Поворот (СИ) - Номен Квинтус
— Так мать-то ее черкешенкой была, а черный волос, он, знаете ли завсегда шибче белобрысого в дитях лезет.
Ну а на все прочие вопросы ответил император Александр III, точнее — его портрет на «розовой бумажке»…
Формально паспорт девочке был нужен так как Петр Иванович «собирался отослать девочку в Париж на учебу», но такой документ и внутри страны решал кучу проблем. А кучу доугих проблем получилось решить уже ближе к весне шестнадцатого года, когда в Москву из Тотьмы приехала учительница Тотьменской женской прогимназии Мария Федоровна Кузьмина. Строго формально она — как получившая образование «за казенный кошт» — была обязана в этой прогимназии еще больше года отработать, но «обязанность» было возможно и отменить, например, в случае выхода такой выпускницы замуж. Что, собственно, и было сделано на следующий после приезда молодой женщины в Москву день.
А еще через день новоявленный супруг молодую жену покинул и помчался аж в Воронеж: оттуда, точнее из какого-то села Воронежской губернии пришло письмецо:
«Милостивый господин, о помощи прошу и умоляю: жить мне почитай, не на что, одна надежда что хоть кто-то купит у меня левый сандалий Клеопатры. А в селе нашем ни яви, ни Нави нет, про сандалий тот все токмо смеются, а уж про пресвятого Гильгамеша и благочестивиго Лугальбанду никто и слыхом не слыхивал, отчего мне и вовсе тоскливо становится. Помощи прошу наискорейшей, ибо с прокормом у меня совсем плохо, и даже на марку три копейки в долг взяла под залог скотины последней».
Вернулся он в Москву через неделю — и всем пришлось очень сильно задуматься о том, что делать дальше: Ха-Юн «воссоединилась» с нищей крестьянкой Наталией девятнадцати лет от роду, и уже обремененную двумя младенцами. И тут радовало лишь одно, что зимой стала эта Наталия солдатской вдовой, хотя, откровенно говоря, поводом для радости это было более чем сомнительным. Но уже то, что не нужно было думать о том, куда деть ее мужа, жизнь сильно облегчило — а вот младенцы, напротив, все довольно сильно осложняли. Девочка полутора лет еще даже не ходила, а уж трехмесячный мальчишка, едва живой от голода, всем хлопот доставлял более чем изрядно. Впрочем, когда деньги есть, то и такие проблемы можно было решить: малышу нашли кормилицу (у самой Наталии молока в результате использования «традиционного крестьянского весеннего рациона» уже не было), а все прочее…
Так что единственное, о чем переживал сейчас Петр Иванович, было то, что дом он купил, похоже, маловат.
Наталию перевезли в Москву, а вот такого же «безграмотного крестьянина» Евдокима Кондратьевича Бубнова из Саратовской деревни вывозить все же не стали: Консуэла, быстренько «сориентировавшись по местности», предложила через парня скупить побольше земли, на которой до конца войны можно было попробовать различные способы «резкого увеличения урожайности»: все же единственный тезис в отношении «запланированного прошлого будущего», не вызвавших ни малейших споров на станции, был окончательно сформулирован в виде «необходимости быстрейшего обеспечения продовольственной самодостаточности государства». Но так как все «знания» попаданцев по поводу способов ведения сельского хозяйства были совершенно теоретическими, проверить их на практике было действительно необходимо — а так как можно было лишний год поупражняться, то упражняться решили всеми имеющимися силами. А вот место приложения этих сил Евдоким Кондратьевич и должен был очень быстро подготовить.
Так что в середине мая в Москве получилось собрать довольно приличную команду, и кроме разве что армейского капитана, геройствующего сейчас на фронте, со всеми Петр Иванович лично успел познакомиться. Почти со всеми: одну «реинкарнацию Нави», угодившую в осужденного на пять лет каторги мужика, не удалось ни увидеть, ни даже придумать хоть какого-то способа товарищу жизнь облегчить. То есть мысль «помочь деньгами» для всех казалась очевидной, но пока даже выяснить, куда страдальца отправили «срок мотать», не получилось. Так что этот вопрос отложили, вынужденно отложили «до лучших времен» и все приступили к настоящей работе. То есть начали делать ранее намеченные дела — но это ведь отнимало столько времени и нервов!
А еще требовало много денег — а легальным источником доходов были лишь деньги, которые Петр получал по договору от продажи своего «мотозаводика» в Мотовилихе: ему новые хозяева платили по пятьдесят рублей с каждого проданного «моторизованного чудища». Правда армия, с подачи ВК Николая Николаевича, «танкетки» покупала вообще все, которые заводик успевал производить, и даже выделила изрядные средства на расширение производства — но получаемых полутора-двух сотен рублей в день все равно остро на всё не хватало. Пока не хватало…
А еще никто не прекращал попытки связаться с другими «реинкарнациями» станционных сидельцев, однако пока никого нового обнаружить не удалось. Правда нижегородец Федька Тетеркин, обогащенный инженерными знаниями Линна, подсчитал, что пока что вероятность разброса в полтора года укладывается в доверительный интервал уже обнаруженных реинкарнаций, и нужно было еще где-то с годик подождать, так что из-за безрезультатности уже произведенного поиска никто особо не расстраивался. А сам Федька…
Вообще-то Линн был одним из крупнейших специалистов по обслуживанию систем жизнеобеспечения «фабрики клонов», используемых для фиксации «полученной из прошлого» информации, а еще он неплохо разбирался и в энергетических устройствах станции — а вот в каких-нибудь станках или ином промышленном оборудовании он не разбирался абсолютно. Кое-что он узнал за три недели, проведенные после «объединения» с Федькой на сормовском заводе, но по факту он просто выяснил, что какие-то станки существуют и на них можно изготавливать какие-то железяки, очень для чего-то нужные. Даже Петр в промышленном производстве лучше него ориентировался, так что было решено парню нанять учителей из числа «настоящих инженеров». Таких найти удалось, правда тоже «за очень большие деньги» — зато преподавателей нашли действительно отличных. Большей частью — преподавателей Императорского Высшего Технического Училища, и тем, кто на такое согласился, еще и приплачивалась изрядная денежка за то, что они никому не рассказывали, что дают тонкости современной инженерной науки пятнадцатилетнему мальчишке, едва окончившему двухклассную школу, и вообще двенадцатилетней девочке (эта инкарнация штурмовика сочла, что такому «знатоку бронетанковой промышленности» инженерная подготовка точно не помешает).
А вот Василий Васильевич, потратив довольно приличные деньги (в том числе, и взяв довольно немаленький кредит в банке) выстроил уже к началу июля у Бутырской заставы — неподалеку от дома Петра Ивановича — небольшой заводик, на котором начал воплощать то, о чем просил товарищ Лавров. Но это было очень и очень непросто…
Очень непросто это было по причинам совсем даже не техническим, просто найти требуемых специалистов было крайне непросто. Двух «обычных инженеров» Василий Васильевич попросту перехватил на выпуске из Высшего Технического училища, а вот с требуемыми химиками все оказалось сложнее. Хотя бы потому, что в Москве тех, кого попаданцы собирались привлечь к работе, попросту не оказалось. И Наталии пришлось срочно ехать в столицу (благо, младенца она не кормила и было с кем детей оставить). И вот уже в июле она привезла в Первопрестольную двух совсем молодых парней, которые «от великой чести» поработать в Москве просто не смогли отбояриться. А рассказ «крестьянки без образования» всех очень сильно позабавил — в том числе и потому, что в столице ни один человек даже не заподозрил, что еще несколько месяцев назад эта молодая и довольно симпатичная дама выглядела старухой и даже свое имя написать не могла в силу неграмотности. А в Петербурге она действительно много чего сумела проделать…
Генерал Ипатьев, узнав, что к нему на прием записалась какая-то «Наталья Ильинична Федорова», особо не радовался: у него работы и без просителей хватало. Но почему-то он решил, что к нему на прием просится кто-то из старых знакомых, и он все же решил даме несколько минут посвятить. Однако вошедшая в кабинет молодая женщина была ему совершенно незнакомой, и он уже начал думать, как бы выпроводить ее повежливее. Точнее даже, он раздумывал, стоит ли ей словами сказать, что здесь ей не рады или сразу денщика позвать, чтобы тот вышвырнул это внезапную гостью. Но он даже додумать эту мысль не успел — просто потому, что дама, едва поздоровавшись, задала ему простой вопрос:
