Rein Oberst - Чужой для всех
— Т-с-с, — приложил он палец к губам. Затем аккуратно отодвинул ветку густого кустарника и направил свой взгляд вдаль, через мощный тридцатикратный цейсовский бинокль. С каждой секундой его лицо становилось мрачнее. Он заскрипел зубами. Грубый шрам, шедший от правого уха, натянулся как канат и готов был от напряжения лопнуть.
— Что там, господин гауптман? — нетерпеливо и взволнованно дышал ему в спину командир взвода.
— Плохо, Карл, — отнял глаза от окуляров бинокля Ольбрихт. — Мы вышли правее Довска, как и задумали, но и здесь нас ждут. Слева поселок Болотня. Прямо вдали шоссе Пропойск-Рогачев. Его мы никак не минуем и оно патрулируется. Я думал, что русских перехитрил, но они сейчас оказались более предусмотрительны. Одно мы сделали правильно, это то, что не поддались соблазну продвигаться ночью по шоссе Гомель–Могилев, а без промедления и отдыха устремились по второстепенной дороге мимо Чечерска на Кормы. Мы выиграли время и только этим можно объяснить, что до сих пор на нас не вышли русские. Возьмите, посмотрите сами, Карл, — Франц передал командиру взвода бинокль.
— Спасибо, господин гауптман.
Эберт напряжено и внимательно стал изучать обстановку. Ольбрихт ему не мешал. Через несколько минут он оторвал глаза от бинокля и с тревогой проронил: — Боя не избежать. Я уверен, нас ждет здесь не только пехота, но и что-то еще тяжелее. Что будем делать, господин гауптман?
— Сейчас возвращаемся назад. У меня появилась одна идея, но о ней я расскажу позже. Нужно кое-что проверить. Всем кру-гом. Первым идете вы. Замыкает гефрайтер Зигель.
Небольшая группа немецких разведчиков осторожно и тихо двинулась назад к танкам, которые тщательно замаскированные, находились в двух километрах от них. В пути к лагерю Франц два раза останавливался, прислушивался, выходил к лощине, подбиравшейся к краю леса, и группа вновь продолжала движение. Прибыв на базу, он подозвал к себе Эберта.
— Скажите господин лейтенант, вы ловили, когда-нибудь рыбу?
— Рыбу? — на Ольбрихта смотрели удивленные глаза офицера.
— Да, рыбу?
— Нет, господин гауптман. Я вырос в семье пекаря. Много приходилось помогать отцу. Было не до рыбалки. А что, это имеет отношение к делу?
— Нет, не имеет. Просто в ловле на удочку большой рыбы есть такой метод, как ловля на живца. Это когда на крючок насаживают маленькую рыбешку и забрасывают в воду в надежде поймать большого хищника.
— Я понимаю вас, — заулыбался танкист. — Вы задумали послать меня как живца вперед. Враг клюнет, и в этот момент вы разделаетесь с ним.
— Вы догадливы, Эберт. Только для живца вы не годитесь. Хищник вас съест, перекусив леску.
— Как тогда быть, господин гауптман?
Франц напрягся и пристально посмотрел в глаза подчиненного.
— Живцом пойду я.
— Это невозможно! — испугался командир взвода. — У вас другие задачи и главная из них – это вывести группу к передовой.
— Другого выхода я не вижу. У моей «Пантеры» мощная лобовая броня и надежная пушка KwK 42. Она, как вы сами знаете, имеет непревзойденную баллистику и может поразить любые танки на дальности до 2000 тысяч метров. Во-вторых, мне самому интересно поиграть с русскими в экстрим.
Эберт молчал, он понимал правдивость слов командира. Довоенные танки Т-34, которые были у него во взводе, станут хорошей мишенью для противотанковых орудий, а также танков «ИС» и «КВ».
— План такой, — начал пояснять задачу Ольбрихт. — Вдоль леса, почти до самого шоссе, тянется неглубокая лощина. Земля там подсохла и проходима. По ней я попробую незаметно подойти к русским ближе. Когда меня заметят, я немного поиграю с ними и отступлю. Вы будете находиться в засаде. Как только русские покажут свои борта, вы производите массированную фланговую атаку. Не добивая противника, а только его обездвижив, то есть, не ввязываясь в длительные баталии, вы на полной скорости уходите к шоссе и прорываетесь. Я иду за вами. Встречаемся за Журавичами возле леса. Вот здесь, — Франц достал карту и указал место отмеченное пунктом «Хотовня». — Вы поняли мой план? Впереди населенные пункты обходите стороной. Задавайте вопросы.
— План операции мне понятен, — глаза молодого офицера возбужденно горели в предвкушении красивого боя. — Но вдруг кого-то подобьют, что делать? — усомнился он.
— Боеспособные танки идут на прорыв. Живым панцершютце, отбиваясь собраться в группу и ждать меня. Я их подберу.
— А в случае если, если…
— Меня подобьют? Вы это хотели спросить?
— Да, — несколько сконфузился офицер.
— Это плохой вариант, — недовольно проронил Франц. — Я его не исключаю. Но об этом мы поговорим перед самой атакой. Лучше доложите о состоянии бронемашин, об укомплектованности их боеприпасами.
— Слушаюсь, господин гауптман, — Эберт вновь стал сосредоточенным. — Патронов много. Бронебойных снарядов по половине комплекта. Фугасных снарядов, в среднем, по пять-семь на танк. Баки заправлены на треть. Километров на семьдесят хватит. Танк обер-фельдфебеля Брумеля хромает.
— Что значит «хромает»?
— Передачи переключаются с трудом.
— Это общая болезнь русских довоенных танков. Потерпите, Эберт, немного осталось, мучиться. Бой-два и мы должны быть у цели, — Франц от своих слов посуровел. Лицо его стало жестким и серым… — Все. Идите, Карл. Готовьтесь. Ставьте людям боевую задачу. Выступаем через два часа. И пусть Господь присматривает за нами и в этот раз.
За полчаса до начала атаки командир разведбатальона вновь подозвал к себе Эберта. К этому времени он был уже чисто выбрит и вымыт. Хорошо уложенные светло-русые волосы разделялись красивым левым пробором. Перекинутая через плечо портупея и подтянутый офицерский кожаный ремень со звездой подчеркивали стройную мужественную фигуру Франца. На груди сияли орден «Красной Звезды» и медаль «За отвагу». Эберт даже залюбовался статью своего командира.
— Не удивляйтесь, Карл. Мы идем в бой, возможно, последний. Солдаты должны видеть в нас силу и целеустремленность. Внешний вид как раз подчеркивает эти качества.
— Я восхищен вами, господин гауптман. Как будто бы четырех дней боев в тылу врага не было. Вы свежи и готовитесь на русский парад.
Франц не отозвался на лестные восклицания подчиненного, только предложил ему присесть на поваленное невдалеке дерево. Несмотря на внешний лоск, его глаза выражали тревогу и потаенную грусть. Природа, как бы подчеркивая его настроение, затянула все небо рваными темными тучи. Солнечные лучи, упорно сопротивляясь, пробежались по застывшим лицам офицеров и солдат, стоявших невдалеке возле своих танков, и затерялись в густом ельнике. Тревожное настроение Ольбрихта передалось и командиру взвода.
— Что-то случилось, господин гауптман? — присев на сваленную березу, с испугом спросил тот.
— Нет, не случилось, Карл. План боя не отменяется. Просто… — голос Франц задрожал от волнения. — Просто мне нужно вам поведать одну личную тайну. Другой возможности у меня не представится. Бой будет серьезный.
Франц нервничал и не знал с чего начать. Это видел командир взвода, и он пришел ему на помощь.
— Говорите, господин гауптман. Я пойму. Вы ведь не намного меня старше.
— Вы правы, Карл. Я родился в год ноябрьской революции в Германии в 1918 году в Берлине. А вы?
— Я на пять лет моложе вас.
— Значит вам 21 год. Кстати, Карл, — улыбнулся вдруг Ольбрихт, — президент Веймарской республики господин Эберт не ваш бывший родственник?
— Пекари мы из Ильцена, Нижняя Саксония, господин гауптман, — недовольно отреагировал молодой офицер на неожиданный вопрос командира батальона. — Пекари мы… Перед поступлением в училище служба безопасности проверяла меня на чистоту фамилии. Все чисто. Этот Эберт однофамилец, господин гауптман. А вы историю революционного движения Германии хорошо изучили. Зачем это вам?
Франц нахмурился. — Отец мне однажды рассказал об этой революции. Она была продолжением большевистской российской, только у нас в Германии. Но она быстро пала. Хорошо. Оставим этот вопрос, лейтенант. Я спросил вас об этом между прочим, в шутку. Настроение у меня скверное.
— Что вас беспокоит, господин гауптман? Экипажи рвутся в бой. Люди довольны вашим планом.
— Меня беспокоит русский поселок Болотня. Он нами не разведан. Это плохо. Боюсь, оттуда могут быть нам сюрпризы. Поэтому, лейтенант, — Ольбрихт достал из полевой сумки фотокассету и запечатанный конверт. — Если вдруг со мной что-то случится, а вам удастся прорваться и выйти через коридор к нашим войскам за линию фронта, то передайте вот эти вещи. В штаб 41-го корпуса кассету. В ней переснятые документы, которые нам удалось собрать. Оригиналы будут у меня в портфеле. Генералу Вейдлингу – лично вот это письмо.
— Все будет отлично, господин гауптман, — вскочил с бревна офицер. — У меня хорошее предчувствие.
