Истинный саваран (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

Глава 3

База

А советская наука, смотрю, все эти месяцы на месте не стояла. Нет, в целом вид приборов для меня так и оставался понятным лишь на уровне «ящики с лампочками». Но среди всей этой машинерии новшества сами собой бросались в глаза. Например, платформу для трехмерного сканирования «украсили» пентаграммой — и над головой сверху еще одной. То там, то тут сверкали нити застывшей крови демонов, используемые в качестве проводников… чего-то. Но не электричества — точно. Возможности моего телекинеза замеряли, поместив мой кулак внутрь шара, сплетенного из этой «золотой» проволоки.

Сами научники выглядели замотанными, на показания приборов относительно меня реагировали так, словно сверхов третьего пробуждения у них очередь стоит за дверьми. Хотя, если вспомнить, что в соседних кабинетах-боксах точно такие же процедуры проводили с моими американскими детишками, то приходилось признать, что не так уж я и не прав.

Команды давали вроде «наступи сюда и выпрямись» или «упрись в этот брусок пальцами и отращивай когти, пока не скажу 'стоп». Один в один армейская медкомиссия. Разве что не самому приходилось по кабинетам топать, а разные спецы сами ко мне в свою очередь подходили. Что ж, оставалось только привычно отдаться процессу…

— Товарищ Глебов, вы мешаете исследовательскому процессу! А должны сотрудничать! — возмущенный голос выбил меня из своеобразной медитации.

Пришлось оторваться от бинокуляра, с помощью которого ученые определяли ширину спектра моего зрения с учетом возможности перестроения глаз.

— А? — левую руку я по требованию разместил на небольшом подкатном столике минут десять назад. И все эти десять минут лаборант, оказывается, пытался взять у меня кровь. Я даже уколов иглами почти не чувствовал, признаюсь. Одна, самая большая, сейчас торчала из моей вены, а россыпь поменьше валялась на столике. И ни капли красной жидкости. Что ж, логичная способность для метаморфа — не просто быстро регенерировать, но делать это «умно». Заранее минимизировать возможные кровопотери, например — просто не давая содержимому покинуть сосуды… — Простите, рефлекс.

— Рефлекс у него… — почти беззвучно передразнил медик, но я услышал.

— Честно, я сам про него не знал, — сам не очень понимая, зачем, решил оправдаться перед лаборантом. Одновременно буквально заставляя кровь покинуть свой организм по полой игле. — Третье пробуждение прошло в полевых условиях: ни времени, ни возможности разбираться в себе.

— Прошу прощения, Виктор Викторович, — немного помедлив, извинился сборщик крови. — Моя вина. Многие из только что набранных сотрудников Комитета не до конца осознают важность проводимых нами мероприятий. Приходится как-то их урезонивать… Еще раз простите.

— Все в порядке. Понимаю: служба, — я вернулся к бинокуляру.

Еще успею поговорить. С кем-нибудь менее занятым. Например, с психиатром.

— Глебов Вэ Вэ? — хоть ему дали отдельный кабинет. И принимал он одного человека за раз. — Садитесь. Жалобы есть?

Вот те раз. Хороший вопрос.

— Жалобы, простите, на что? — осторожно переспросил я. — На эстетическое неудовлетворение формой крыльев в режиме полета? Или что регулярно приходится откручивать бошки всяким жутким тушам из другого мира?

— Ясно, жалоб нет. Насколько хорошо контролируете кровавое безумие по шкале от единицы до пяти?

— На четыре, пожалуй, — я продолжал откровенно охреневать. Как меня в первый раз едва ли не под микроскопом всего рассмотрели. В мозги, правда, сходу влезть не смогли — но психологически обработали знатно. И тут — такое!

— Расстройство сна случается? Постоянная усталость преследует?

— Нет и нет… — я на всякий случай обернулся и посмотрел на стену у себя за спиной. Стена как стена. Сканирующее оборудование, закрытое ширмой, обнаружить не удалось. Или сидящего за тонкой перегородкой сверха, способного влезать в мозги. А я постарался: и глаза напряг, и даже телекинезом пощупал.

— Что ж, в таком случае, выписываю рекомендацию на двухнедельный отпуск — у меня указано, что вы только что явились с длительной автономной операции. Но решать увы не мне, а вашему начальству. Результаты обследования ему отосланы. Можете быть свободны.

— Но… — я запнулся.

— Герман Петрович, — представился, наконец, врач.

— Герман Петрович, а что происходит? — уточнил я. — Такое ощущение, что я попал в самый разгар призывной комиссии среди сверхов.

— Ну, где-то так и есть. По вашему личному делу, насколько оно для меня открыто, вы пропустили последние месяцы службы в Комитете, выполняя личное задание. Не знаю, как такое возможно, знать мне все равно не полагается. Скажу как есть: с саваранами у нас сейчас «теплая» война. Они щупают нашу оборону, мощными террор-группами. Мы отбиваемся. Конкретно в СССР «мы» — это Комитет. Это раньше можно было с каждым отдельным сверхом возиться. Сейчас вы все, уж простите за прямоту, солдаты. Нет, даже не солдаты — танки. Неделимые комплексы из человека и оружия. И если новые единицы вооружения, сходящие с конвейера, ускоренно проверяются по ряду позиций, то уже воюющие лишь наскоро ремонтируются в полевых условиях. Пока не сломаются серьезно. Только тогда его оттащат в тыл на восстановление. Все понятно?

— Точно так, — кивнул я. Помедлил, и поблагодарил. — Спасибо за прямоту.

— В вашем деле стоит пометка, что говорить надо прямо и коротко, — доктор выдал кривую усмешку.

— Тогда — спасибо за профессионализм!

Что-то у меня только прибавилось вопросов к Окелле. Но сначала пришлось побеседовать с Любой. Пока американцев еще гоняли по тестам, она перехватила меня в коридоре и потащила к себе. Так и сказала: «Ко мне, быстро!»

— Это же затем, зачем я думаю? — по дороге спросил я.

Не мог не спросить. Это юноши пылкие пусть в неизвестности томятся, а я мужчина взрослый, степенный. Нужно понимать к чему готовиться.

— Я понятия не имею, о чем ты там думаешь! — с улыбкой, по которой было предельно понятно, что все она понимает, ответила женщина.

Ох уж мне эти игры!

— Я к тому, что может быть нам лучше не спешить…

— Глебов, ты дурак? — с шуточного тона на серьезный Зима перешла мгновенно. — На комитетской базе, полной сотрудников? Где тревоги звучат раз в несколько минут, а люди спать не успевают?

Кстати, да. Я уже сам пару раз слышал вой сирены, похожую на предупреждение системы ПВО. Судя по ним, прорывы из измерения в саваранов в наш мир происходили с дивной регулярностью.

— У Василия брифинг, он пока занят. Поручил мне пока провести твою подготовку. Чтобы ты быстро усвоил, что у нас твориться, и какие планы командование имеет на свой счет.

Ну да, а я-то уже губу раскатал.

— Понятно.

— Ну, не дуйся! — снова превращаясь из ледышки в кошечку шепнула Люба. — Мы обязательно найдем время.

Обещания, это, конечно, хорошо, но ими сыт не будешь. Правда, нарушить регламент все равно не получилось бы, ведь в комнате Зимы находился еще один человек. Мой старый знакомый — Борис Винер. Его появление придало дополнительную серьезность ситуации, ведь ученый, построивший модель, при которой Советский Союза в этом мире просуществовал до двадцать первого века, был невероятным затворником. И должно было произойти нечто экстраординарное, чтобы он выбрался из амурской тайги куда-то еще.

— Виктор! — протянул он руку, здороваясь и явно торопясь. — Садитесь. Многое нужно рассказать. Совещание у Василия Оларовича будет через полчаса, нужно, чтобы вы не плавали в том объеме информации, которая там будет озвучена. Все-таки, вы столько отсутствовали.

Я, блин, как обычно — с корабля на бал! Не успел вернуться из Всемира, как меня тут же включили в чьи-то планы, замыслы, стратегии. И все это — меня не спрося. Впрочем, обижаться глупо. Если все тут обстоит, как Люба и тот доктор рассказывали, и Графы сюда, как в столовку на углу ходят, то дело дрянь. И я бы никого спрашивать не стал. Кинул бы в топку даже фамилию не спрося.