Юрий Корчевский - Владычный полк
– Жаль.
– Другого толмача возьми.
– Искал уже, но откуда здесь толмач с турецкого?
Андрей вежливо попрощался и отошел.
Ярмарка в Нижнем была огромной и тянулась на несколько верст. После покорения Иоанном Казани и свободного судоходства по Волге город стал воротами, главным перевалочным пунктом по торговле Руси и Востока. Здесь разгружались крупные суда, вроде насадов, на более мелкие, с небольшой осадкой, отсюда расходилась по Руси астраханская рыба, особенно осетр. На высоком левом берегу Волги для защиты города стоял каменный кремль, воздвигнутый архитектором Фрязиным. И третья часть гарнизона была иностранной – поляки, литвины, шведы, голландцы. Иностранная речь звучала везде – в городе, на ярмарке, на причалах, которые тянулись на версты. Так что работы Андрею хватало. Радовало, что приходилось много общаться с людьми, – это не в подвалах у Гермогена сидеть с пыльными бумагами. Вот только важного дела не было.
Да, Андрей зарабатывал себе на жизнь – даже удавалось копить деньги. Но после разгрома Великого Новгорода как будто стержень из него вынули. Вроде по инерции жил – ел, пил, спал, работал. Не было цели, к которой он бы стремился, ради которой можно было рискнуть. Не хватало активных действий, аналитической работы, опасности. Выражаясь по-современному, Андрею не хватало драйва, адреналина. Когда к нему привыкаешь, обычная жизнь кажется пресной. Не хватало ему и друзей, общения. С торга и ярмарки – на постоялый двор, ужин и постель. И завтра то же, что и вчера, и послезавтра…
То ли одиночество сказалось, то ли весна, но Андрей стал заглядываться на девушек – все-таки он молодой здоровый мужик. А за последний год только с Аглаей в Москве потешился немного. Да и то – замужняя она, не с руки, перспектив нет. Андрей даже немного тяготиться стал такой жизнью.
Как-то вечером он сидел в трапезной, выпил немного, прежнюю жизнь вспомнил. И неожиданно его потянуло спеть. Наверное, вино стало тому причиной. Начал он петь потихоньку, можно сказать, себе под нос. И не модный шлягер: такие слушать можно, а вот спеть за столом – нет. Почему-то запел «Землянку» военных лет – отец его иногда ее пел:
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза…
Шум в трапезной тут же смолк, едоки слушали песню с изумленными глазами – никогда, естественно, они такой раньше не слышали.
Когда Андрей допел, уже в голос, на несколько минут повисла тишина.
Слегка покачиваясь, к нему подошел подвыпивший купец:
– Славно поешь… И песня жалостливая, ажно слезу давит. Не слыхал я такую никогда. А еще что-нибудь можешь?
И Андрей затянул «Ой, мороз-мороз, не морозь меня». Пел он с чувством, проникновенно. Люди еду оставили, вокруг него столпились. А он глаза закрыл: не сфальшивить бы да слова не забыть. А когда закончил и ее, увидел вокруг себя тесный круг постояльцев. Смутился слегка – ведь не для публики пел, для себя. А народ расчувствовался: ни одну из песен никто из них никогда раньше не слышал. Стали они на стол монеты кидать.
У Андрея от смущения вспыхнули щеки. Он же не бродячий певец-менестрель, для души пел, не для заработка. А народ просит:
– Еще давай!
Андрей знал от начала до конца всего-то десятка полтора песен, только невозможно перед этими людьми Кипелова из «Арии» петь. И он затянул «Ой да не вечер, да не вечер». Народ после «Любо!» кричал, и снова монеты сыпались.
Нет, с этим кончать надо. Андрей сгреб со стола монеты – все же сам заработал. Да и не взять – людей обидишь. Он уже хотел подняться к себе в комнату, как у лестницы его перехватил хозяин заведения:
– Не знал, что ты так поешь. А чего же раньше молчал?
– Душа песни запросила.
– А может, по вечерам петь будешь? Тебе – копейка живая.
– А постоялому двору какая выгода?
– Пока ты пел, никто не ушел. А слухи пойдут – народ и вовсе повалит.
– Я подумаю, – уклонился от прямого ответа Андрей. И хозяина отказом обижать ему не хотелось, но и петь каждый день за деньги – тоже. Это уж когда настроение будет, душа песни попросит – тогда другое дело.
Ночью ему спалось удивительно хорошо, без сновидений, и проснулся он бодрым и в прекрасном настроении. Поскольку было воскресенье, направился в церковь на заутреню. Ведь давно не был, месяц, почитай. Святому Николаю-угоднику свечи поставил, помолился.
Служба закончилась, народ потянулся из храма. Пережидая у выхода основной поток людей, Андрей столкнулся с девушкой. Посмотрел в ее синие глаза и утонул в них. Влюбился сразу – таких глаз он еще ни у кого не встречал. Но ведь в толчее не познакомишься. И он решил идти за ней, узнать хотя бы, где она живет. Должно быть, недалеко. Церквей в городе много, и обычно на службу ходят из прилегающих к храму улиц.
Он зашагал за ней. Но, выйдя из церковного двора, девушка уселась в тарантас, кучер щелкнул кнутом, и экипаж тронулся с места.
Андрей заметался – ну хоть бы один извозчик был, даже на простой телеге. Но, как назло, никого. А за лошадью бежать – не угонишься.
Андрей направился на ярмарку. Он толмачил весь день, а из головы не выходила встреченная им девушка – зацепила она его. И хотя после Полины он давал зарок больше не связывать свою жизнь серьезными отношениями, но время и молодость брали свое.
Пролетела неделя. В следующее воскресенье он поднялся пораньше и пошел в храм. Встал так, чтобы вход виден был. Понемногу подходил народ, все были принаряжены на службу, да и где еще женщинам можно обновки свои показать?
Вот наконец показалась девушка. Андрей наклонился к уху мужика, стоявшего по соседству:
– Не знаешь, кто такая?
– Так дочка купца Скоробогатова.
Понятно, мужичок из местных, многих в лицо знает.
Андрей стал протискиваться к девушке поближе.
Началась служба. Андрей повторял за священником слова молитвы, крестился, бил поклоны, как все, но смотрел только на девушку.
Когда служба закончилась, народ направился к выходу.
Проходя мимо него, девушка тихо сказала:
– Дырки на спине гляделками прожег.
Андрею стало неудобно – неужели она почувствовала его взгляд?
– Подожди, краса ненаглядная. Как звать-то тебя?
– Дарья.
Народ оттеснил его от девушки. Расталкивать прихожан было невозможно – он не на торгу и не на ярмарке, а в храме.
Дарью он увидел, когда она садилась в тарантас. Вот дурень-то! И почему заранее с каким-либо извозчиком было не договориться, чтобы он его ждал? Но хотя бы имя и фамилию узнал. А уж где живет – можно узнать, чай, купцов с такой фамилией знать должны.
Только возникали два вопроса. Почему девушка одна на службу ездит, без батюшки и матушки? Обычно по выходным вся семья на службу ходила. И второй: даже если он узнает, где живет Дарья, – дальше что? Непрошеным, незнакомым гостем к ним в дом идти? Сочтут наглецом, выгонят взашей. Ну ладно, это можно попозже продумать.
На торгу он узнал, где живет купец.
– А зачем он тебе? Он уже три седмицы, как на корабле отплыл. Вроде к вотякам собирался, за шкурками, сейчас самое время зимний мех скупать. Подшерсток у него густой, сам мех теплый, и цена выше.
Тем не менее лавочник рассказал Андрею, где живет купец. Получалось, Андрей и адрес узнал, и понял, почему Дарья без батюшки на службу ездит.
После сидения в лавке и писанины Андрей пошел не на постоялый двор, а дом купца Скоробогатова искать. Прохожие на улице дом ему сразу указали. Не дом, не изба – хоромы! Терем настоящий. Наличники дверные и оконные узорами резными изукрашены, на крыше – конек. Дом в два этажа, как говорили – с поверхом. Забор серьезный, высокий. И чувствуется – богат купец и рачителен.
Андрей сразу приуныл. Похоже, шансов у него мало. Ведь он в сравнении с купцом – голодранец. Кто же отдаст дочь, и наверняка – любимую, за человека без дома, без своего дела? Будь он на месте купца, крепко бы подумал. Разумом он все прекрасно понимал, но сердцу приказать не мог.
В расстроенных чувствах Андрей вернулся на постоялый двор. И только сел ужинать, как у столика возник хозяин:
– Что решил, Андрей?
Вот же выбрал момент!
– Пока не надумал.
– Жаль. Вчерашняя публика уже спрашивала, будешь ли ты петь? Хорошо поешь, за душу твои песни берут. И песни новые, не слыхали мы таких раньше.
Весь вечер Андрей вертелся в постели, никак не мог уснуть – все Дарья из головы не выходила. И в церкви не остановилась, не поговорила – может, не понравился он ей? А впрочем, не кидаться же ему на шею? Девушка себе цену явно знает. Он же одет хоть и чисто, но скромно. Решил на торгу новую рубашку себе купить и ферязь – специально для походов в храм. Хотя бы в глазах Дарьи выглядеть прилично.
Следующим днем купил обновки, а после работы зашел к цирюльнику, постригся, бородку оправил.
