Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ) - Хренов Алексей

На этот раз опасность миновала. Фигурка под опорой снова пришла в движение.

Ещё несколько рывков — и она добралась до верхней части каменной кладки, осторожно устроившись прямо под полотном моста, стараясь не производить ни малейшего шума.

Через секунду вниз полетела верёвка.

Из темноты послышался слабый всплеск — у опоры её подхватили. Через мгновение верёвка натянулась и потянула вверх первый свёрток. Наверху, в глубокой тени, человек осторожно принял груз, аккуратно закрепил его и снова отпустил верёвку вниз.

Прошло совсем не много времени и вторая партия пошла вверх.

Илья видел, как часовые достигли противоположных концов моста, развернулись, вновь пошли навстречу друг другу. Старинов напряжённо следил за их движением, его пальцы нервно гладили приклад пулемёта.

Часовые продолжили свой обход, не зная, что прямо под их ногами, в тени каменных опор, разворачивается операция, которая может изменить ход этой войны.

Часовые снова встретились на середине моста. Было видно, как они опять заговорили, один устало потер шею, другой потянул из кармана пачку сигарет. Полностью нарушая устав караульной службы, закурил, пряча сигарету в ладонях, прикрыв её от ветра. Второй, принимая из его рук спичку и тоже поднос огонь к сигарете. Они стояли, видимо лениво переговариваясь, обсуждая какие то свои события.

Старинов замер неподвижным изваянием, поймав в прицел стоящие рядом фигуры часовых.

Минуту спустя огонек сигареты вспыхнул в темноте последний раз, и окурок полетел вниз…

Прямо в зацепившийся за опору «куст»!

«ДИНАМИТ!» — в ужасе успел подумать Старинов.

Секунда — и внутри куста что-то дернулось. Ветви шевельнулись, раздался всплеск, будто кто-то торопливо бросил камень в воду.

Наверху один из часовых подошёл к краю моста, перегнулся через перила и, стал вглядываться в темноту.

Течение медленно колыхало куст, но теперь ветви словно неестественно топорщились, чуть подрагивали, будто скрывали что-то внутри.

Часовой что то крикнул вниз, сжимая винтовку. Ответа не последовало. Но куст снова шевельнулся. Часовой дернулся назад, запоздало разевая рот в тревожном крике. И что есть мочи заорал. До Ильи докатился искаженный эхом голос.

Прожектор, до этого лениво скользивший по берегу, вдруг рванулся к мосту и осветил реку. Яркий свет врезался в темноту, как нож. Сначала он высветил куст, а потом и фигуру на опоре моста.

БАХ!

Грянул выстрел.

Часовой судорожно передергивал затвор винтовки. Он вздрогнул, отшатнулся, но уже было поздно — снизу раздались короткие, глухие хлопки пистолетных выстрелов.

Часовой взмахнул руками, винтовка выпала из его пальцев, полетела вниз и с тихим всплеском исчезла в реке.

А затем сам часовой, как тряпичная кукла, завалился через перила, и рухнул в воду.

**Alarma!** — громкий звон разрезал ночь, как нож. В караулке что-то грохнуло, затем раздались крики, хлопнула дверь, и через несколько секунд из темноты начали выскакивать франкистские солдаты. Сноп света прожектора заметался по кусту, по воде, по опорам моста.

**Бах! Бах!** — Выстрелы снова оглушили тишину.

Илья не раздумывал. Его пальцы стиснули спусковой крючок, и пулемёт дернулся в руках. Очередь ударила в силуэт второго часового, разрывая его пополам.

Но в тот же миг сверху, на опоре моста, тёмная фигурка дрогнула, обмякла и сломалась пополам.

Тело полетело вниз, переворачиваясь в воздухе, ударилось о воду с сухим, хлёстким всплеском и тут же исчезло в темноте.

**Тра-та-та-та!**

Длинная очередь пулемёта от края моста осветила ночь вспышками выстрелов. Он бил яростно, захлёбываясь, рассыпая смертельный град свинца по реке, по кусту, по теням у берега.

Старинов вжал приклад в плечо, щурясь от ярких всполохов. Он прицелился и, не давая врагу шанса, дал длинную очередь в сторону вражеского пулемёта.

Тот дёрнулся, очередь ушла в небо, поперхнулся и замолк.

Но было уже поздно.

**Пах! Пах!**

Снова раздалось несколько выстрелов с противоположной стороны моста, от караульного помещения.

И вдруг, куст у опоры моста расцвёл огненным взрывом.

БАБАХ!

Вспышка осветила реку, ударная волна прокатилась по воде, раскатив гулкое эхо в ночи. К мосту рванулись языки пламени, разорванные куски листвы и веток полетели в стороны. По ушам ударил грохот взрыва.

Старинов отпрянул от прицела пулемёта, закрывая глаза.

Пламя ещё полыхало внизу, освещая ночное небо, гонимое ветром облако дыма медленно расползалось в стороны. Клочья листвы и клубы пыли крутились в воздухе, оседая на тёмную водную гладь.

На секунду Старинову показалось, что мост валится…

Но каменная громада моста лишь содрогнулась, но не рассыпалась, не рухнула.

Мост выдержал!

Грохот взрыва эхом раскатился по ночному небу, сотрясая воздух и отдаваясь в каменных арках. Огонь на мгновение осветил реку, выхватив из тьмы перекошенные тени, но когда вспышка угасла, стало ясно — мост всё ещё стоит.

Испанцы не успели заложить динамит под опору.

Они сделали всё, что могли, но этого оказалось недостаточно. Вода взревела от ударной волны, в стороны разлетелись обломки ветвей, клочья травы, каменная крошка.

Взрывная волна ушла вверх, растеряв свою силу, не сумев подломить несущие арки.

Грохочущие камни со стуком падали в реку, тонкие трещины змеились по старой кладке, но само сооружение осталось целым. Слишком крепким, слишком мощным, чтобы так просто рухнуть.

Тёмная вода, колыхаясь у основания, смывала следы разрушения, поглощая клочья дыма и пепла.

А на мосту враг уже приходил в себя.

Кто-то заорал что-то на испанском, голос его сорвался от напряжения. Прожектор снова метнулся вниз, выхватывая хаос у реки. Сапоги гулко застучали по настилу. Франкисты уже не паниковали — они приходили в ярость. Раздались выстрелы и снова застучал пулемёт.

Старинов на секунду закрыл глаза. Операция провалилась. Мост остался стоять. Мост не рухнул.

Фьють, фьють…

Пули свистели совсем рядом, срывая листья, ударяясь в камни, с сухими хлопками впиваясь в землю.

Двое его товарищей остались там, внизу, в реке. В пламени взрыва.

Зубы стиснулись сами собой. Он знал, что в этом проклятом деле всегда есть потери. Но одно дело понимать, что смерть — неизбежная тень, шагающая рядом, и совсем другое — видеть, как твои люди исчезают в языках пламени.

Илья Старинов развернулся и стал отползать.

Вдруг словно раскалённый штырь вонзился в его левую ногу, пробивая мышцы, разрывая плоть. Боль вспыхнула мгновенно, взорвалась ослепительной вспышкой в сознании. Тело дёрнулось, мышцы свело, дыхание сбилось. Перед глазами резко поплыли багряные пятна.

Голова стукнулась о землю, воздух вырвался из лёгких, пальцы разжались, и пулемёт с глухим стуком упал рядом.

Сознание ускользнуло и наступила темнота…

Вторая половина июня 1937 года. Окрестности около города Авила.

Самолётик, избавленный от тяжёлого груза, словно вздохнул с облегчением и с готовностью подпрыгнул вверх, легко поднимаясь в ночное небо. Он набрал высоту, радостно тарахтя моторчиком, послушно откликаясь на малейшие движения руки пилота.

Лёха внимательно следил за окружающим пространством и местностью внизу. Третий раз он уверенно вышел к району посадки. Появились знакомые очертания холмов, извилистая лента реки, пятна рощ и открытые луга.

Наш герой убрал газ и плавно пошёл на первый проход, всматриваясь в сумеречную темноту летней испанской ночи. Ничего. Он сделал второй круг, чуть изменив маршрут, стараясь разглядеть хоть какие-то признаки посадочных огней. Где-то в глубине души поднялась нехорошая тревога.

Ни тусклого красного проблеска, ни едва заметных отблесков на земле.

Ориентируясь скорее на внутреннее ощущение рельефа, чем на видимость, он зашёл ещё раз и, наконец, увидел тусклый огонёк.

Сориентировавшись, он плавно вывел машину на посадочную прямую, опустил её ниже, сбросил скорость. Взгляд привычно выискивал ровное место среди тёмных пятен земли. Колёса мягко коснулись грунта, самолётик немного подскочил, но быстро стабилизировался, покатился дальше, подпрыгивая и постепенно теряя скорость.