Грегори Киз - Тени Бога
Неприглядная местность не оправдывала их ожиданий, и требовалось немало усилий, чтобы принять желаемое за действительное и назвать вырисовывающийся впереди город Новым Парижем.
Прибрежные отмели и запруды переходили в грязные пологие берега, дома, мало, чем отличавшиеся от индейских хижин, к виду которых Бен уже давно привык, жались к реке, некоторые стояли в воде на сваях, смешиваясь с полуразрушенными причалами. У одной-единственной длинной каменной пристани стояли на якоре шлюп, фрегат, две бригантины и видавшая виды флотилия из каноэ и пирог. Бен знал, это и был французский военный флот. Южнее виднелся приземистый форт Конде, державший под обстрелом устье реки. Это строение, по крайней мере, выглядело прочным, хотя в глазах Бена подобная прочность уже давно превратилась в понятие относительное.
Что касается самого города, то за грязными лачугами виднелись дома повыше и внешне более привлекательные. А над ними возвышалось поистине, ну, если не грандиозное, то весьма причудливое сооружение, похожее на дворец, родившийся в больном воображении сумасшедшего архитектора. Ни в Лондоне, ни в Праге, ни в Вене, ни в каком ином месте Франклину не доводилось видеть такого несуразного монстра: наполовину деревянное, наполовину каменное, беспорядочно украшенное причудливыми колоннами и башенками, — даже неискушенному в эстетике Бену сооружение казалось до крайности нелепым.
И, о господи, размеров это сооружение было огромных.
— Mon dieu! — воскликнул Вольтер. — Да это же пародия на Версаль!
— Надеюсь, настоящий выглядит немного лучше, — подхватил Бен.
— Согласен, архитектурные достоинства настоящего Версаля спорны, хотя, если говорить о вкусах, кого-то и Бастилия поражает своей неземной красотой. Версаль, как бы то ни было, — величественное строение. Ты знаешь, — он кивнул в сторону монстра, — чья это резиденция?
— По моим данным — Филиппа Седьмого. Это тебе о чем-то говорит?
— Бывший герцог Орлеанский? Нет, это мне ни о чем не говорит. Это был странный, ничем не выдающийся человек, ветреный и капризный, ни в каких серьезных делах участия не принимал, но и таким откровенно дурным вкусом он не отличался. Хотя, ты знаешь, он выказывал немалый интерес к наукам.
— Возможно, поэтому верхний ярус дворца украшен этими ярко сверкающими горгульями, — заметил Бен.
Сгущались сумерки, и замок снаружи и изнутри освещался бледно-розовым светом алхимических светильников и фонарей.
— К нам приближается канонерская лодка, — предупредил Макферсон.
— Я поговорю с ними, — сказал Пениго, — и объясню, кто вы такие.
Франклин настороженно посмотрел в сторону приближавшейся канонерки.
— Стерн со своими дружками сидит здесь уже почти месяц. У него было предостаточно времени настроить козней, как это он сделал у ковета. Надеюсь, здесь нам больше повезет.
— Может, нам и носа совать сюда не стоит, — подал голос Роберт. — Стерн умеет убеждать.
— И убивать, — добавил Франклин. — Но у нас нет иного выхода. Снова прятаться? Так мы никогда не сможем встретиться с французами. Нам остаются только смелость и напор. В любом случае, если здесь нас ждет печальный конец, спешу признаться вам, ребята, вы были хорошими попутчиками.
— А если удача улыбнется? — спросил Макферсон.
— Тогда вы шайка болванов, с которыми мне, к несчастью, пришлось плыть в одном каноэ, — ответил Франклин, вызвав нервный смех у товарищей.
Он оглянулся назад и немного успокоился: дон Педро со своими воинами занимали две лодки. Хотя Франклин сомневался, что численность сыграет им здесь на руку.
— Вольтер, ты сказал, что некоторым образом знаком с герцогом.
— Я встречался с ним.
— По-твоему, как он отнесется к Стерну и к представляемому им королю Джеймсу?
Вольтер на французский манер пожал плечами. За время путешествия он сильно похудел и в заляпанном грязью камзоле походил на ворону.
— Людовик Четырнадцатый, его дядя, всегда был благосклонен к претендентам на английский трон, поскольку они выполняли роль шипов, впивающихся в задницу короля. Он поддерживал Джеймса, когда тот прибирал к рукам Шотландию, и после падения кометы он его поддерживал. Герцог Орлеанский и Джеймс не прочь были повеселиться вместе, хотя, насколько мне помнится, у них имелись разногласия касательно одной премилой особы. Как я уже сказал, Филипп свою голову политикой никогда особенно не забивал, а сейчас, когда от королевства почти ничего не осталось, я и вообще боюсь предполагать, есть ли у него там какие-либо мысли. — Вольтер снова пожал плечами. — Извини, больше я ничего не могу о нем сказать.
— Он тебя помнит?
— Если и помнит, то любовью ко мне не пылает. Меня изгнали из Франции за сатирическую пьеску о Версале. Но это чудовищное строение, куда большая сатира на Версаль, чем я в свое время сподобился наваять.
— В крайнем случае, будешь нашим консультантом по придворному этикету.
— Всегда гожусь только на крайний случай.
В этот момент подплыла канонерская лодка, и французские моряки потребовали объяснений. Они были вооружены ружьями, похожими на пистолеты Фаренгейта.
Пениго так быстро затараторил по-французски, что Франклин не смог понять ни слова.
Но он увидел результат столь быстрой речи: моряки вскинули ружья и дали залп в воздух.
2
Вера
Усилием мысли и движением руки Адриана де Морней де Моншеврой нагрела воду в ванне настолько, что пошел легкий пар. Она задернула занавеску, отделявшую ее от остальной части каюты, отсутствующим взглядом уставилась в окно и начала расстегивать платье. Ее корабль летел среди облаков, сквозь одно из них, полупрозрачное, она увидела «Добрыню», второй корабль ее воздушной флотилии. Он походил на большой плоскодонный военный корабль, только вместо мачт и парусов его несли восемь сверкающих красных шаров, с заключенными в них ифритами, благодаря им корабль летел вопреки законам гравитации. Она остановилась на пятой пуговице и подняла вверх правую руку, ту самую, которую даровал ей Уриэль. Мгновенно корабли и облака исчезли, появились силовые линии, притяжение и эфирные шаблоны, составлявшие основу материальных объектов и предметов.
Ифриты в отличном состоянии, значит, люди на «Добрыне» в безопасности. И это хорошо.
Она прижалась лицом к стеклу, пытаясь чувствами проникнуть вглубь эфира: «Мой сын, где ты?»
Она ощущала его, словно тонкая ниточка оторвалась от ее платья и ее унесло прочь. Где бы он ни был, сейчас он ее не слышал.
Кто-то легонько поскребся в дверь.
— Кто там?
— Это я, Вероника.
— Входи.
Вошла Креси, высокая и стройная, с рыжими волосами, заплетенными в длинную косу, стянутую черной лентой, на ней был костюм личного телохранителя Адрианы — серебристо-синий камзол, жилет и бриджи в обтяжку. Фактически она возглавляла ее личную охрану.
— Я не вовремя?
— Я собиралась принять ванну, — ответила Адриана и вынула из волос гребень, черные волосы рассыпались по плечам. — Что-то важное?
Креси пожала плечами:
— Я просто пришла поздравить тебя с днем рождения.
Удивление на лице Адрианы сменилось улыбкой.
— Правда? А я и забыла. Сколько же мне? Тридцать два?
— А выглядишь моложе.
— Ты очень любезна, но я чувствую все свои прожитые годы.
— По виду не скажешь, — пробормотала Креси. — Вот, это тебе. — Она протянула Адриане маленький сверток.
— Вероника! Ну что за глупости!
— Просто возьми, пожалуйста, и не надо так истерически протестовать.
Адриана взяла сверток, развернула и от удивления лишилась дара речи. У нее перехватило горло.
— Это… это мой самый первый научный трактат, я написала его, когда мне было восемнадцать.
— Все верно, сеньор ла Монте.
— Под женским именем они бы никогда его не опубликовали, — смущенно призналась Адриана. — Где ты его раздобыла?
— В библиотеке Санкт-Петербурга, где же еще.
— Но зачем?
Креси подошла к ней вплотную и пристально посмотрела ей в лицо:
— Чтобы напомнить тебе, Адриана, кто ты есть.
Дрожь пробежала по телу Адрианы, на глаза навернулись слезы.
— Вероника! — выдохнула она. — Это самый дорогой подарок, который я только могла пожелать. Как тебе удается угадывать мои самые сокровенные желания?
— К сожалению, мне не всегда это удается. На этот раз повезло.
— Спасибо тебе большое. — Адриана открыла книгу и перелистнула несколько страниц, улыбнувшись предложениям, составлять которые она почти разучилась. — Спасибо тебе большое, — повторила она.
— Не за что.
— Как обстановка? — спросила Адриана, с нежностью закрыв книжку.
— Неприятностей нет, если ты это имеешь в виду. Твои студенты жаждут видеть тебя, но понимают, что тебе нужно оправиться от тяжелых испытаний.
