей смерти не добыли. По слухам, Кирилл своих подсылов едва до смерти не прибил, так что, пока ты в силу не войдешь, тебе лучше остеречься и себя не показывать, ну а там с Божьей помощью все образуется!
– Еремей, дела мои семейные запутаны, словно гордиев узел, и их одним махом не разрубишь, поэтому оставим этот разговор до поры. Лучше расскажи, как ты сам и удалось ли в Волочке с прибытком расторговаться?
– Твоими молитвами, Александр, да с Божьей помощью подфартило мне в Волочке. Застрял там из-за распутицы должник наш давний, которому два года назад большие деньги в залог были дадены. Долго тать от долга скрывался, да вот добегался. Взяли мы его тепленького да на правеж в волоцкую Разбойную избу спровадили. Посадник присудил мне за долги обоз должника с мягкой рухлядью[28], его закупов и лавку со всем товаром, так что вира за воровство прибылью обернулась. Вернулся я домой с прибытком, которого не ожидал, вот почему мы на десять ден в Волочке задержались. Когда я вчера в усадьбу приехал, так матушка на радостях сразу за мной первенство в роду признала и передала в мои руки отцову печать и казну. Брат мой младшой Никифор тоже мое первородство признал и побожился перед образами, что полностью покорился моей воле! Теперь Еремей Иванович главный в роду Ушкуйников, а потому мое слово не только честью одной подкреплено, но и властью кончанского старосты, а также казной немаленькой!
– Я рад за тебя, Еремей. Как говорил Господь – ищите и обрящете, вот и ты за труды свои получил воздаяние.
– Друже, без твоей помощи мои кости давно бы уже раки на дне Москвы-реки догрызали, поэтому долг у меня к тебе неоплатный. Теперь ты мне за брата, а казна моя для тебя всегда открыта! Только скажи, сколько серебра нужно, отдам не задумываясь! – распалился купец.
– Еремей, спасибо за слова лестные, только не будем серебро с дружбой мешать. Сейчас дела у меня идут неплохо, ну а если понадобится, то к тебе первому за помощью обращусь. Договорились?
– Как знал, что ты откажешься! Псковичи баяли, что все Томилины горды без меры, будто не рода купеческого, а князья родовитые. Ладно, оставим в стороне разговор досужий, а поговорим о деле важном. Ты знаешь, что тебя людишки из Разбойной избы князя московского днем с огнем ищут?
– Нет. Впрочем, был на меня навет облыжный, но не думаю, чтобы князь Иван по мне лично соскучился.
– Князь Иван Третий об Алексашке Томилине, может, и не ведает, но Степан Бородатый – думный дьяк, разбойными делами у Ивана ведающий, очень хочет с тобой познакомиться! В Волочек за тобой целая ватага его людей из Москвы тайно прискакала. Подсылы московские землю носом роют, тебя разыскивают. Один из моих знакомцев признал среди московских подсылов Кузьму Татарина. Этот душегуб у Степана Бородатого заместо пса цепного, его людишки о тебе расспрашивали. Я, чтобы беду от тебя отвести, эту шайку в Тверь спровадил, пустив слух, что ты со своей дружиной туда подался, но это только выигрыш времени. К середине июня нужно ждать гостей незваных в Новгороде, так что тебе лучше до поры съехать из города. Ты помнишь, что я тебе предлагал вместе с моим братом в Любек отплыть? Немцы должны к середине второй седмицы июня свой товар распродать и отплыть с караваном в Ганзу. Брат две наши ладьи с тем караваном в Любек поведет, а вы вместе с ними охраной пойдете. За свое хозяйство не беспокойся, Жигарь купец справный, не разорит, да и я пригляжу что да как. Ты согласен?
– Согласен, – коротко ответил я.
– Вот и ладно. А пока вы в Ганзе будете, я с московскими подсылами здесь разберусь. Новгородцы Степану Бородатому убийство князя Дмитрия Юрьевича Шемяки не простили, так что жарко Татарину в Новгороде будет! Ну а теперь пойдем пировать, нас в трапезной, наверное, уже заждались, негоже людей заставлять долго ждать, – закончил разговор Еремей, и мы отправились праздновать.
Я первый раз присутствовал на настоящем пире, описываемом в русских летописях, поэтому для меня здесь все было в новинку. Да, любили и умели гулять наши предки, а пир на Древней Руси не чета тусовкам двадцать первого века. Здесь я впервые в жизни увидел на праздничном столе целиком запеченного быка и двухметрового осетра, а гусей, кур, солений и варений на столе было без счета. За хозяйским столом сидело «всего» два десятка гостей, так как на пир были приглашены лишь властная верхушка Славенского конца города, а также чиновники из городской администрации. Правда, за столами для менее родовитых гостей, старшей дружины и приказчиков расселись еще человек сорок, но это считалось недостойным внимания, так как было делом обыденным. Поскольку пир был малым и семейным, новгородский посадник и тысяцкий отказались от приглашения, сославшись на государственные дела, однако прислали своих представителей. Если такое грандиозное мероприятие считается малым пиром, то какой же большой? Еремей усадил меня на почетное место по правую от себя руку, произнес здравицу во славу своих гостей, и начался пир.
Поначалу я вел себя скованно, так как боялся нарушить правила заведенного этикета, но скоро выяснилось, что нравы за столом весьма демократичные, а после очередного кубка вина, запитого хмельной медовухой, я подобрел и окончательно расслабился. К моему удивлению, хозяин колесной мастерской Алексашка стал уже довольно известной личностью в купеческой среде, и имелось много желающих выпить со мной на брудершафт, чтобы завязать дружеские отношения. Колеса, щиты, а особенно стрелы прочно заняли верхние строчки в графе «красного товара», который мне предлагали поставлять даже на экспорт. Я благоразумно открестился от всех заманчивых предложений и вежливо отправил своих собутыльников к моему приказчику Михаилу Жигарю. Коммерческие предложения сразу иссякли, так как деловую хватку псковского купца в Новгороде хорошо знали, и началась обычная русская пьянка с песнями и плясками.
Поддатых гостей развлекал местный хор имени Пятницкого, состоящий из десятка дворовых девок, пятеро скоморохов с ручным медведем и два гусляра, которые по традиции затянули занудную былину про осточертевшего князя Ингваря. Меня снова перекосило, словно от зубной боли, и я накатил очередной кубок вина, чтобы хоть как-то унять раздражение. Неожиданно из-за стола поднялся хозяин праздника Еремей и запустил в гусляров недоеденным свиным мослом и громко крикнул:
