Дмитрий Корниенко - Время Рыцаря
– Добрый вечер, мне нужен Жан-Пьер, который поселился у вас вчера вечером. Можно позвонить ему в номер?
– Простите, но никакой Жан-Пьер к нам вчера не заселялся.
– Я не знаю его фамилии, но…
– Дело в том, что к нам вчера вообще никто не заселялся. Я вчера дежурила, поэтому знаю.
– Никто? – растерянно переспросил Альберт.
– Никто.
Историк вышел из гостиницы, постоял немного в раздумьях, взглянул еще раз на вывеску и вернулся обратно.
– Простите, пожалуйста, а вы не вызовите мне такси? – попросил он.
– Сейчас вызову.
– Спасибо. А больше гостиниц с похожим названием у вас нет?
– В этом городке есть еще небольшой отель 'Коннетабль'.
Альберт дождался такси, заехал на всякий случай и в 'Коннетабль', но и там про Жан-Пьера не слышали. А накануне вечером останавливалась только пожилая пара, проездом, но они уже уехали.
Когда Альберт заходил на кухню, Крушаль через двор шел в свое крыло. Видимо, он что-то забыл в машине.
– Альберт! – окликнул агент. – Я обратил внимание, что вы все-время говорите 'мы'. А с кем вы теперь путешествуете? Сначала были англичане, потом монахи, а теперь кто?
– А теперь циркачи, – грустно ответил Альберт.
Лицо Крушаля медленно расплылось в улыбке, словно он услышал забавную, трогательную, но очень наивную фразу ребенка.
– Вот уж от них бы я советовал держаться подальше. В целях безопасности. Это сейчас актеры в почете. В гораздо большем почете, чем военные и политики. А тогда были изгоями. И если вы еще в этом не убедились, то…
– Я знаю, ведь я историк.
– Лучше бы вы держались монахов.
– За теми монахами инквизиция гналась, – сказал Альберт.
Крушаль крякнул и, открывая дверь, бросил:
– Ничего не скажешь, умеете вы выбирать компаньонов. Альберт, это просто смешно.
– Да. Я не перестаю улыбаться. Но считаю, что с попутчиками мне везет.
Историк поднялся к себе, зажег свечи и долго мерил шагами комнату. Сначала он обдумал исчезновение отшельника и решил, что на всякий случай надо будет наведаться к дому на дереве. Альберт достал ключ от домика и взвесил его в руке. Конечно, Андре мог увезти отшельника в другой город, но зачем? И почему тогда так уверенно была названа 'Обитель'? А если с Жан-Пьером что-то сделали? И кто? Андре, безусловно, действует по распоряжению управляющего, про которого отшельник что-то знает. Естественно, Андре на вопрос о Жан-Пьере ничего не расскажет, а Филипп попросту отмахнется. А ведь разгадка была так близко…
5
Бродячие артисты встают рано, да и не разнежишься особо на таком холоде: под утро кончик носа у Альберта совсем замерз. Но мучаться с доспехами не требовалось, и в чем спал, в том Альберт и сел на коня. Костер не разводили, потому что наесться все собирались в Туре. Историк ехал впереди, часто останавливаясь и дожидаясь в тумане медленно ползущую труппу. Он стал уже прикидывать: не лучше ли оторваться и самому быстрее доскакать до Тура, но в одном из фургонов была Бланка, и хотелось пройти ворота вместе. Но уже за воротами предстояло обязательно попрощаться, оставив бродячих артистов развлекать публику, и гнать к монастырю.
Раньше, чем показался Тур, северный ветер донес до обоза звон колоколов. Стены же Тура показались ему самыми внушительными, по сравнению с Сомюром и Брессюиром. Настолько внушительными, что они, как в бесконечности, терялись по сторонам в тумане, который никак не хотел развеиваться. А перед воротами даже пришлось дождаться очереди, чтобы заехать в город, хотя это были, без сомнения, не единственные ворота.
Альберт так свыкся с ролью бретонца, что даже перестал беспокоиться о том, что он все-таки английский капитан. Приходилось порой одергивать себя, потому что средневековый мир особенно тесен, и кто знает, сколько обиженных людей запомнили капитана в лицо. Но куколя, в котором так удобно прятать лицо, больше не было, пришлось посильнее натянуть на голову капюшон.
Стражники так увлеклись артистами, с которых за проезд в город потребовали развлечений и фокусов, что на Альберта никто даже не обратил внимания. Он спокойно проехал под аркой ворот и остановился неподалеку, не спеша слезать с лошади. Хотелось дождаться, пока артисты закончат короткое выступление и въедут в город: следовало попрощаться с Бланкой.
Тем временем к воротам начал стекаться народ: всем хотелось посмотреть на бесплатное представление. В мастерской по соседству перестал стучать молот, и на улицу вышел кузнец – его лоснящиеся голые плечи под лямками прожженного фартука подернулись на холоде парком. Он зачерпнул из бочки воды и жадно напился, подтверждая присказку 'жарко, как в оружейной мастерской', а затем направился смотреть на жонглеров, подбрасывающих оловянные тарелки.
'Были бы деньги – пошел бы к нему заказать доспехи', – отчего-то подумал Альберт, и эта мысль несколько удивила его. То ли в нем до сих пор жила привычная для современников страсть делать покупки, поднимая себе этим настроение, то ли он так сросся со Средневековьем, что уже чувствовал себя без доспехов не в своей тарелке. Однако же верилось, что в монастыре дадут обещанное снаряжение. Только вот где монахи… Альберт не мог себе позволить их дожидаться. Да и непросто их будет найти в Туре, не привлекая внимания. Надо убираться отсюда поскорей.
Бродячие артисты закончили развлекать стражников и публику, въехали наконец внутрь, и Альберт снова гарцевал рядом с повозкой, где снова место рядом с возницей занимала Бланка.
– Где остановишься, рыцарь? – спросила Бланка. – Не иначе как ты приехал в Тур заказать себе новые доспехи, – добавила она, словно читая мысли историка. – Придешь сегодня на площадь смотреть наше выступление?
– Нет, Бланка, доспехи ждут меня в другом месте… И я сейчас же должен покинуть город, потому что спешу.
– Жаль… – девушка потупилась. – Очень жаль, что ты не услышишь, как я играю.
Альберту очень хотелось соврать, что он еще услышит, как она играет, и обязательно вернется, но лгать не хотелось даже во спасение. И не было денег сделать прощальный подарок. Оставалось молча ехать рядом и чувствовать, как болезненно скребет на сердце. Альберт уже жалел, что они вообще встретились, потому что понимал: теперь ему будет не хватать этого милого существа. Уж не говоря о том, что он будет теперь вечно переживать за ее судьбу.
Повозки остановились недалеко от собора Святого Готьена, на пощади. Альберт спешился и, держа под уздцы дергающего головой коня, приблизился к девушке и вымученно улыбнулся.
– Как же я теперь спасу тебя, если ты уходишь? – спросила она.
– Может быть, речь в гадании шла о другом рыцаре?
Она усмехнулась.
– Не так уж часто рыцари спасают комедиантов… Не думаю, что меня еще кто-нибудь захочет спасти. Однако я верю, что мы еще увидимся. Ты куда направляешься?
– Сейчас я направляюсь в замок Курсийон, что по дороге на Ле Ман. А потом, надеюсь, в далекую северную страну, откуда нет возврата.
– Что ж, прощай, рыцарь, – она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. – Я буду молиться за тебя Пресвятой Деве.
– Мне понадобятся твои молитвы, Бланка, – Альберт крепко сжал ее маленькую озябшую руку, наклонился и поцеловал еще раз, под смешки суетившихся вокруг жонглеров. Затем вскочил на коня и направился прочь, но, не выдержав, оглянулся. Так и запомнился ему Тур: громада собора святого Готьена с двумя растущими, еще недостроенными башнями, площадь перед собором с непрерывно снующим людом и маленькая замерзшая девушка в сером плаще.
Когда Альберт вступал на мост через Луару, представшая перед ним картина несколько потеснила сжимающую грудь тоску. Мост этот был совсем не похож на мост города Сомюра, только-только освободившегося из-под осады. Нет, это был торговый мост. По сторонам замощенного проезда были сооружены мастерские и лавки. Тут находились и оружейники, и суконщики, и аптекари, и старьевщики. Товар коробейников соседствовал с бутылями виноделов, рядком стояли кувшины с оливковым маслом, на лотке были разложены вафли и пирожные. Цирюльник стриг купца, а напротив, у клеток, бойко выкрикивал продавец птиц, но трелей щеглов не было слышно из-за шума и разноголосицы. Пузатый мельник сидел на мешках, отряхивая штаны, запорошенные мукой, и тут же бойко торговала упитанная молочница. Крестьяне из окрестных деревень, стуча деревянными башмаками, гнали скот в город, вклиниваясь в людской поток, а навстречу со скорбными важными лицами медленно брели отдохнувшие паломники, побывавшие накануне у мощей святого Мартина Турского. Тут были и монахи с надвинутыми куколями в черных, серых, коричневых рясах, закупающие для нужд монастырей всякую всячину; слепцы, калеки и попрошайки, умудрившиеся найти себе уголки и ниши, а хозяева лавок, недовольные таким соседством, неодобрительно и цепко поглядывали на них. Но Альберт быстро покинул мост, потому что приближались телеги с дровами, бочками, соломой, и было непонятно, как они проедут по мосту через всю эту цветастую толпу.
