Идальго (СИ) - Номен Квинтус
— Ну раз нужно… — Николай сразу стал очень серьезным. — Стало быть, мы тебя теперь долго не увидим. И когда ты, русский граф испанский убывать наметил?
— Не раньше, чем через год, ваше величество. Потому что в Москву я собираюсь по железной дороге уже уехать. А пока все тут начатые дела… не закончить, а довести до ума хочу, а дел тут еще очень много.
— Ну что же… значит, Зимний и Гатчинский дворцы ты своими отопительными системами обустроить успеешь.
— Ну не могу же я будущего своего императора в холоде оставить!
— Что⁈ А… ну ты действительно нахал редкостный. Сослать бы тебя в Сибирь… но ведь ты и там себе райскую жизнь обустроить сможешь. Так что строй рай на земле пока здесь. И сразу такой вопрос задам: машин ты своих, тракторами именуемых, ты уже, как мне доложили, семь штук выстроить успел. И солдат уже отставных управляться с ними обучил до дюжины. А у Егора Францевича ведь двадцать миллионов душ по ведомству его походят, ты хотя бы еще душ с тысячу в эксперимент свой не возьмешь? Я с них налог подушный на пять лет отменю, и оброк, что они в казну отдавать должны…
— И рад бы, ваше величество, но нет. Пока нет: нынче все эти машины только деревеньку эту поднять и могут, там же теперь уже полтораста душ мужского пола проживает. А больше людей взять… Сейчас офицеры-трактористы в Петрозаводске новый завод делают, который только трактора выделывать и будет в потребных количествах, и вот когда они завод запустят… они мне обещали следующим летом работу завершить, вот тогда мы снова о обустройстве иных казенных деревень и сел внимательно поговорим. Потому как людей-то взять недолго, но их уморить без должной подготовки еще быстрее получится.
— Ну… Тебе виднее. А если на постройку сего завода средства потребуются… дополнительные, ты к Егору Францевичу сразу иди, я его особо предупрежу. Ладно, все у тебя посмотрели, все обсудили… поедем домой уже. Александр Христофорович, у тебя к этому нахалу молодому вопросы еще имеются? Тогда пошли уже…
Глава 19
Давать Николай Павловичу столь «уклончивые» ответы меня вынудили обстоятельства, можно сказать, непреодолимой силы: из семи уже изготовленных тракторов до конца рабочего сезона в Лепсари в относительно рабочем состоянии дожили только два. То есть на двух моторы еще не поломались, а своим ходом в гараж смог заехать только один трактор. И причины столь недостойного поведения «передовой техники» лично для меня были абсолютно ясны.
В России (да, впрочем, и во всем мире) тот же металл классифицировался исключительно просто: сталь, допустим, была «плохая», «обычная» и «хорошая» — но никаких точных критериев определения «хорошести» не существовало. Но вот при работе с тракторами тракторостроители уже некоторые критерии формулировать успели, а теперь приступили к их уточнению уже на относительно научной основе. Так, например, одним их критериев «хорошести» стали для изготовления коленвала стало ее происхождение: коленвал долго не ломался. Если его делали их шведской стали, а самым годным металлом была признана сталь, сделанная из переплавленной шведской, в которую добавлялись в небольшом количестве марганец и молибден.
Когда мне довольные достигнутыми успехами в металловедении инженеры сообщили эту радостную новость, то я собрал всех «горняков» из тракторостроительной бригады (всех семерых уже) и долго и нудно рассказывал им про легирующие добавки, про важность правильной термообработки готовых изделий, про изменение свойств стальных (и вообще почти любых металлических) изделий при ковке заготовок. В общем, про все, что я смог вспомнить из просмотренных на ютубе роликов и из рассказов отца. Ну а так как никаких практических рекомендаций тракторостроители от меня все же не получили, то уже в середине октября команда тракторостроителей выросла и почти сорока человек — это я только людей с нынешним высшим образованием имею в виду, и в ней сформировалась группа, занимающаяся исключительно материаловедением. Причем финансированием этой группы (в которую вошло больше половины участников проекта) занимался Александр Христофорович: я ему как-то мимоходом сказал, что «такой мотор можно сделать мощностью до двухсот лошадиных сил без особых проблем», а самые мощные нынешние паровозы имели двигатели сил так в сто двадцать. К тому же Бенкендорф в школе арифметику, как я уже заметил, учил неплохо, и смог подсчитать, что локомотив с таким мотором буквально на одной заправке легко пробежит половину пути между Москвой и Санкт-Петербургом, так что получить такой мотор ему очень хотелось — в о том, что у меня трактора ломаются, он прекрасно знал, как знал и о причинах этих поломок.
И именно Александр Христофорович притащил в эту команду материаловедов какого-то «специалиста» их Казанского университета: там химики собрались весьма грамотные, но — как и везде в российских казенных заведениях — половина из них не столько наукой занималось, сколько интригами в плане побольше из госбюджета денежек отъесть. Однако, к чести казанцев, замечу, что борьба за деньги там велась все же не в пользу собственных карманов (ну, а основном), а в пользу финансирования интересных ученым исследований…
Так вот, этот «казанский химик» по фамилии Бабинцев действительно кое-что знал и умел, так что уже к ноябрю он сумел составить довольно точные описания представленных ему тракторостроителями сталей — как «плохих», так и «хороших». И выяснил, что в составе «очень хорошей шведской стали» содержится примерно две десятых процента недавно открытого металла ванадия, вот только открытие это он сделал благодаря переведенной мною на русский язык книжке Дель Рио (который, оказывается, его открыл еще тридцать лет назад).
Понятно, что с книжкой Дель Рио я не сам возился, мне его железяка перевела, и относительно прилично перевела — впрочем, поскольку наука химия еще общепринятой терминологией на озаботилась, Бабинцеву и такого перевода вполне хватило: все непонятное он личным опытом и щедро финансируемыми экспериментами для себя разъяснил. А пользы от мексиканского химика (которого уругвайцы все же сманили в Монтевидео) оказалось неожиданно много, так как он предложил весьма полезные методы извлечения их породы веществ, которых там было очень мало. А ванадия как раз было очень мало, у шведов просто руда оказалась «природно-легированной» и они сами даже не догадывались, почему у них сталь такой хорошей получается, причем иногда. А я из «прошлой истории» помнил лишь то (относительно ванадия помнил), что в исключительно паршивой керченской руде этого ванадия было как раз много, настолько много, что там в советские времена был выстроен ванадиевый завод. Но руда там была все же никуда не годная, ее даже в современных домнах переплавлять было почти невозможно без предварительной очень непростой обработки.
Так что на прямой вопрос Бенкендорфа я дал простой же ответ, а затем сказал, что вроде еще на Урале где-то месторождения есть, но мне точное место неизвестно. Точнее, известно, но я говорить про него не буду так как во-первых, никто не поймет, что это именно та руда, которая нужна, а во-вторых, никто не знает, как из нее искомый ванадий извлечь…
Вообще-то я предполагал, что Александр Христофоровия после такого разговора от меня отстанет, в конце-то концов я ему вообще не мать Тереза и все его проблемы решать не собираюсь. Однако получилось интереснее: Бенкендорф поговорил сначала с Бебинцевым, потом еще с какими-то казанскими химиками — и уже у Карнеева срочно появилась лаборатория для анализа горных пород, а так же команда геологов, для формирования которой русский главжандарм выделил около тысячи «вакансий». Живых-то людей, геологию хоть как-то знающих, в стране просто не было, так что Егору Васильевичу предстояло эти «вакансии» заполнять примерно десять следующих лет — для чего в Горном институте численность слушателей была увеличена сразу вдвое. Ну да, за десять лет институт геологов для Карнеева выучить наверняка успеет, но ждать еще десять лет мне не хотелось.
