Александр Маркьянов - Противостояние
- А как в тридцатые порядок наводили?
- В тридцатые... Знаешь... многие неправильно оценивают тридцатые. Мол, все на страхе держалось. На репрессиях. Чуть что - и пятьдесят восьмая. Дураки они... Разве можно целое государство, целый народ в страхе держать? Возьми меня. Ты думаешь, я не знал, что надо мной тучи сгущаются? Знал. Ты думаешь, я не смог бы сделать так, чтобы ни Сталина, ни Ежова, ни Молотова - никого из них на свете не было бы. Смог бы... Подо мной ведь профессионалы были. Профессионалы, Сашенька, каких и нет сейчас. Сейчас так, сад детский. Тот же Рамирес - он ведь по Гитлеру готовился. Операцию в последний момент отменили. А ведь мы тогда его считай, на позицию вывели, стреляй - не хочу. Не уйти, правда, было потом - но они и к этому были готовы, пожертвовать собой ради коммунистических идеалов, не задумавшись ни на секунду, правильно это или нет. Можно было бы и Усатого точно также... никакая охрана не справилась бы. Но мы ведь верили Саша. Верили в то, что все что происходит - правильно. Понимаешь, правильно! Даже если в какой-то момент неправильно поступили с тобой, то в целом все - правильно! Что все учтено. А сейчас веры нет. Люди не верят, понимаешь? Нет, не понимаешь.
- Понимаю...
- Не понимаешь. И никто из твоего поколения - не понимает. Вы в безверии родились, оттого и докатились до такого. Горбачев - то всего лишь закономерный итог безверия. Чем громче слова с трибун - тем подлее и страшнее дела. Причем всюду - сверху - донизу. Вот у нас в мехпарке слесаря. На работе ты не гость - унеси хотя бы гвоздь. Они ведь все такие. А это - самый низ. Слесарь гвоздь уносит. Первый секретарь обкома во взятках погряз. Генеральный секретарь партии страной торгует. Понимаешь, каков народ такова и власть - редко бывает по-иному. И слесаря, и секретаря обкома нынешняя власть очень даже устраивает.
- Так что же... Ничего не делать?
- Почему ничего не делать? Делать, Сашенька, делать. Какова бы Родина не была - но она все же лучше, чем чужбина. Делать надо. Задумайся над тем, что ты будешь делать потом.
- А что - потом?
- Вот и думай - что? Что ты будешь делать потом. Тем, кто родился в безверии - веру то ты уже не вернешь. А значит - и то, что сделали в тридцатых, сейчас - невозможно сделать. Делай по-умному, ищи умных людей, хорошо ищи. Ищи и давай им свободу. У нас очень умный народ, Саша. Он лошадь подковать не может как следует, а блоху - только так. Вот и ищи таких людей. Усатый в свое время не нашел, смурной был человек, жестокий - вот и довели страну. Это ведь он виноват, что после него - никого умнее Никитки не нашлось. Помни про это и не повторяй ошибок. Гайки не закручивай до упора. Сорвешь резьбу.
- Я понял... - сказал гость после долгого молчания
- Надеюсь... - усмехнулся старик - не скатись только в ежовщину. Страшное это преступление, Саша. Страшное. На всех на нас оно - и будет до конца жизни нашей. На всех, кто тогда не возвысил голос. Не остановил.
- Спасибо, дядя Костя.
- Да не за что. Навестил, порадовал старика. Может, заедешь, перекусишь. У меня то - всяко полезнее, чем даже в цэковской столовой
- Да нет, дядя Костя. Времени нет.
- Ну, тогда езжай. Удачи...
Пакистан, пограничная зона.
Кишлак
03 октября 1986 года
- Тебя на чем поймали?
- На сигарете. Тварь... - Шило глухо закашлялся
- Сука... - согласился и Скворцов.
Они пришли в себя уже не в кишлаке - непонятно где. Но по каким-то признакам - скорее даже по наитию поняли - Пакистан. Либо самая граница, один из пограничных кишлаков. Понятно хотя бы потому, что налета с воздуха здесь совершенно не боятся.
Они были в зиндане.
Зиндан - это такая яма в земле, метров пять-семь глубиной. Иногда накрытая чем-то, иногда нет. Голые, отвесные стены, иногда с отрицательным углом наклона - не выбраться. В таких ямах содержались заложники, пленники, рабы...
У них отняли все. Шнурки, пояса, ремни, срезали пуговицу со штанов. Естественно все оружие. Все, чтобы невозможно было бежать. Опытные, суки...
- Ты что-то помнишь? - спросил Шило
- Нет. Даже не стреляли. А ты?
- Тоже...
ГБшник. Тварь. Предатель...
Ни Скворцов ни Шило, сидя в зиндане, так и не довели свои мысли до конца. Если бы довели - стало бы все понятно и этот выезд, непонятный и плохо подготовленный, и сдающийся доктор Набир - все. Но тогда они думали, что столкнулись с предательством - а не системой.
За ними пришли через несколько часов - а может быть, им показалось что прошло несколько часов, в то время как прошло намного меньше времени - в зиндане время течет по особенному. Кто-то с грохотом, переговариваясь на хорошо знакомом, непонятном гортанном языке сдвинул в сторону стальную решетку, накрывающую дыру зиндана...
- Шурави! Сейчас вам веревку спустят. Попытаетесь бежать - убьем нахрен!
Нахрен было особенно показательно - афганцы таких слов не знали
- Делаем? - одними губами спросил Шило
- Нет... - ответил Скворцов - рано...
Сначала надо понять - где они, сколько вокруг моджахедов, чем они вооружены.Только дурак пытается сорваться с самого начала, с самого начала плена как раз надо показать покорность судьбе усыпить бдительность.
Наверху их ждали. Двое душманов, у которых из оружия были одни лишь пистолеты. Рослые, откормленные, заросшие бородами, в дешевых противосолнечных очках - отожрались на пакистанских харчах. Еще трое духов стояли поодаль - у этих было не только два автомата, но и ручной пулемет РПД. Профессионалы! Все трое - в черных американских комбинезонах, найти который было мечтой любого советского солдата в Афганистане, ибо родная форма ни на что не годилась, три-четыре полевых выхода и можно выкидывать. Такие комбинезоны носили только наемники, "Черные аисты", прошедшие специальную подготовку.
Умные суки... Двое - по виду афганцы, у них пистолеты, оружие для ближнего боя, если не справишься пистолетом - не справишься ничем. А эти трое - страхуют первых двух. Если двое не справятся - трое их расстреляют вместе с шурави. Они наемники, им все равно. Значит, духи знают кто они такие - иначе таких мер предосторожности не было бы.
Чуть поодаль двоих духов стоял невзрачный, невысокий, худенький паренек в оборванной советской военной форме - скорее всего, он им и кричал. Пленный. Непонятно только то ли он сам сдался, то ли взяли. Такое часто бывало - отстал от колонны, пошел в самоволку за чарсом* - не сам, скорее всего, пошел, деды заставили. И стал пленным. Тут это быстро...
То, как этот паренек смотрел на них, с какой ненавистью - от этого становилось страшно...
Один из духов что-то заговорил, не для них, для паренька, служившего здесь переводчиком. Тот начал переводить
- Уважаемый Набир-хан, да хранит его Аллах, желает говорить с вами. За попытку побега - смерть.
Но Скворцова заинтересовало не это - он уловил в незнакомой речи слово "бача"** - и сразу стало понятно. И ненависть, и все остальное...
Господи... На самом деле ведь, наверняка деды послали куда то. И теперь мы для него - те самые деды, из-за которых он стал тем, кем стал. Поэтому он и смотрит так на нас, и дай ему сейчас нож - на куски порежет.
Один из душманов показал рукой направление, куда следует идти и пошел вперед. Поддерживая свои штаны, спецназовцы пошли следом.
Доктор Набир стоял на какой-то площади, к которой вела узкая, огражденная с обеих сторон дувалами дорога, по которой они пришли на площадь. Они так и не поняли - был этот кишлак афганским или пакистанским. По дороге им не попалась ни одна женщина, ни один ребенок - кишлак вообще производил впечатление вымершего. Да и долго ли они шли - сотня метров, не больше.
Вот теперь доктор Набир был во всей своей красе. На боку - пистолет Кольт, на другом - автомат МР-5, германский, очень точный и дорогой. Дорогой камуфляж. Охрана - несколько тех же "Черных аистов", все - с русским оружием, очень ценящимся здесь. Есть даже ПК, который держит в руках самый здоровый дух, обмотанный пулеметными лентами как революционный матрос.
Доктор Набир-шах что-то заговорил на своем языке, прожигая взглядом пленных
- Уважаемый Набир-шах, да продлит Аллах его года, приветствует вас в своем доме, и спрашивает, как вам его гостеприимство - перевел пленный-бача
- Спасибо ждем теперь его в гости... - мрачно сказал Шило. Скворцов промолчал - что-то ему не нравилось
Когда пленный перевел, Набир-шах оглушительно захохотал, захохотал так, что противосолнечные очки упали с его переносицы на пыльную, каменистую землю.
- Уважаемый Набир-шах, да продлит Аллах его года, ценит мужественных солдат. Он предлагает шурави сражаться на его стороне и получать за это деньги. Много денег - долларов. И американское гражданство. Набир-шаху нужны мужественные воины.
