Сергей Шхиян - Время Бесов
Когда мы подошли так близко, что можно было что-то разглядеть, я спрятал руку с оружием за спину. Неизвестный оказался бородатым мужиком, каких на Руси хоть пруд пруди, как сказал бы по его поводу какой-нибудь дореволюционный сатирик.
— Товарищ, у вас есть спичка?! — требовательно спросила Даша.
Зачем ей понадобилась спичка, я не знал. Мало того, что она не курила, у нас не было и папирос.
— Оченно извиняюсь, гражданочка, — негромко ответил мужик, — нет у нас спичек, мы не курящие.
— Правда?! — воскликнула моя соратница с таким удивлением, как будто тот сказал невесть какую нелепицу. — А что у вас есть?
— Топор вот есть, — сказал он и поправил засунутое за пояс топорище, — а больше, извиняюсь, ничего нет.
— Странно вы как-то говорите, товарищ, почему же топор у вас есть, а спичек нет!
— Да вот так и нет.
— А что вы здесь тогда делаете?
— По нужде вот зашел, да, видать, не к месту, не знал, что тут хозяева гуляют.
— А мы вовсе не хозяева, — доверительно сообщила ему Даша, — мы тоже просто так зашли.
Мужик неопределенно хмыкнул. Тогда в разговор вмешался я:
— Ты сам-то откуда будешь, добрый человек?
— Прибылковские мы, может, слыхали?
— Не довелось, а здесь по какой нужде?
— Да вот понимаешь, гражданин, какое дело, — смущенно ответил он, — спор у нас промеж себя вышел.
Мужик замолчал и закашлялся. Мы ждали, что он скажет дальше. Даша, кажется, начала понемногу приходить в себя и больше не выступала.
— Поспорили промеж себя на бутылку белой, что я не оробею сюда зайти, — докончил он.
— С кем поспорили? — не понял я.
— С нашими мужиками, ездовыми, мы туточки неподалеку на ночевке стоим, так мужики начали подначивать, кто, мол, смелый. Я вызвался. Ну, на бутылку и поспорили.
— Далеко стоите? — спросил я, радуясь такой удаче.
— Недалече, саженей с полста, а может, чуть побольше.
— А почему в городе не остановились? Там что, нет постоялого двора?
— Кто ж его знает, что там есть, только не резон нам за ночевку деньги платить. Мы и так привычные.
— Так ведь холодно, и дождь идет.
— Это ничего, зато при лошадях, и зерно под надзором.
— Вы что, зерно везете?
— Пшеницу отвезть подряд взяли до станции, где по железке машина ходит. Теперь в деревне делов нет, а так копейка.
— И много платят? — спросил я, чтобы узнать какие нынче деньги в ходу и попытаться понять, какое теперь время.
— По червонцу сулили, — ответил мужик, — а там кто знает, может, обманут.
«Точно попали! Середина двадцатых, НЭП», — обрадовался я.
— А про колхозы ничего не слыхать?
— У нас глушь, ничего такого не говорят, может, где в другом месте и слышно, а у нас ничего такого.
— А с вами можно до станции доехать? — спросил я. — Мы заплатим.
— Так почему ж нет? Коли не боишься на телеге ехать, то и поедем. Дело привычное.
Я, так, чтобы мужик не заметил, спрятал наган в карман, и мы вышли за ворота. Действительно, невдалеке горел костер, и около него были видны какие-то люди и подводы.
— Вон наши, — указал возчик, — пошли, коли не побрезговаете.
— Пошли, — согласился я, — а звать-то тебя как?
— С утра Степаном звали, а так, как хочешь зови, хоть горшком, только в печь не сажай.
— Вот и ладно. Меня Алексеем кличут, а это Даша.
Мы подошли к костру, у которого, закрывшись, кто чем может, грелось пять человек возчиков.
Наше появление вызвало сенсацию. Мужики замолчали, и, кажется, напугались появлению незнакомых людей в таком подозрительном месте. Однако, разглядев, что нас только двое, и Даша женщина, разом заговорили и пригласили к костру погреться. Мы не заставили себя уговаривать и, прикрывшись предложенными рогожами, присоединились к полуночной компании.
Над костром кипел и булькал чугунный котел, в котором, судя по запаху, варилось что-то мясное. Прерванный нашим приходом разговор не возобновлялся. Видно было, что новые люди вызывают любопытство, но спрашивать, кто мы такие, прямо никто не решался. Начали подбираться исподволь. Смущаясь присутствием одетой по-городскому женщины, возчики обращались только ко мне.
— А ты, мил человек, при хозяйке или сам по себе? — поинтересовался пожилой крестьянин, поправляя дрова в костре.
— При ней, — ответил я, косясь на сомлевшую от тепла Ордынцеву.
— А не боязно в таком месте ночью-то?
— Боязно, только что делать, заблудились в лесу, а тут дождь. Искали, где укрыться.
— А что же вы, я извиняюсь, о такую пору в лесу делали, никак грибы собирали? — засмеялся сидящий справа от меня человек в брезентовом плаще.
— Нет, — не принимая шутку и подстраиваясь под простонародный говор, ответил я, — оне по научной части, лес изучают, значит, как растет и вообще.
— Землемерша, что ли? — обрадовался решению загадки брезентовый. — Как же, знаю, умственное дело!
— А я до революции грамотных очень не уважал, — вмешался разговор сурового вида человек с начинающей седеть бородой, — думал, все они сволочи, на народном горбу жир нагуливают. Один с сошкой, семеро с ложкой.
— А опосля чего, поменялся? — хихикнул его сосед.
— Поменялся. Наши народные еще большей сволочью оказались. Те, — он кивнул на Дашу, — хоть какое понятие имели, а наши, живоглоты, за копейку загрызть готовы.
— Это правда, — поддержал его наш знакомец Степан, — с мужика всяк норовит последний клок содрать, а такого, как при комиссарах, не припомню.
— Гады они, те комиссары, — вмешался в разговор последний возчик, но его явственно толкнул локтем сосед, и он замолчал.
— А вы, товарищи, сами-то не партейными, случайно, будете? — спросил брезентовый.
Даша хотела ответить, но я ее опередил:
— Нет, мы из беспартейной массы. Сами по себе.
— Ты, Ванька, говори, да не заговаривайся, — набросился на противника института комиссарства сосед. — Счас за длинный язык живо под микитки и в цугундер. Комиссары оченно не обожают, когда их не одобряют. А они тоже разные бывают, у нас в гражданскую был один комиссар, душа человек. Простыми красноармейцами не брезговал, с одного котелка ел, одной шинелкой укрывался.
— А много ты таких видел? — поинтересовался былой противник просвещения.
— Сколько надо, столько и видел.
— Хватит лясы чесать, — прервал разговор брезентовый плащ, — надо ужинать и спать ложиться, скоро светать начнет, а мы еще не кушамши. Завтрева поговорите.
Все завозились и полезли за ложками. Котел сняли с костра и поставили между двумя возами, перекрытыми брезентом. Вся наша компания уселась вокруг и принялась за кашу с мясом. Разговоры прекратились, и узнать, какой сейчас год я не смог. Понятно было только то, что гражданская война позади, и в стране ходит твердая валюта.
После позднего ужина крестьяне начали укладываться спать, где кто мог. Нас Степан устроил прямо на возу, под брезентом на мешках с зерном, а сам лег под возом, на бараньем тулупе. Впрочем, спать нам осталось совсем немного, часа два и покемарить можно было и в таких спартанских условиях.
— У тебя есть какие-нибудь планы на будущее, — шепотом спросил я Ордынцеву, когда мы легли под жесткий, намокший брезент и прижались друг к другу, чтобы согреться.
— Мне нужно на службу в губком, — ответила она.
— О службе забудь, как и о своем революционном прошлом. Мы теперь совсем в другом времени.
— Ты опять начинаешь меня пугать! — обиженно сказала Даша и, сколько позволяло место, отодвинулась от меня.
— Нет, не пугаю. А ты, что сама ничего не заметила?
— Что я должна была заметить?
— Мужики без конвоя, добровольно везут зерно на железнодорожную станцию. Степан хочет на этом заработать червонец.
— Ну и что тут такого? — удивленно спросила Даша.
— Сама подумай, кто за ваши совзнаковские десять рублей извозчиками стал бы работать?
Даша долго думала, потом опять ко мне прижалась. Тихо спросила:
— Ну и что, по-твоему, это значит?
— Только то, что мы с тобой уже не в двадцатом году.
— То есть, как это?!
— Ты говорила, что я не совсем похож на остальных твоих знакомых мужчин?
— Говорила, ты и правда ни на кого не похож.
— А знаешь, почему?
— Почему?
— Я не из вашего времени.
— Как это не из нашего, а какое оно еще бывает?
— Ну, я вроде как путешественник по времени. Я попал к вам из будущего.
— Ты шутишь? Разве такое возможно!
— Возможно, ты теперь тоже путешественница.
— Это что, как в «Машине времени» Герберта Уэллса?
— Я не читал, но, судя по названию, наверное, что-то в таком же роде.
— И где мы, по-твоему, теперь находимся? — ехидно спросила Даша. — В Америке или на Луне?
— Там, где и находились: в Троицком уезде, только не в двадцатом году.
