Валерий Большаков - Преторианец
– Этого человека сбросили в яму к хищникам-людоедам, но страшные звери не растерзали его!
– Они ластились к нему!
– Он свят!
– Я узрел нимб над главой его!
– И я! И я!
– Святой Сергий! Святой Сергий!
– Помолимся, помолимся, братие!
Толпа христиан взбурлила страстями, все бросились к Сергею, пытаясь дотянуться рукой до нового святого, повторившего подвиг Даниила, брошенного в ров ко львам. Люди кричали, плакали, смеялись, молились, падали на колени и воздевали руки – так сильна была жажда чуда. Сомнения тонули в горячей волне энтузиазма, растворялись в ней, как крупинки соли в кипятке.
Не зная что и делать, Сергей протянул верующим руки, чем вызвал новый взрыв восторга. Головы бритые и лохматые, мытые и не очень, со сложными прическами и стриженные под горшок, обнажились перед ним.
– Возложи руки! – крикнула ему на ухо Авидия, смеясь и плача.
«Святой Сергий» послушно возложил длани, чувствуя себя полным дураком.
Атмосфера, накаленная мистическим жаром, остывала медленно. Не менее часа прошло, пока христиане более-менее угомонились, только оборачивались часто, с обожанием взглядывая на Лобанова, как поклонники на поп-звезду.
Авидия Нигрина прислонилась к Сергею, и он бережно обнял ее за плечи.
– Какое счастье, – прошептала она, – что Бог услышал мои молитвы и явил чудо!
Сергей не стал разубеждать Авидию. Блажен, кто верует!
– Тяжко мне, ох, тяжко… – прошептала девушка, меняя настроение с точностью до наоборот. – Что делать? Как быть? Не знаю… Но сегодня я домой не вернусь. Я просто не смогу! И завтра…
– Это Мир-Арзал такую подлянку устроил… – процедил Сергей, но Авидия ласково закрыла его губы пальчиками.
– Ты тут ни при чем, – сказала она. – Просто… Господи, о таком не то что говорить, думать не хочется! Убить императора… Ах, не дело затеял отец! Нет, я прекрасно понимаю и его, и дядю Корнелия, и дядю Публия… Мой отец был личным другом и наперсником принцепса Траяна! Когда принцепс затеял войну с даками, то половиной легионов командовал он сам, а другой половиной – мой отец. А дядю Корнелия все считали лучшим полководцем! И как им быть теперь?! Входить в ближний круг императора и пасть! Представляю, какое унижение они все испытывают, какую обиду!
– А ты представляешь, что будет, если твоему отцу удастся задуманное? – тихо спросил Сергей.
– Ох, война будет… – вздохнула девушка.
– То-то и оно! И не одна война, а войны! С Парфией, с сарматами и роксоланами, с германцами! Бунтуют в Иудее, в Мавритании, Британии! Да никаких легионов не хватит, чтобы усмирить окраины! Знаю, проходили уже! – сжал губы Сергей. – Моя страна дважды становилась империей, и оба раза ее разваливали крикуны и брехуны! И начиналась разруха, и полный беспредел, и брат шел на брата… Вспоминать тошно! И я должен, понимаешь, должен остановить эту «банду четырех»! Прости…
– За что же? – кротко ответила Авидия. – Ты прав… Я только не хочу, чтобы папу убили, я люблю его… У меня же никого-никого нет больше, только папа, Киклопик… и ты.
– Спасибо, – улыбнулся Сергей.
Тут толпа христиан сдержанно загудела. На возвышение поднялся благообразный старик в белой тунике и воздел худые жилистые руки.
– Возлюбленные мои братья во Христе! – начал он глубоким, хорошо поставленным голосом. – Все мы страждали, все испытали гонения и нужду, все искали во тьмах Путь к Свету! Соблазны диавольские прельщали нас, роскошью и похотью смущали тела земные, но дух наш превозмог низменные позывы плоти, и сиянье веры истинной умастило сердца наши, аки елей, коим мажут главы царей добролюбезных! Но откуда изливается сей свет божественный? – вопрошают сыны человеческие. Откуда проистекает благодать? Внемлите мне! Церковь Святая – вот источник благодати! Вот фонарь лучезарный, чей неугасимый огонь раздувается верою нашей! Церковь, братья мои возлюбленные, это башня образа прекрасного и величия небесного, кою ангелы строят из камней, а камни те – народ верующий!
– Это и есть Сикст? – тихонько спросил Сергей.
– Он! – коротко сказала Авидия, совершая крестное знамение – рукой касаясь лба и глаз, «чтобы отвратить того, кто хочет погубить душу».
– Но! – возвысил голос Сикст Первый. – Бытуют камни квадратные, подобные Христу, камню краеугольному, а есть камни круглые, таковые ангелы откладывают в сторону, ибо не выложишь из них башни великой и несокрушимой! Кругляши суть те братья наши, кои не крепки в вере и слушают лжепророков! Гоните лжецов, братья! Не внимайте словесам их, яда и кривды преисполненным! Пусть свет расточит тьму! Внемлите, верные! Пресвятая Дева Мария зачала беспорочно и дала миру Спасителя, Иисуса, Сына Божия! Много чудес и знаков дивных явил Христос, но предали Его и распяли, и принял Он смерть за все грехи наши! Но воскрес Иисус, – голос Сикста наполнился неподдельным ликованием, – и вознесся на небо, и воссел одесную Отца Своего!
Толпа христиан зашумела, радостные восклицания мешались с ропотом несогласия, а когда вернулась тишина прозвучал ироничный голос Лобанова:
– Бред сумасшедшего!
Собравшиеся оживились, стали оборачиваться, а на лице Сикста появилось злое выражение.
– Что посмел сказать твой язык?! – загремел епископ епископов.
– Мой язык сказал, – ответил Сергей в том же тоне, – что реченное тобой есть брехня!
Лобанов, успокаивающе улыбнувшись Авидии, влез на возвышенное место.
– Вы мне лучше внемлите! – сказал он. – Ты, Сикст, и подобные тебе опорочили Иисуса! Бог един, Он – Творец и Вседержитель, Он отец Иисусу, равно как и нам всем, все мы – дети Его, и Он любит нас! А вы обожествили Иисуса, как язычники обожествляют своих цезарей! Вы превратили его в идола, в кумир нечеловечный, коему зовете поклоняться! Вы поместили бедного Иисуса в церковь свою, как птицу вольную в клетку! А кто властен над Церковью? Вы, епископы, алчущие присвоить и благодать, и отпущение грехов, и богатства, в общину притекающие, и саму общину! Так дайте мне защитить Иошуа Ноцри, коего вы зовете Иисусом Христом!
Иошуа был нормальным здоровым ребенком, и родился он от любви Иосифа и Мириам, и его любили, и он любил – и мать с отцом почитал, и братьев своих младших, и сестер тетешкал и защищал! А пришла пора, и выбрал Иошуа девушку, Мириам из Магдалы, и женился на ней! А вы его в Господа обращаете. И до вас не доходит даже, что тем самым вы унижаете Иисуса, извращаете учение его, а все чудеса, им явленные, сводите к ничтожному значению! Ну, сами подумайте, если Иисус – божество, то чего стоило ему превратить камни в хлебы, а воду в вино? Да ничего не стоило! Это для бога пустяк! Тогда и воскресение не чудо вовсе! Ну взяло божество да и воскресло! И что тут чудесного? Для божества это дело обычное, как для нас сон ночной! И какой же тогда пример мы можем взять с божества?! Мы-то обычные смертные, богам не ровня!
Сергей перевел дух. Закоренелый атеист стал пророком! Но кто же заступится за Егошуа Назорея, если не «Святой Сергий»?
– Иошуа был великий врач и великий Учитель, – продолжил Лобанов, – и нашел он себе учеников – Шимона Цефу, Иоанна сына Заведея, Фому Дидима, Матфия Левита, прочих и многих, но первой среди них была Мириам! Зависть человеческая, ненависть и невежество сгубили Иошуа! Распяли его, но воскрес он, и Бог взял его к себе! Но не потому Иошуа вознесен был, что жертву принял за всех нас, грешных, а потому, что нес людям добро и любовь! Единственный из сынов человеческих, Иошуа был добр ко всем и любил всех! Таково было великомочие души его!
Толпа загомонила, поддерживая речение «святого».
– Ересь! – вопил Сикст. – Горе тебе, антихрист! Разверзлась пред тобою бездна, грехи твои тяжкие клонят тебя к могиле вечной! Грядет суд страшный, и вострубят ангелы небесные, но зов не пробудит труп твой, ибо ты умрешь навеки, и в спасеньи тебе отказано Господом! Ибо переполнилась твоя мера, и час твой близок!
Толпа зароптала в гневе и замешательстве. Кому верить? Святому или Сиксту?
– Красиво глаголешь! – крикнул Лобанов. – И опять врешь! Ничего передо мною не разверзлось! И за Господа ты не расписывайся, он как-нибудь и без тебя разберется с мерами и часами!
Абсолютная тишина зазвенела в капелле. И прорвалась истошными криками:
– Аллилуйя! Аллилуйя![111]
– Господи, помилуй! Господи, помилуй!
– Верую в Отца, и в Сына, и в Святаго Духа!
– Не в то веруешь, собака!
– Иисус – сын человеческий!
– Молчи, паскуда!
«Возлюбленные братья во Христе» сцепились, ладони сжались в кулаки, и пошла драка! Крики стоявших за божественную природу Христа мешались с воплями приверженцев человечности Иисуса, а доказательствами правоты с обеих сторон служили хук справа, прямой слева, пинки и тумаки.
Сергей приблизил губы к ушку Авидии и громко сказал:
– Пойдем отсюда! Ну их всех!
Он обнял Авидию за плечи и повел. Восторженная Авидия вцепилась в него обеими руками, а Киклоп прикрывал их отступление.
