ФилипДик Дик - Человек в высоком замке
«Так заговори же, заговори со мной, — попросил Тагоми. — Ты меня заполучила, да. Но я хочу услышать твой голос изнутри слепящего, чистого и белого света. Такой голос, о каком можно прочитать лишь в „Бардо Тодол“, в „Тибетской книге мертвых“. Мне не надо ждать смерти, потому что душе моей уже теперь необходимо новое пристанище. И не нужны мне их жуткие божества — обойдусь пока без них и без тусклого, дымного света тоже. И без сливающихся воедино любовных пар. Пусть будет только белый огонь. Я готов глядеть на него без страха. Видишь, я не отвожу глаз.
Я чувствую, как горячий ветер кармы лечит мою душу, зовет меня за собой. Но я — остаюсь. Я был готов к этому: мне нельзя убежать от чистого белого огня, потому что иначе я вновь войду в цикл рождения и смертей и никогда не узнаю свободы. Не достигну освобождения. Покрывало Майи снова опустится на меня, если я…»
Свет померк.
В ладони Тагоми лежал лишь тусклый металлический треугольник. Чья-то тень отрезала от него солнце. Тагоми поднял взгляд.
Рядом со скамейкой стоял высокий полицейский и улыбался.
— Что? — переспросил Тагоми, вздрогнув.
— Да я просто глядел, как вы с этой головоломкой возитесь. — Полицейский снова улыбнулся и двинулся дальше по дорожке.
— Головоломка, — машинально повторил Тагоми. — Это не головоломка.
— Что, разве это не одна из тех штуковин, которые надо разобрать на детальки? У моего парня их целая куча. Некоторые очень сложные. — Полицейский удивленно покачал головой и ушел.
«Все испорчено, — подумал Тагоми. — Я утратил свой шанс нирваны. Вывалился на полпути. И все этот белый варвар, неандерталец. Этот американский недоумок решил, что я развлекаюсь с головоломкой».
Он поднялся со скамейки и сделал несколько тяжелых шагов. Надо успокоиться, раз уж в голову лезут совершенно несвойственные мне расовые предрассудки, на которые ловятся только люди из низших классов.
«Две не находящие искупления и отмщения страсти столкнулись в моей груди, — подумал Тагоми, двинувшись к выходу из парка. — Двигайся, двигайся, ходьба тебе поможет».
Он вышел на окраину парка. Тротуар. Керни-стрит. Тяжелый городской шум. Тагоми огляделся, желая отыскать среди потока машин рикшу.
Ни одного рикши. Он прошелся по тротуару, дошел до угла, слился с толпой, ожидающей сигнала светофора. Никогда рикшу не отыскать, когда те нужны.
Боже, а это еще что? Тагоми замер, в остолбенении глядя на гигантскую уродливую конструкцию, нависающую над землей. Какой-то ночной кошмар: подвешенный к небу желоб, бочки по нему скатывать собрались, что ли? Жуткая конструкция из железа и бетона, совершенно закрывающая весь вид.
— Что это? — обратился Тагоми к проходившему мимо худощавому мужчине в костюме не первой свежести.
— Жуткое дело, да? — ухмыльнулся тот. — Это «Магистраль Эмбаркадеро», портовый виадук. Почти все считают, что она испохабила город.
— Никогда раньше не видел… — пробормотал Тагоми.
— Ваше счастье, — хмыкнул прохожий и заторопился дальше.
«Нет, это кошмарный сон, — понял Тагоми. — Надо проснуться, и куда же сегодня подевались все рикши?» Он прибавил шагу.
Перспективу словно бы заволакивал туман или дым. День казался тусклым, потусторонним. Пахло гарью. Мутно-серые здания, тротуар, странный ритм идущих по нему людей. Слишком быстрый. И по-прежнему ни одного рикши?!
— Рикша! — крикнул он наудачу в сторону дороги.
Безнадежно. Только машины и автобусы. Да и машины выглядели как-то странно — мрачные, агрессивные, никогда таких раньше он не видел. Нет, лучше уж глядеть прямо перед собой. Что-то случилось со зрением, что-то очень болезненное. Какое-то нарушение в организме повлекло за собой изменение восприятия. Горизонт, например, не хотел быть прямой линией, все время изгибался. Какой-то фатальный приступ астигматии, навалившийся без всякого предупреждения.
Нужна передышка. Впереди виднелась какая-то забегаловка. Внутри только белые, жуют. Мистер Тагоми толкнул деревянную звякнувшую дверь. Пахнет кофе. В углу нелепый музыкальный автомат. Тагоми огляделся и пошел к стойке. Все места заняты белыми. Тагоми воскликнул что-то. Некоторые белые обернулись в его сторону. Но никто из них не встал со своего места, никто не уступил место ему! Они продолжали есть.
— Я настаиваю! — крикнул он в ухо ближайшему к нему человеку.
Тот отставил свою чашку с кофе и сказал ему:
— Потише-ка, япошка.
Тагоми оглядел остальных белых: все они смотрели в его сторону весьма недружелюбно. Никто из них и не думал шевельнуться.
«Это все тот же опыт „Книги мертвых“, — решил Тагоми. — Жаркие ветры занесли меня бог весть куда. Это видение — но какое? Выдержит ли его душа? Да, „Книга мертвых“ сообщает нам, что после смерти мы на своем пути встретим многих, кто окажется нам враждебен. И каждый останется в одиночестве. Каждому придется выбираться в одиночку. Жуткое путешествие, приносящее одни только страдания. В надежде на успех. Деморализация, заблуждения, галлюцинации».
Он отскочил от стойки, кинулся к выходу. Двери хлопнули за ним, он снова стоял на тротуаре.
«Где я? Я выкинут из моего мира, из моего пространства и времени.
Меня дезориентировал серебряный треугольник. Я повел себя не так, как обычно веду себя по утрам, и вот — я здесь. Вот и все, чего мне удалось добиться сегодня. Я здесь, то есть — нигде. Урок на будущее. Стараться уйти от себя, от своих привычек, привязанностей, и вот что в результате. Где же оно, внутреннее руководство? Его не существует».
Это какой-то гипноз. Внимание к окружающему ослаблено, оттого мир погружается в сумерки, выталкивает из себя какую-то архаичную составленность. Он перестает быть миром живых существ, становится миром архетипов, заполняется бессознательным. Я не по городу хожу, по своему подсознанию. Типичный случай сомнамбулизма, вызванного самогипнозом. Немедленно прекратить это блуждание среди теней, немедленно восстановить концентрацию, вернуться к собственному „я“».
Он пошарил в карманах, желая достать серебряный треугольник. Пусто. Пропал. Остался в парке. Да, там же и его портфель. Катастрофа.
Застонав, он опрометью кинулся в парк, к лавочке.
Дюжина пьянчуг с изумлением глядела на то, как он неумело бежал по дорожке. Вот она, скамейка. А вот рядом с ней так и стоит портфель. Да, но где же треугольничек? Тагоми стал искать. Вот же он — лежит в траве. Он его туда, верно, в злобе кинул.
Тагоми сел на лавочку и перевел дух.
«Снова внимательно вгляжусь в треугольник, — сказал он себе, едва перевел дыхание. — Старательно изучай его и считай. До десяти хотя бы, но вслух».
«Сны наяву, что за глупость, — подумал он. — И к чему это привело? Вовсе не вернуло меня в состояние детской неги и чистоты, вытолкнуло на поверхность самые муторные воспоминания взросления. Совсем не то, к чему стремился.
Но виноват я сам. Не мистер Чилдэн, не его мастера. Силой понимание не приведешь, уж это можно было понять».
Он медленно просчитал вслух и резко вскочил на ноги.
— Что за проклятая тупость!
Туман рассеивается?
Он огляделся. Да, кажется, мир вокруг него начал проясняться. Тут только Тагоми оценил выражение апостола Павла о том, что теперь мы видим словно бы через мутное стекло… Он понял, что это вовсе не метафора, а точная отсылка к оптическому несовершенству человеческого глаза. И в самом деле: и пространство, и время — не что иное, как продукты нашей собственной психики. А если что-то случается с психикой, тогда ощущения начинают подводить. Ну как при остром расстройстве среднего уха.
И тогда мы ощущаем, что чувство равновесия нас оставило.
Тагоми вновь сел, положил серебряный треугольник в карман пиджака. Поставил на колени портфель. «Что же мне теперь делать? — спросил сам себя. — Надо пойти и взглянуть на этот чудовищный виадук. Как тот человек его назвал? Портовой эстакадой? Ну, если, конечно, эта штука еще существует».
Но он очень опасался, что ее нет.
«И все же… — вздохнул он. — Я же не могу просидеть тут всю жизнь. Пора и делами заняться».
Как быть?
По дорожке, шумно распугивая голубей, неслись два китайских мальчугана.
— Эй, молодые люди, — окликнул их Тагоми и полез в карман. — Идите сюда.
Они остановились и настороженно приблизились к лавочке.
— Вот вам десять центов. — Тагоми кинул им монетку, и они принялись толкаться, чтобы ее подобрать. — Сходите-ка на Керни-стрит и взгляните, есть ли там рикши. Вернитесь и скажите мне.
— А вы нам потом дадите еще десять центов? — спросил один из них. — Когда вернемся?
— Да, — кивнул Тагоми. — Только, чур, не врать.
Мальчики сорвались и побежали.
«Если их там не окажется, — подумал Тагоми, — мне следует удалиться в укромное место и покончить с собой». Он хлопнул по портфелю — оружие все еще у него, так что хоть с этим проблем не будет.
