На афганской границе (СИ) - Март Артём

Не раз и не два во время занятий, чувствовал я на себя внимательный взгляд Тарана. Однако шеф подходил только по текущему делу, когда стреляли по мишеням. Да и тогда ничего особенного мне не говорил.

Ожидал я, что кто-нибудь из ребят будет обсуждать то, что произошло со мной в наряде. Однако Таран загонял нас так, что времени на пустые разговоры просто не было.

Когда занятия первой половины дня кончились и мы вернулись на заставу, отправились к дежурному разряжать оружие. Потом снова чистить. Дальше уже подключился старшина.

Черепанов, в сопровождении дежурного, повел нас в оружейку.

— Значит, смотрите, — начал он, — сейчас покажу вам, где будете хранить оружие пирамиде. Потом сдаем оружие. Вон там, снизу, видите? Написано карандашом под каждым автоматом? Имена старых владельцев. Стираете и пишете свое имя. Для удобства, что б, быстрее выучить, где ваше оружие хранится. В боевой обстановке мешкать времени не будет.

Когда старшина показал мне свободное место, и я дождался карандаш, опустился к полке пирамиды. Под прикладом моего, уже установленного туда автомата, прочитал имя: Минин И. В.

— Минин, — прошептал себе я и задумался, — Минин Илья. Это ж погибший хозяин Булата.

Я нахмурился. Поджал губы. Потом медленно стер имя Ильи и на его месте написал свое.

— Саш? Ты не занят? — Спросил сержант Слава Нарыв, когда мы встретились на заставе.

— Через пять минут политзанятия, — сказал я.

— О! Как раз успеем! Помощь мне твоя нужна.

— Что такое? — Я вопросительно приподнял бровь.

— Дело тут такое. Я сегодня дневальный по питомнику А собак кормить надо. А тут мне без чужой помощи никак.

— А у вас собак по двое кормят? Как в наряде? — Хмыкнул я. — Одному никак?

— Да не, — он отмахнулся, потом глянул на меня с какой-то опаской, добавил: — там же Булат. Пойдем, я объясню, как помочь надо.

Вместе мы отправились в питомник. Он был наполовину пустой. Большинство караульно-сторожевых отправили на границу. В вольерах сидели Пальма, еще один служебно-разыскной кабель Радар восточноевропейской породы, да Булат на своем привычном месте.

Первые две уже хлебали наваристую и густую кашу из своих мисок. Еще одна чашка стояла у столбика для чистки собак, недалеко от Булатова вольера.

— Вы его не выгуливаете даже?

— Выгуливали бы, — вздохнул Нарыв, — так он же не дается. Я ваще не пойму, чего его Шеф не спишет. Пес же сидит на довольствие, жрет за просто так, а выполнять задачу, не выполняет.

Мы приблизились к вольеру Булата, и кобель наградил нас тяжелым как свинец взглядом, но даже не встал с подстилки. Так и остался лежать у дальней стены.

— Таран только иногда подойдет к вольеру, позовет Булата, а тот просто порычит на шефа, ну и что? — Пожал плечами Нарыв. — Вбестолку все это. Пес все. Психически нестабильный стал.

Потом сержант взял чашку с едой и зачем-то вооружился толстой сухой палкой. Ни дать ни взять — рыцарь с копьем. Рыцарь горячей каши блин.

— Значит, смотри, что надо делать, — начал он, — открываешь тихонько дверцу, я пропихиваю ему чашку, а ты тут же закрываешь. Только быстро, чтоб не кинулся.

— А что? Уже кидался? — Спросил я.

— Нет, но страшно. Я видал его, когда все это началось, — помрачнел Нарыв, припомнив, видимо, Илью, — он тогда так зубы скалил, что не хотел бы я в них оказаться. Ну! Погнали!

Нарыв напрягся, даже сгорбился, будто собрался атаковать Булата этой самой палкой. Когда я подошел к решетке, мощный пес зло заурчал, хлопнул массивной желтой лапой.

А когда я отодвинул щеколду, рык его стал громче и злей. Будто бы молодой пес не хотел, чтобы его беспокоили.

Я раскрыл дверь, и Булат встал, уставился сначала на меня, потом на побледневшего Нарыва. Тот медленно пошел к собаке. Чашка с палкой задрожали у пограничника в руках.

— Выкинь палку, — сказал я строго, когда увидел, как Булат скалит зубы.

— Ага! Щас! Мне пальцы мои дороги!

С этими словами он медленно поставил чашку у входа в вольер, аккуратно стал толкать ее носом палки вглубь, к Булату.

Пес заволновался, гавкнул так, что Нарыв аж чуть не подпрыгнул.

— Выкинь, говорю. Ты его пугаешь.

— Да ща, я уже почти все!

Не успел он закончить, как пес кинулся, вгрызся в палку и потянул. Нарыва дернуло. Сидя на корточках, он чуть не потерял равновесие. Я среагировал быстро, закрыл дверь, и палку выбило из рук Славика. Булат немедленно втащил ее внутрь, перевернул концом палки чашку, и каша вывалилась на подстилку.

Пес же утащил палку к стенке, лег, зажал ее лапами. А потом, не сводя со Славы злого взгляда, принялся с хрустом грызть сухую древесину.

— Вот сука! — Выругался Славик и добавил матом.

— А я тебе сказал, что выкинь, — напомнил я. — Пес характерный. Дрын твой его злил.

Нарвы выпрямился, глянул на Булата, деловито занявшегося палкой.

— М-да. Дела, — сказал Нарыв. — Теперь еще и убираться в вольере надо! Зараза! Не! Я туда не полезу! Ну его нахрен! Пускай голодный сидит!

Я глянул на Булата. Пес, казалось, полностью потерял к нам интерес, увлеченно выдирая из палки влажные от слюны опилки.

— Давай я попробую, — сказал я.

— Чего? Жить надоело⁈

— У него вон, — я кивнул на пса, — новая игрушка. Ему, кажется, до нас дела нету.

— Это пока что. А как только полезешь, от тебя одни клочки останутся.

Я молча сдвинул щеколду.

— Мля… Селихов! Куда ты прешь⁈

— Если боишься, прикрой за мной дверь, — сказал я, отворяя вольер.

Нарыв было хотел что-то возразить, но видя, что я уже одной ногой внутри, только выматерился и стал придерживать дверцу, чтобы у меня был шанс выскочить наружу, если кобель начнет буянить.

Пес, видя, что к нему приближаются, угрожающие зарычал, вонзил в палку клыки. Ореховые глаза его, однако, внимательно следили за каждым моим движением.

Я медленно опустился и аккуратно тронул перевернутую чашку, наблюдая, как отреагирует Булат. Он все еще рычал, но пасть не скалил. Решив, что это хороший знак, я перевернул чашку. Сгреб теплую кашу вперемешку с соломой и ляпнул все это обратно в миску. Обернувшись к Нарыву, протянул ее сержанту.

— Возьми.

У того глаза были по пятаку. Казалось, он просто не верил происходящему.

— Слава, — позвал я, и Нарыв проморгался. — Возьми чашку.

— Щас-щас! — Поторопился он и выхватил у меня миску с грязной кашей, — давай! Выходи!

Я глянул на Булата.

— А палка?

— Палку нужно бы отобрать, — серьезно сказал Нарыв, — ни то позагонит себе заноз в десны. Пасть загноиться. Как его потом обрабатывать?

— Ну вот я и попробую. А ты иди.

— Я тебя одного не оставлю! Он точно кинется!

— Иди-иди. Разберусь.

Нарыв пару мгновений помялся в нерешительности. Потом бросил:

— Хорошо! Я быстро!

С этими словами он куда-то умчался.

Я спокойно заглянул в глаза булату. У пса был жесткий, враждебный взгляд.

— Ну чего ты злишься? — Тихо проговорил я. — Я же свой. Пограничник, как и ты.

С этими словами я потянулся к концу палки, но пес тут же оскалился и зарычал громче. Я замер.

— Тихо. Ничего я тебе не сделаю, Буля.

Когда я снова потянулся рукой, пес зарычал еще громче и злее.

— Тихо. Ты напуган, — сказал я спокойно. — Я тоже когда-то был напуган. Очень. И тоже никого к себе не подпускал. Я знаю, чего ты натерпелся.

Рука моя приближалась к палке, а рычание Булата стало почти непрерывным.

— Мне тоже приходилось терять близких людей, как и тебе, — шептал я псу тихонько.

Внезапно Булат повел ухом. А потом перестал рычать, спрятал клыки, вонзенные в палку. Вместо этого он только заурчал. Видимо, тембр и тон моего голоса как-то повлияли на пса. Дали ему понять, что меня не стоит бояться.

Тогда я решился. Вместо палки потянулся к псу. Сделал это медленно и спокойно. Булат следил за моей рукой. Наблюдал за каждым сантиметром пространства, которое она преодолевала. А потом я тронул жесткую маслянистую шкуру пса. Булат вздрогнул, но не бросился, не зарычал.