Александр Маркьянов - Сожженные мосты. Часть 3
— Защита, ваше слово?
— Защита просит о снисхождении к женщине, поскольку следствием не установлен факт ее непосредственного участия в совершении террористического акта.
— Господин обвинитель, это действительно так?
— Уважаемый суд, участие подсудимой Либерман выразилось в том, что она не только участвовала в деятельности Хаганы, но и предоставила средства для совершения террористического акта, а именно автомобиль, в котором было размещено взрывное устройство. При этом она знала для чего будет использоваться автомобиль. Обвинение продолжает настаивать на смертной казни обвиняемой.
— Заявления защиты и обвинения приняты. Первое обвинение — в терроризме — рассмотрено. Время высказаться заседателям. Алексей Павлович, прошу вас.
— Смерть для обоих — сразу же высказался атаман.
Стоило ли сомневаться…
— Александр Владимирович?
Ну, и как бы вы поступили на моем месте? Вопрос не в том, что здесь и сейчас я могу стать третьим обвиняемым — запросто. Вопрос не в том, что меня могут грохнуть прямо здесь и сейчас, не утруждая себя исполнением формальностей, каких бы то ни было. Вопрос в том, что я должен стать своим, одним из своих. А мне четко дают понять — что стать своим можно, только если поучаствовать в безумном судилище и пролить кровь.
— Смерть и снисхождение — сказал я.
— Прекрасно. Поскольку мнения заседателей разделились — генерал-губернатор шагнул вперед, окончательное решение придется принять мне. Всем вам известна история господа, все из нас ходили в гимназию и учили историю. В том числе историю смутных времен конца девятнадцатого века. Я прекрасно понимаю мотивы князя Воронцова, благородного человека, искреннее считающего, что такой вид наказания как смертная казнь к даме не применим. Прекрасно понимаю — но не могу согласиться. Увы, история нашей многострадальной Родины дает немало примеров тому, как дамы не только участвовали в террористических и антиправительственных организациях — но и сами претворяли в жизнь чудовищные замыслы. Осмелюсь напомнить князю Воронцову и всем присутствующим такие дела, как дело Софьи Перовской, претворившей в жизнь чудовищный умысел против Государя Императора Александра Второго или дело Веры Засулич, которая выстрелила в достойнейшего человека, господина Трепова, вся вина которого была в том, что он честно справлял службу перед Россией и перед Государем Императором. Осмелюсь также напомнить, что суд присяжных оправдал Засулич, что послужило дурным примером для десятков и сотен других молодых людей, ставших на путь анархизма, коммунизма и терроризма. Шестнадцатый год показал нам, к чему может привести сочувствие государственным преступникам.
Возможно, кто-то из вас, а особенно господин Воронцов, недавно находящийся на Востоке и не до конца представляющий происходящее сейчас не поймет меня. Да, мы строим города и заводы. Да, мы дали местным жителям работу, возможность учиться, вытащили их из вековой отсталости. Да, большинство населения благонадежно и живет в согласии и соблюдая закон. Но есть группы отщепенцев, ненавидящие нас и страстно мечтающие взорвать все созданное нами, вновь погрузить Восток в пучину кровавого безумия. С ними может быть только один разговор — языком пуль. Но есть еще и колеблющиеся — те, кто готов примкнуть к террористам, но не делает это, страшась карающей руки закона. Приговор должен стать предостережением всем им, и если мы будем жалеть террористов — завтра их ряды неизмеримо пополнятся, и прольется новая кровь. Десятки жертв превратятся в тысячи.
Возможно, кто-то считает, что Хагана не так опасна, как религиозные экстремисты. Но и это не так. Жидовский террор не просто нацелен на отторжение части земель, на которые мы имеем преимущественные и неоспоримые права. Своими злоумышлениями жиды подталкивают к конфликту две крупнейшие народности, проживающие здесь — русских и арабов, желая извлечь выгоду из гражданской войны. Из жидовской среды вылезли такие мракобесные учения, как коммунизм Ленина и анархизм Бакунина и Троцкого. Жиды не считают за людей никого, кроме таких как они сородичей — вот почему мы должны не проявлять ни капли жалости к этому жадному, наглому и жестокому племени!
Поэтому, осознавая всю меру своей ответственности, я голосую за смертную казнь для обоих обвиняемых. Господь да простит нас!
Господь да простит нас…
Очевидно, дальнейшая процедура была хорошо отработана. Заседатели — они оказывается, должны выступать и в роли палачей, о чем я не подумал. Казацкий атаман по имени Алексей Павлович достал свой пистолет — возможно табельный, подошел к Руфи и выстрелил ей в голову. Та без звука растянулась на земле — и он выстрелил еще раз. Усилием воли я заставил себя не закрывать глаз. Это отныне — мой грех, мое наказание, и мне его ничем уже не смыть. Белфаст уже не являлся мне во снах — а вот это больше не даст мне покоя…
Выщелкнув из пистолета обойму, казак протянул пистолет мне. Остался только один патрон — тот, что в патроннике.
— Прошу вас, Ваше высокопревосходительство — сказал он.
Можно пристрелить Абашидзе. Успею — вряд ли кто-то здесь сможет действовать так же быстро как я. Потом убьют Кринского и меня.
К чему это приведет? А ни к чему.
Пришлют другого губернатора. Этого — объявят погибшим в результате террористического покушения. Судя по тому, что здесь творится — они сумеют замести следы.
А потом все продолжится. Я убью одного — но останутся десятки. Те, кто проник в государственный организм, те, кто шаг за шагом поднимался по ступеням власти, лелея в душе злобу и ненависть. Злобу и ненависть — именно так, потому что это их оружие и больше ни на какие чувства они не способны. Если не вырезать эту раковую опухоль — они уничтожат страну.
Как вы думаете, почему Александр Четвертый сразу после окончания Восточной Кампании высочайшим указом снял ограничения на деятельность конституционных демократов, выступавших за конституционную монархию и конституцию, и социалистов, избавившихся от приставки — «революционеры» и вовсе выступавших за республику. Нет, вовсе не потому что надо было ослабить давление пара в котле и дать ему выйти через свисток как полагают многие. А потому — что каждый подданный имеет право быть услышанным. Это не значит, что надо слушать анархистов и террористов — но те, кто не призывает к преступлениям, должны быть услышаны.
А эти — не хотят слушать. Они хотят говорить. Провозглашать. И единолично — карать. То чего они хотят — прекрасно продемонстрировал Анте Павелич — убить всех других. Не решать проблему, не интегрировать в общество, не вырабатывать единые ценности — а убить. Право на беззаконие — вот что хотят эти.
И если я не нырну в эту кровь, не доберусь до самых глубин — рано или поздно море крови зальет страну, и мы захлебнемся в ней. России больше не будет, потому что Великая Россия — это не Великая Хорватия и только из русских она состоять не может.
А потому…
А потому — не сходя с места, я выстрелил — и рядом с Руфь Либерман повалился на утоптанный земляной пол и Зеев Кринский…
И вот именно сейчас я понял — что совершил ошибку. Что цена, которую я заплатил за внедрение, может оказаться столь высокой, что не окупить никакие выгоды от проникновения в столь опасный антигосударственный заговор.
Отснятая пленка — а я уверен, что ее отсняли — при обнародовании взорвет и расколет страну. Она послужит той соломинкой — да какой к чертям соломинкой, тут целое бревно — которое сломает спину верблюду общественного согласия и спокойствия. Эта пленка рассчитана не на то чтобы взорвать Восток — она нацелена на всю страну, на все общество, на все русских людей.
Каждый увидит на ней то, что захочет увидеть. Правые увидят, как казнят двух террористов. Мало того — еврейских террористов, несмотря на то, что черта оседлости была снята, она проходит и поныне в душах многих, очень многих людей. Помня шестнадцатый год — мы помнили и то кто его устроил.
Ну а то, что казнят не по приговору суда — а по решению чрезвычайной расправы: так что ж с того если суды не справляются с такими беззакониями? Не все понимают, что казнь без суда, будь она тысячу раз справедливой — шаг в бездонную пропасть, из которой мы уже не выберемся. Более того — прослушав выступление Кринского — что меня, его собственноручно казнившего, что генерал-губернатора князя Абашидзе правые возведут на пьедестал.
А что касается левых, скорее всего и центристов — они увидят совсем другое. Они увидят бессудную расправу казаков и дворян над двумя связанными людьми. И будут правы, именно это и произошло.
Что будет после опубликования пленки — предсказать нетрудно. Левые и центристы, поддержанные воем из-за кордона потребуют сурового наказания для всех, кто изображен на этой пленке. В то же время правые и дворяне выступят в нашу защиту. Это расколет и радикализирует страну. Власть будет вынуждена выбирать из двух зол: если она поддержит тех кто за законный суд над нами, то от нее отшатнутся правые, ее исконные защитники. Если власть откажется судить нас — то тем самым она своими руками легализует чернейший произвол и оттолкнет от себя больше половины подданных: всех левых и весь центр. Тут же активизируются разговоры о конституционной монархии, а то и о республике: и дураки проторят дорогу идущим вослед бешеным…
