Воин-Врач III (СИ) - Дмитриев Олег
Аудитория восторг выражала живее нас с князем, репликами вроде «ну и рыло», «как живой, падла» и «эту харю я точно вчера на дворе видал». А я подумал, что внезапно стал названным отцом одной из самых удивительных девушек в обоих мирах и временах, где мне довелось жить. И что жена у Всеслава редкая умница. И что Боги продолжают играть за нас.
— Домна, к кому ещё подходили? Две было девки, — неожиданным вопросом князь заморозил обеих. Но зав.столовой отмерла быстрее:
— Ганна, князь-батюшка, с ним сейчас под восточной стеной гуляет. Он, гад такой, сразу к обеим ластиться начал, клинья подбивать. Я велела идти ей, раз уговор был, чтоб не спугнуть супостата, — ответила тайная язычница, доверенное лицо и правнучка великого волхва.
— Добро. Умница и ты, и девки твои. Найди Одарке место получше, сможешь? — снова думая на три шага вперёд, чуть невпопад спросил князь.
— Да куда уж, княже? Она ж ключницей в тереме, — удивилась Домна.
Вот так и бывает, когда вокруг внешнеполитическая канитель и тайные операции за тридевять земель. Кто дома завхозом работает — и узнать некогда.
— А чего тогда при кухне отирается? — удивился Всеслав.
— Так у ней под счёт всё, да своих работников с полдюжины, нет резона в каморке над записями сидеть да по сто раз за дураками пересчитывать, — явно честно и совершенно точно гордясь ученицей ответила Домна. — Вот и помогает мне, чтоб без дела-то не скучать.
То есть ключница, если не самый главный, то уж точно в тройке лидеров из дворни, просто так ходила помогать зав.столовой. Вот тебе и теория управления, вот тебе и серые кардиналы.
— Умницы, ещё раз повторю. За службу вашу добрую и честную благодарю от сердца. Что каждой из вас надо, да той ещё, что под восточной стеной службу несёт сейчас, скажете. Смогу — найду и дам. Молока птичьего только не просите, девоньки — кур доить не обучен, — неловко пошутил князь. Но по лицам всех за столом и вокруг было понятно — не поверили. Этот, по их твёрдому мнению, мог кого угодно выдоить.
— Гнат, эту морду лаком покрыть, высушить, тряпками обернуть да чтоб завтра весь город знал. Антип, поможешь?
— Если дозволишь, батюшка-князь, воевода тайным ходом под стену подворья вынесет, из рук не выпуская покажет, а я соберу вокруг десятка три самых глазастых да шустрых. Коли жив тот, что на бересте намалёван, да по городу ходит — до обедни сыщем, — внимательно изучая портрет, отозвался Шило.
— Ладно. Гнат, сделай. Ещё вот что, други. Надо мне найти Пахома Полоза. Слыхал ли кто о таком? — спросил князь.
Изменившиеся лица всех мужиков, включая даже Гарасима, что было и вовсе уж неожиданно, давали понять, что про упомянутого Пахома в горнице не знали только мы со Всеславом.
Глава 23
Поймать змею
История выходила наипоганейшая. Слушая байки и сказки, что выдавали нетопыри, молодой и старый, а главное — Антип Шило, которому почему-то верилось даже больше, чем Рыси, Всеслав наполнялся яростью. И дело было даже не в том, что под ударом этого полулегендарного персонажа оказался он сам и его семья.
Я же вспоминал истории из далёкого будущего, читанные в книгах и виденные в кино, но в основном — из газет и из выпусков «Последних известий» в девяностые годы. Тогда грустно шутили, что новости каждый день и вправду могли стать последними, без всяких кавычек. Те, кто имел несчастье наблюдать по всем каналам «Лебединое озеро», меня поняли бы. Но в этом времени таких не водилось. Поэтому для них, не искушённых иными средствами массовой информации, кроме баб на торгу и пристанях, было труднее поверить в такие страшные байки. Мне же пришли на память всякие «Шакалы», бывшие милиционеры с греческими фамилиями и кличками, Медведковские и Ореховские Саши и Лёши-Рядовые. И снова оказалось, что корни у привычки решать вопросы убийством неудобных и неугодных тянулись в прямом смысле слова вглубь веков. Вот в это самое время, например.
Пахома Полоза в лицо не видел никто и никогда. Поговаривали, что его не существовало вовсе, а под именем и кличкой этими скрывалась целая шайка лютых убийц, для которых не было ничего святого. Никого из них, впрочем, тоже никто не видел в глаза и за руку не ловил. Но им приписывались все «громкие» ликвидации за последние пару десятков лет. И не только громкие.
Мне, как жителю двадцатого и двадцать первого веков, было сложновато ориентироваться во всех этих хитросплетениях –славов и –славичей, но очень выручала память Чародея, который знал многих из поминаемых в этих рассказах лично. Когда речь шла о высших эшелонах власти. А Пахом Полоз и его подручные, как получалось, промышляли не только в них.
Гадкая история выходила со Смоленскими князьями, младшими братьями Ярославичей, Вячеславом и Игорем. Они по очереди, один за другим, занимали княжеский престол, а через два-три года умирали при странных обстоятельствах. И город в конечном итоге перешёл под контроль Изяслава. Как и многие другие, где менее известные и родовитые князья мёрли как мухи один за другим. Можно было, наверное, списать всё на эпидемии и прочую антисанитарию, но в контексте обсуждаемой фигуры Полоза получалось это плохо.
Старший сын Ярослава Злобного Хромца, Владимир, который сидел в Новгороде и по лествичному праву сам являлся великим князем, тоже почил в бозе семнадцать лет назад очень скоропостижно и неожиданно.
Антип Шило говорил фактами, по-военному. Купец Гаврила Псковский нашёл способы выгодно и быстро проводить Двиной богатые караваны с янтарём. Сгорел со всей семьёй в бане. Его Туровский коллега, расторговавшийся широко пенькой и пушниной, умер прямо на пиру, посинев и изойдя кровью с обоих концов. В Новгороде и на Ладоге таких историй было больше десятка. И все предприятия на удивление быстро переходили в другие, цепкие и жадные руки. Ниточки от которых тянулись в Киев, где бо́льшая их часть сходилась к тому самому Микуле, что на первом судилище, устроенном Всеславом, хотел «отжать» землю и дом кузнеца Людоты у его вдовы. И который потом поведал Гнатовым много отвратительных тайн, дрожа и заливаясь слезами в том пору́бе, откуда совсем недавно вышел сам великий князь с сыновьями. В том числе и про их с Изяславом государственно-торговое партнёрство.
— Мы думали было к рукам прибрать пару пристаней и складов, — спокойно рассказывал Шило, — но княжьи люди Звону намекнули, что не надо. Недолго в чужих руках добро пробудет, а после ни рук тех, ни хозяев их никто и искать не станет.
Всё выходило в точности, как в моё время. Пока жабы с гадюками сварились да грызлись по своим болотам, до них никому дела не было. А когда кто-то из них одерживал победу и разевал пасть на кусок пожирнее, тут же приходили скучные люди от дракона, тайного, но настоящего хозяина этого и прочих жирных кусков, и доступно разъясняли, что вот именно этого трогать не нужно. Понятливые жабы или гадюки продолжали булькать дальше. К непонятливым приходил чёрной тенью Полоз или его аспиды. И у дракона становилось на несколько жирных кусков больше.
Пока Домна с Одаркой ахали и размазывали слёзы, мы с князем думали. Крепко и очень напряжённо. Ясно, что переход всех активов жадного прежде, а ныне покойного Микулы под фактический контроль Глеба, а юридически — в ведение великого князя Киевского, вряд ли понравился, так скажем, «конечным бенефициарам». В числе которых уже бесспорно был Изяслав, что кормил сейчас вместе с ляхами раков и налимов под Вышгородом. И, судя по всему, Всеволод, который в Триумвирате Ярославичей играл «вторым номером». Святослав, исходя из фактов, в их троице был фигурой номинальной, протокольной, которая никому не мешала и в дела братьев не совалась. А ещё были, как выяснилось, некие загадочные «друзья», что обещали дяде на неделю дать пограбить наш город и окрестности. Зная натуру Переяславского князя, после его прогулки новым хозяевам досталось бы немного. Другое дело — планировали ли они сохранять город в принципе? Или после наступления Киев просто выгорел бы дотла, дав понять русским дикарям, что нет у них больше ни своей власти, ни столицы. А дальше дорожка прямая: Смоленск, Псков да Новгород. И на Днепре, Двине, Десне, Великой, Ловати и Волхове, как и на речках малых, сядут другие люди, чтобы держать в руках торговлю и ресурсы богатой и обильной земли. И всё из-за неуёмной жадности одной хитрой твари, что притащила на наш двор тайных убийц. Вот мразо́та!