Инженер Петра Великого (СИ) - Гросов Виктор

Надо было копать одиночные ячейки и соединять их ходами сообщения, делать укрытия от артогня, продумывать сектора обстрела. Это же азы полевой фортификации! Неужели здесь об этом никто не думал?

Да чего думать-то? Почему я сам об этом не подумал там, на передовой?

Или считали «западло» солдату в земле копаться?

Эту мысль надо донести до начальства. Рыть! Рыть окопы! Это не менее важно, чем сталь варить.

Дальше — боеприпасы. Ну, ядра — это понятно. Сделаем их круглее, металл крепче — полетят дальше и пробьют больше. А что еще? Картечь! Я видел, как шведы прут плотным строем, «коробкой». И как наши пытаются их остановить ружейными залпами, которые, то попадают, то нет. А если бы в этот момент из пушки шарахнуть не ядром, а мешком с мелкими чугунными шариками или рубленым железом? Это же как из дробовика по стае уток! Сразу пол-шеренги выкосит! Картечь тут, конечно, использовали, но как-то бессистемно, делали ее тяп-ляп, заряжали неумело. А ведь это страшное оружие ближнего боя! Надо было разработать стандартные картечные заряды для разных калибров пушек — в холщовых мешках или даже в металлических банках, чтобы заряжать быстро. И научить артиллеристов грамотно ее применять — когда враг уже близко, на дистанции уверенного поражения. Это могло бы стать отличным ответом на шведскую линейную тактику.

И бомбы! То, что я видел на батарее Синицына — это ж смех сквозь слезы. Огромные чугунные шары, которые еле заряжают, да еще с этими деревянными запальными трубками, которые горят как хотят. А что, если сделать бомбы поменьше, полегче? Чтобы их можно было использовать не только в тяжелых осадных мортирах, но и в полевых гаубицах, и даже, может быть, метать вручную?

Гранаты! Ручные гранаты!

Вот чего не хватало пехоте при штурме или обороне!

Корпус гранаты — небольшой чугунный шарик, полый внутри. Отлить такой не сложнее ядра, только форму надо с сердечником делать. Заряд — обычный порох. А вот запал… Вот где главная засада. Деревянная трубка не годится — ненадежно и опасно. Нужен запал, который горит определенное, короткое время (секунды 3–4, чтобы успеть бросить, но чтобы и враг не успел ее обратно швырнуть) и срабатывает надежно. Может, использовать фитиль, пропитанный особым составом? Или терочный запал, как у спичек? Спичек тут еще нет… А если терочный состав нанести на саму гранату, а терку — на рукавицу солдата? Чиркнул — и бросай! Идея дикая, но надо было думать в этом направлении. Разработать надежный, простой и дешевый запал для гранат и бомб — это была задача не менее важная, чем сверлильный станок.

Я сидел над своими записями, и складывалась интересная картинка. Новая армия Петра должна была иметь помимо новых пушек и ружей, еще и новую тактику, основанную на инженерном обеспечении (окопы!) и новых типах боеприпасов (картечь, гранаты, надежные бомбы). И всё это должно было производиться массово, по единым стандартам. Вот тогда можно было бы говорить о реальном преимуществе над шведом.

Да уж! Лезть с советами по тактике к боевым генералам — дело стрёмное. Но изложить свои мысли на бумаге, как инженерный взгляд на проблемы войны, я был обязан. Может, Брюс, а он человек широкого ума, поймет и оценит? Ведь он как артиллерист, так и стратег. А новые технологии без новой тактики — это как скрипка Страдивари в руках у медведя.

Я добавил к планам перестройки завода еще один раздел — «Предложения по повышению эффективности применения артиллерии и пехотного оружия». Туда вписал и про окопы, и про картечь, и про гранаты с бомбами, и про необходимость обучения солдат и артиллеристов новым приемам. Получился уже не план завода, а целая концепция реформы вооружения и тактики.

Дерзко? Да пипец как! Но мне кажется, что это правильно. Надо было показать Брюсу не «как» делать железо, но и «зачем».

Неделя, данная Брюсом, пролетела как один миг. Я почти не спал, питался что Потап принесет, да и то урывками. Голова гудела от напряжения.

С одной стороны, я лихорадочно дорабатывал план перестройки «образцового» участка на Охте — чертил схемы расположения цехов, прикидывал производительность печей, мощность водяного колеса, расположение трансмиссий. Мои пацаны, Федька с Ванькой, помогали чем могли — копировали эскизы на большие листы плотной бумаги (какой Орлов достал), что-то там измеряли, бегали по моим поручениям. Работа была огромная, я за неделю осилил лишь самый первый, грубый набросок. Но общая концепция — системный подход, зонирование, механизация — была изложена.

С другой стороны, я долго колебался — стоит ли показывать графу свои «военные записки»? Одно дело — предложить новый станок или способ литья. Я тут вроде как специалист, фельдфебель артиллерийский. А другое — лезть с советами по тактике и новым боеприпасам. Это уже вотчина генералов и самого Брюса. Могут ведь и по шапке дать за дерзость — дескать, не твоего ума дело, Смирнов, знай свой шесток. Но потом я вспоминал лица солдат, хаос и потери, которые видел своими глазами. Вспоминал слова Брюса о «системе» и «порядке». И решил — рискну. Либо пан, либо пропал. Но молчать об этом я не мог. Я аккуратно переписал свои мысли про окопы, картечь, гранаты и бомбы на отдельные листы, стараясь излагать кратко, по-военному, с упором на практическую пользу и решение конкретных проблем, с которыми столкнулся на фронте. Приложил и несколько эскизов — как траншею рыть, как гранату слепить, как картечный заряд устроить.

В назначенный день, чувствуя себя школьником перед экзаменом, я снова стоял в тихой приемной графа Брюса. Адъютант с каменным лицом провел меня в кабинет. Граф сидел за своим столом, погруженный в какие-то вычисления. Поднял голову, кивнул.

— Ну-с, фельдфебель. Готов ваш прожект? Излагайте. Кратко и по существу.

Я разложил на столе сначала схемы перестройки завода. Начал объяснять — вот склады, вот подготовка сырья, вот литейка с новыми печами, кузня с мехмолотом, механический цех со станками, сборка, привод от водяного колеса… Говорил, стараясь не сбиваться, показывая на схемах, как все должно работать в связке, как один цех помогает другому, как движутся материалы и детали, как экономится время и силы.

Брюс слушал внимательно, не перебивая. Потом взял одну из схем, долго рассматривал, задал пару вопросов по мощности водяного колеса и типу печей.

— Мысль здравая, — проговорил он наконец. — Расположение цехов логичное. Привод от воды — дело зело полезное, если ума хватит осуществить. Но сие требует немалых затрат и времени… Это всё, о чем вы думали? Али что еще?

Настал момент истины. Я глубоко вздохнул.

— Не всё, ваше сиятельство. Есть у меня еще кой-какие соображения… Не столько по заводу, сколько по самой войне… По тому, как наше оружие использовать и какое оно должно быть… Ежели дозволите…

Брюс чуть приподнял бровь. Кивнул:

— Излагайте.

И я выложил ему свои «военные записки». Рассказал про хаос на позициях, потери от вражеского огня и идею с глубокими окопами и траншеями. Про то, как шведы прут стеной, и как их можно косить картечью из пушек, если ее делать правильно и применять с умом. Про бесполезность нынешних бомб и про необходимость надежных гранат для пехоты и мортир. Показал эскизы.

Вот тут-то граф и оживился. Если план завода он слушал с профессиональным, но несколько отстраненным интересом, то мои выкладки по тактике и боеприпасам заставили его буквально впиться в бумаги. Он взял лист с эскизом гранаты, потом — с описанием картечного заряда. Стал задавать вопросы — уже конкретные, въедливые.

— Окопы полного профиля… Ходы сообщения… — бормотал он, разглядывая мой корявый рисунок. — Верно… Верно! Прятаться надо солдату, а не грудью ядра ловить, беречь жизни чтобы пролить кровь свою в нужный момент, а не от шальных атак! Но как их рыть быстро? Да чтоб не обваливались?

— Солдаты сами справятся, ваше сиятельство, если приказать и инструмент дать. А чтоб не обваливались — крепить деревом можно, плетнем… Технология нехитрая…

— Гм… Картечь… В металлических сосудах… Говорите, против пехоты строем? А на какой дистанции? А разброс какой будет? Считали?