Юрий Корчевский - Пропавший
К полудню они вышли к деревушке в три избенки. Из труб курился дымок, но вокруг на снегу не было никаких следов – хозяева пережидали в избах непогоду. Смерть прошла рядом в очередной раз, добавив жизненного опыта.
Глава 9. Наемный убийца
Пару недель и Михаил и Андрей сидели дома, лечились. У них были обморожены кисти рук, лица, имелись укусы на ногах, а у Михаила – глубокая рваная рана на левом предплечье. В общем, беспечность Андрея вышла им боком.
Когда сошли коросты на руках и лице, Андрей стал выбираться на улицу – до того момента было стыдно показываться, людей своим видом пугать. Полина мазала обмороженные места барсучьим жиром и еще чем-то. Советовали к лекарю сходить, да Андрей отмахнулся:
– Ран нет, зажили, а обморожение само пройдет, не я один такой.
Действительно, в тот день, когда случился буран, не один Андрей пострадал. Тех, кого непогода застала в пути, нашли насмерть замерзшими, а от кого и вовсе – только кости и обрывки одежды. Волков в лесах очень много было.
После выздоровления Андрей ходил в церковь, свечи перед святыми образами поставил за свое чудесное спасение и подношение храму сделал.
Он ходил по улицам и радовался жизни. После пережитого ужаса жизнь по-другому воспринималась: краски были более яркими, запахи – более насыщенными.
Потом он зашел к Михаилу – проведать. Тот уже ходил по избе, но рана на руке гноилась, заживала плохо.
– Ты мох сушеный к ране прикладывай, помогает, – посоветовал ему Андрей. – На торгу знахари продают. – И оставил денег на лечение: он виноват – ему и платить.
Пока Михаил работать не мог, вместе с другими ездовыми Андрей купил нового коня, сани для выезда и теперь вместе с Егором ездил по делам.
В один из дней Полина обрадовала его:
– Задержка у меня, похоже – ребеночек у нас будет.
– Пора! – обрадовался Андрей. – Без ребенка какая семья? Наследник нужен.
– А если девочка родится?
– Дальше будем пробовать.
– Да ну тебя, скажешь тоже… – А сама зарделась.
Как-то раз Андрея нагнали на улице сани, стали обгонять.
– О! Андрей! Остановись!
Егор остановил лошадь. Из других саней важно вылез боярин Олтуфьев. Они обнялись, поздоровались.
– Слухи до меня дошли – в беду ты попал, чуть волки не съели.
– Да, едва отбились, а коня волки задрали. Сани в огонь пошли.
– Сани и коня не жалей, главное – сам жив остался. Такую голову беречь надо. А что у тебя на щеках?
– Поморозился, не отошло еще. А у тебя как дела, как семья?
– Лучше некуда! Прибавления в семействе жду, семья на сносях. Ну – бывай здоров. Посидеть бы с тобой, вина попить, побеседовать не спеша, да в делах погряз.
С этими словами боярин уселся в сани и уехал.
«А ведь едва смертельными врагами не стали, – думал Андрей, глядя ему вслед. – Вспылили оба, гордость взыграла, выдержки не хватило».
Он ехал домой, испытывая в душе какое-то странное чувство, вроде бы он забыл о чем-то.
– Полина, какой сегодня день?
– Пятое февраля!
Точно, у него же сегодня день рождения! Все даты напрочь вылетели у него из головы. Не отмечали здесь дни рождения. Годы только считали, да и то по летам. Не сколько зим прожил, а сколько лет. Да это и понятно – теплое время года.
– Зови Авдотью, отметить надо.
– А что приключилось, разве праздник сегодня?
– День ангела у меня.
Удивилась Полина, но распоряжение дала.
Они посидели за обильным столом – Андрей и Полина. Поели, Андрей выпил немного вина, Полина отказалась. Попели песни. Андрей замолкал иногда, вспоминая свои прежние дни рождения, когда приходили друзья, родители, он получал подарки, было застолье, звучала веселая музыка.
Ему стало грустно. Здесь он освоился, избу купил, нашел возможность зарабатывать на кусок хлеба – даже какой-то статус приобрел, уважение. Совершил нечто – женился, прибавление в семействе ждет.
А все равно воспоминания о другой жизни порой накатывают – там остались друзья, родители, уютная квартира и работа. Сложно человеку вначале жить в одном мире и внезапно очутиться в другом. Рушатся все устои, привычки, семейные связи, да и навыки прежние уже не надобны. Как будто жизнь испытывает на прочность – выживешь ли? Судьба ли это, шутка Господа или происки чужих цивилизаций… Иногда ему казалось, что все происходящее – виртуальность, сон. Вот сейчас или игра закончится, или он проснется, и все будет по-прежнему, он утром поедет на работу на машине. Но утром у его ворот стояли сани с кучером на облучке – игра не заканчивалась уже девять месяцев.
Со временем сны и воспоминания о той, прежней жизни, приходили все реже, и он уже осознал и принял, пусть и не в полной мере, реальность жизни.
Через три недели началась честная Масленица. Андрей проснулся от криков детворы на улице. «Приехала Масленица!» – кричали они.
А с кухни в опочивальню уже доносился запах блинов и скворчание сковороды.
Андрей с Полиной встали.
– Сырную неделю проспите, – незлобиво ворчала на них Авдотья.
Они поели блинов и заторопились на улицу. Дети катались с ледяных горок, строили снежные крепости, бросались снежками.
Взрослые тоже вышли на улицы – принаряженные. Праздник!
На площади у торга качели поставили, балаган для скоморохов, столы с угощением – горячими пирогами, медовухой, сытом, леденцами для детворы. Народ побогаче раскатывал на санях. Кто из бояр или боярских детей да купцов позадиристей на льду реки гонки на санях устраивали, бахвалясь резвостью своих рысаков и своей удалью. Простолюдины смотрели на разные развлечения: лазание на столб за призом, новыми сапогами. И вроде просто на столб ошкуренный залезть, только хитрованы-устроители вечером его водой окатили. Льда не видно, а столб скользкий. Другие подушками пуховыми на доске дрались.
А уж после полудня народ на берег повалил, кулачные бои смотреть, забаву любимую, где удалые бойцы из разных слободок силою мерились. Подвыпил народ – не без того, песни горланили. И всю неделю – гуляния, пьянство да обжорство.
В Страстное воскресенье при большом стечении народа чучело Масленицы сожгли, и начался Великий пост. Теперь семь недель нельзя было вкушать скоромное, петь песни и веселиться.
Для купцов же и путешествующих начиналось тяжелое время. Снег под солнцем оседал, наливался водой и таял. За ночь подмораживало, и можно было на санях ездить, а днем, особенно после полудня – беда. Полозья проваливались в мокрый снег, лошадь надрывалась. Лед на реках кое-где был еще крепким, но и он местами потемнел, а к вечеру на его поверхности лужицы образовывались. Санные обозы еще ходили по льду, но уже стереглись. Только по старым следам ездили или верхового вперед посылали – промоину углядеть.
Но лед оказался коварнее, лужи на льду маскировали промоины и полыньи. И когда первая лошадь из обоза въехала в такую лужу, то сразу провалилась. Хорошо – ездовой проворен оказался. Пока лошадь билась в полынье, он выхватил топор, обрубил постромки и освободил лошадь от саней. Та в испуге била копытами по кромке льда.
Под передние ноги лошади удалось завести вожжи, и совместными усилиями бедную животину вытащили из воды. Вода стекала с коня потоками и тут же замерзала, образуя на гриве и хвосте маленькие сосульки.
Посмотрев на происшествие, Андрей подумал и повернул обоз назад. Обидно, конечно, назад возвращаться, но люди и кони дороже. Тем более что тем же путем возвращаться придется, а за это время солнце еще больше лед подтопит. Особенно опасно было на берег выбираться – лед здесь самый тонкий и ненадежный. Пришлось ему набираться терпения до начала ледохода.
И он не заставил себя ждать. Через пару недель лед вздулся, и даже самые отчаянные ухари не рисковали выезжать на него.
Ночью Андрей проснулся от грохота. Спросонья не понял, сел в постели – неужели гром? Пушкам ведь неоткуда взяться.
Полина повернулась на бок, зевнула:
– Ты чего вскочил? Лед на реке ломается, грохочет – разве не слыхал никогда? Спи!
А он и в самом деле не слышал. Но успокоился, уснул. Теперь ни с обозами пройти, ни на судне, считай – полная транспортная блокада. Молодцы римляне, они еще в древности свои дороги камнем вымостили, и в любую непогоду в отдаленные уголки империи добраться можно было. На совесть делали, многие дороги и в двадцать первом веке служат в первозданном виде. В России же до сих пор асфальт во многих городах – как после бомбежки.
В Переяславле улицы в центре и во многих слободках деревом вымощены. Короткие дубовые чурки плотно друг к другу вбивали в землю. Получалось нечто похожее на булыжную мостовую. Такие мостовые еще при Олеге Ивановиче, радетеле земли Рязанской, делали, но дуб от времени и сырости только крепче становился. По обочинам проезжей части шли сплошные канавы, стекая в Трубеж с возвышенности, на которой стоял город. Умно было сделано, рачительно.
