Константин Калбазов - Бульдог. Экзамен на зрелость
Шетарди прекрасно понимал Лестока. Занять престол он не мог по определению, это даже не сказка, а вообще нечто невообразимое. Но вот стать вторым человеком в империи – а при умелом подходе и первым – ему было вполне по силам. Ну и зачем ему быть на первых ролях в государстве, о которое все будут вытирать ноги? Не-эт, он хочет выйти на первые роли в сильной империи. Такое положение удовлетворит любое самое тщеславное сердце.
– Помилуйте, Иоганн. Вы же сами говорите, что проделки этого малого всего лишь секрет Полишинеля. Просто такой специалист мог бы быть мне полезен в будущем.
– Тем более не понимаю, за кого вы меня держите. Неужели вы думаете, что с воцарением Елизаветы такой великолепный механизм, как КГБ, будет ею ликвидирован? Да я костьми лягу, чтобы этого не случилось. Мало того, уже сейчас предпринимаю попытки сближения с офицерами Канцелярии. А вот таковое со стороны иноземных держав я приветствовать не собираюсь.
– Все, сдаюсь, Иоганн. Но уточнить ведь стоило.
– Разумеется, Жоакен. Разумеется.
Боже, какой же сегодня прекрасный день. На дворе сентябрь, но деньки стоят по-летнему погожие. Солнце радостно заливает своими лучами землю, даря ласковое тепло, которое наблюдается только в осеннюю пору. Появились первые желтые листья. Они еще не могут внести ту особую прелесть пестроты осеннего убранства деревьев, но являются первыми предвестниками этого. А воздух… Летом он обжигает, сейчас же в меру прохладен и свеж.
В такую пору хочется думать только о светлом и радостном. Но вместо этого приходится обращать свой взор к темному и грязному. Нет, она ничуть не сомневалась в своей правоте.
Тот, кто расправился с ее братом и отцом, добрался до дядьев и, наконец, до ее мужа, должен ответить за свои злодеяния. И она теперь знала точно, что час этот близок. Но прежде изверг должен до дна испить горькую чашу потери своих близких. Это будет только справедливо.
А еще окажется справедливым то, что она, Екатерина Долгорукова, займет место, причитающееся ей по рождению. Первая фрейлина ее императорского величества. Да, это место вполне достойно ее. Конечно, «императрица» звучало бы куда более весомо, но, как известно, человек предполагает, а Бог располагает.
Хм. А ведь она и сейчас фрейлина. Хотя и не первая. Но вот подобное положение для нее было оскорбительным. Петр – негодяй! Ему показалось мало того, что он расстроил их помолвку и расправился с ее близкими. Ему еще захотелось ее унизить. Она, та, которую прочили в императрицы, должна быть фрейлиной у той, кто занял ее место. Более оскорбительный поступок трудно себе представить.
После разрыва помолвки дядя поспешил устроить ее жизнь и выдать за однофамильца, Юрия Долгорукова. Тот и раньше добивался ее руки, причем имел все шансы получить согласие. Этот род для ее батюшки был куда более предпочтителен, чем австрийского графа Милезина. Да и сама княжна, порвав с графом, обратила свой взор в сторону Юрия Юрьевича. Но потом все изменилось, и Алексей Григорьевич решил выдать ее за государя.
Воспоминания о близких и дорогих сердцу людях отозвались спазмом в горле. Дышать стало трудно, по щекам пролегли две мокрые дорожки. Господи! И это она денно и нощно молилась о здравии Петра! Да чтоб ему в аду гореть!
Екатерина свернула в тенистую аллею, чтобы успокоиться. Нельзя показывать, что она расстроена или взволнована. Сегодня слишком важный день, чтобы позволить себе оплошать. Наконец-то ее мольбы были услышаны, и она сможет сделать первый шаг на пути к своей мести.
Было ли ей жаль Анну и еще не родившееся дитя? Господи, ну конечно же да. Она и сама мать, а потому может себе представить и физическую и сердечную боль, которые навалятся на Анну. Но та сама сделала свой выбор, согласившись выйти за Петра. Если Екатерину лишили такого права и она подчинилась воле батюшки, то Анна вполне могла отказать, и Петр принял бы это решение. Но она согласилась. А за свои поступки нужно платить.
Вот уже восемь лет Екатерина лелеяла надежду поквитаться с Петром. Она была в курсе готовящегося заговора против императора в тридцать втором году. В нем принимал участие и ее муж, тогда капитан Преображенского полка. Но, к сожалению, заговор не удался. Казнив мужа, Петр оказался снисходителен к жене и дочери, ограничившись ссылкой в одно из их имений.
И вот, женившись, он опять решил продемонстрировать дворянству свою добрую волю. Приближение Екатерины Долгоруковой ко двору и производство во фрейлины ее высочества – отличный ход. Дурак! Господи, какой же он дурак!
Она чувствовала, она знала, что ее час близок. И вот он настал. Не так давно она сблизилась с Лестоком. Вернее, они стали любовниками. Женщины с таким состоянием, как у Екатерины, обычно не задерживались в статусе вдовы. Однако найдется не так много желающих жениться на представительнице рода, пребывающего в немилости у государя. Поэтому она все еще оставалась вдовой.
Оказавшись же в столице, на одном из приемов она повстречала Лестока. Иван Иванович отличался обходительностью, был не лишен мужественности, опытный любовник и, что немаловажно, неглуп. Екатерина была достаточно образованна, а потому общение с каким-либо лапотником, которому только на печи и валяться, ей не могло доставить удовольствия.
Она прониклась еще большим уважением к этому человеку, едва только осознала, насколько одинаково они думают. Вернее, думали они не одинаково, но имели одни и те же устремления. Лесток жаждал получить власть и влияние, она – отомстить за своих близких и за поруганную честь. Для достижения своих целей им обоим нужно было одно – устранить Петра.
Так что Иван Иванович особо ее и не уговаривал. Его предложение легло на благодатную и давно подготовленную почву. Причем Екатерина не хотела просто убить государя, она желала, чтобы он сполна испил чашу безвозвратных потерь. Она хотела резать его по кусочкам. Сначала нерожденный ребенок. Потом сама Анна. И только потом он.
Екатерина достала из-за корсета зеркальце и взглянула в него. Ага. Дыхание выровнялось, румянец сошел, глаза она не терла, да и плакала недолго, а потому они в полном порядке. В голове опять пронеслась мысль о погибших близких. Но на этот раз эти воспоминания не высекли из ее глаз слезы, а придали решимости. Молодая женщина подмигнула своему отражению и, спрятав зеркальце, твердым шагом и с уверенным видом направилась на центральную аллею.
Все как всегда. Досужие разговоры, сплетни, чтение книг, настольные игры, прогулки по саду. То ли дело, пока у Анны были недомогания, – путешествия на пароходе по рекам, поездки в тот же Петергоф. Странно, но все тяготились этими путешествиями на яхте, а Екатерина ими наслаждалась, как и Анна. Впрочем, та, похоже, только ввиду полученного облегчения. Но то время ушло. Недомогания прошли, и их заперли в Летнем дворце.
Интересно, это тяготит только Екатерину? А нет. Вон Анна, сидит в беседке и явно безразлична к происходящему вокруг. Ей скучно, это заметно. Великая княгиня обладает по-настоящему деятельной натурой. С куда большим удовольствием она оказалась бы где-нибудь на фабрике или заводе. Благо под ее руку отошло достаточно казенных предприятий.
Но нынешнее положение обязывало ее думать в первую очередь о ребенке. Возможно, со вторым и последующими ей будет дано больше воли, но только не со столь ожидаемым первенцем. Впрочем, если Господь сподобит ее родить девочку, то ни о какой воле ей и мечтать не приходится. Хм… Не сподобит. Ничего, дорогая, скоро ты будешь вольна как ветер.
– Катенька, подай, пожалуйста, воды, – окликнула Долгорукову Анна.
Надо же, «Катенька». Однако заговорщица не подала виду, только сделала книксен. А ведь Анне, похоже, это и самой не нравится. Просто для нее подобное положение все еще непривычно, и она не знает, как себя вести. Не думать об этом. Еще немного, и она не сможет этого сделать. А она должна. Во что бы то ни стало должна.
– Катенька, как мы себя чувствуем? – раздался голос над самым ухом, едва только Екатерина налила из графина воду и добавила в стакан содержимое флакона.
От неожиданности она даже вздрогнула, с трудом удержавшись от паники. Уверить себя в том, что успела спрятать флакон до появления Воронцовой, было не так легко. Но, пристально взглянув в это бесхитростное лицо, Долгорукова поняла, что ее опасения напрасны.
Эта молодая особа ничего не заметила. Здесь все были молодые, фрейлин подбирали под стать великой княгине. Но вот таких ветреных, какой была эта Воронцова, при императорском дворе нужно было еще поискать. Да что императорском, поди попробуй найди подобных при дворе Елизаветы, где нравы куда как свободные.
Однако эта девица была здесь и даже умудрилась расположить к себе Анну. Впрочем, она обладала самым настоящим талантом сближаться с людьми. Вот, к примеру, и Екатерина не испытывала к ней никакой антипатии. Разве только сейчас насторожилась.