Валерий Елманов - Не хочу быть полководцем
— Слыхал, яко сказывает? Это мы с тобой все боле по правде да по совести, а он «объективно», стало быть, как господь бог.
Сухопарый Татев недоверчиво взглянул на меня — вид у «господа бога» был непритязателен, и на бравого вояку я походил мало.
— Но прежде, чем попытаться рассудить и высказать свою точку зрения, хотелось бы ознакомиться с ландшафтом местности впереди нас, — вежливо заметил я. — Если там ровное плато…
— Это поле, стало быть, по-нашенски, — донельзя довольный тем, что значения кое-каких слов ему известны, тут же пояснил Воротынский.
— …то тогда несколько хуже, и конница татар получает возможность для беспрепятственного тактического маневра, а если местность пересеченная…
— Ну с холмами да ложбинками, — снова счел нужным пояснить Михаила Иванович.
— …то можно быть не столь осторожным в своих действиях, — закончил я и восхитился собой.
Это ж только человек двадцать первого века может сказать столь много и в то же время не сказать ничего нового — одни банальные фразы, которые без того всем известны и на самом деле являются азбучной истиной для таких бывалых вояк, как Воротынский и Татев: два шрама от сабельных ударов на лице и один на шее Петра Ивановича говорили о многом. Я ведь ничего не сделал, разве что упаковал копеечную карамельку своих знаний в более цветистую и непривычно яркую упаковку слов, но тот же Татев смотрел на меня не скажу, что с восторгом, но с уважением точно.
«Такой молодой, а поди ж ты», — явственно читалось в его глазах. Я даже немного засмущался.
— Да чего тут глядеть-то на енти платы, — грубовато произнес он, используя новое словечко — мол, и мы не лыком шиты. — Луга да болота — вот и вся местаность, — с трудом, нещадно исковеркав, но все-таки выговорил он еще одно новое слово.
— А я сказываю, навалиться на них разом надобно! Аще бог с нами, никто же на ны! — тут же вспыхнул князь «Вперед!». — Тока дружно, а не так как Вельский мыслит да Мстиславский.
— Ну Иван Федорович у нас известный боягуз[51],— пренебрежительно отмахнулся Татев. — Его можно вовсе не поминать. А вот князь Иван Дмитриевич дело сказывает — оголяться негоже. Того и гляди с боков подомнут да от реки отрежут. Татаровья народ хитрой, с ими ухо востро держать надобно.
— А засадного полка нет? — поинтересовался я, вспомнив Куликовскую битву. — Ну как у князя Дмитрия Донского, когда он Мамая бил.
— Во, слыхал, что ученый муж сказывает? — пришел в неописуемый восторг Михаила Иванович. — И ведь не успел я ему ничего о задумке своей поведать, а он глядь — и все узрел сразу. Пес с ними, с задами. Нечего там князю Шуйскому со своим сторожевым полком отсиживаться. Вперед надобно. Токмо вперед, и никак иначе.
— Добрый лесок далече, да и болото пред ним. Не разгуляешься, — возразил Татев. — Где ж второго Волынца сыщешь, чтоб так вот все учинить наверняка.
— Ан есть у них Волынец, — усмехнулся Воротынский. — Пущай не Дмитрий Михалыч, а Михаила Иваныч, яко я, но есть. И тоже корешок свой от Дмитрия Михалыча Боброка тянет.
— Сам ведаешь, он на такое не годится, — не согласился Татев. — Волынский — да, но не Боброк, а Вороной. Хошь и его кровей, да замес пожиже.
— Иного поставили бы, — пожал плечами Воротынский и неожиданно мотнул головой в мою сторону. — Да вон хошь бы Константина Юрьича. А что? Мыслишь, коль фрязин, так не сумел бы? Ей-ей, сумел. Да я и сам бы туда пошел. Людишки меня знают, верят, а вера в таком деле ух — полпобеды заменит.
Я обомлел. Ноги разом подкосились, лавки поблизости не имелось — лишь стол, и я подался вперед, чтобы опереться хотя бы на него. Нет, я не трус, но такая ответственность, честно говоря, меня напугала. Однако мое стремление опереться сыграло дурную шутку.
— Вона, вишь, яко глазоньки-то разгорелись, — кивнул на меня Воротынский. — Будто яхонты. И сам весь вперед устремился — возрадовался, а стало быть, готов, верит, что все как надо у него выйдет. И болота не напужался. Что, Константин Юрьич, управились бы мы с тобой?
Да уж куда там, не напужался. Мне только полки в бой водить. Это с одним курсом Голицинского пограничного.
«Хотя если с князем вместе… — мелькнуло в голове. — А почему бы и нет? Вот только…»
— Боюсь, пресветлый князь, что в отличие от Боброка я тебя за богатырские плечи удержать не смогу, когда ты, подобно Владимиру Андреевичу Серпуховскому в бой рваться станешь. — И вежливо улыбнулся.
— А ведь и верно, не удержит, — хмыкнул Татев, оценивающе поглядев на меня. — Он хошь и повыше росточком, да узковат в кости.
— Мясо и нарастить можно, — нетерпеливо отмахнулся Воротынский.
— Не за один же день, — возразил его зам. — Да и что ныне о пустом речь вести. Будем ратиться, яко сказано, вот и все.
— Будем, — тоскливо заметил Воротынский. — А жаль. Можно было бы Девлетку за жабры ухватить. Есть силенка еще у Руси, вытянули бы жирненького налима на песочек да брюшинку-то ему бы и вспороли. А таперича что ж, и впрямь отбиваться придется, а кто вперед не идет — помяни мое слово — уже в убытке. По старине тягаться и мне любо, токмо и хитрецы малость добавить неплохо бы.
— Малость, — вновь не утерпел Татев. — От малости, вестимо, убытку не станет. Но ты ж об ином толкуешь — тут, ежели што, все потерять можно.
— А иначе не бывает, — развел руками Воротынский. — Вон хошь фрязина спроси, — автоматом записал он меня в свои союзники. — Он во многих землях побывал, но то ж тебе поведает. Так ли я реку, Константин Юрьич?
— Все так, — подтвердил я.
А что еще оставалось делать? Да и прав был князь. Риск всегда есть, и обойтись без него, затевая какое-либо дело, маловероятно, хотя… Я напряг память. Что-то такое я читал. В одной книжке, то ли исторической, то ли в серии «Жизнь замечательных людей», в биографии какого-то полководца — как же его имя? Впрочем, неважно — рассказывалось, как он один раз…
— Все так, — повторил я еще раз. — Но хитрость сыскать можно. Невелика она, и помощи сиюминутной от нее ждать нельзя, но заставить Девлет-Гирея в затылке чесать она может. Да и воевать ему придется с оглядкой.
Татев недоверчиво хмыкнул, но Воротынский, будучи иного мнения о моих способностях, загорелся сразу. И я изложил суть идеи, тем более что риска для всего войска она не представляла. Только для одного человека — гонца, которому предстояло внедрить ее в жизнь. Гонец этот должен был ехать якобы с посланием к царю от воевод, находящихся в Ливонии и извещающих Иоанна Васильевича, что они уже прослышали о Девлетовом нашествии и идут на помощь.
— А почему к государю? К Вельскому, — поправил Татев. — Царь ныне уже в Александровой слободе, ежели не дальше[52], и, пока татары не уйдут, в Москве не появится.
— Но воеводы в Ливонии этого знать не могут, — возразил я.
— Тоже верно, — одобрил Татев, и они вдвоем принялись гадать, от чьего имени отправить грамотку и каким путем отправить гонца, чтобы Девлет непременно поверил — и впрямь ратник скачет с севера.
Придя к выводу, что лучше всего писать от имени самого Арцимагнуса Христиановича[53], ибо он там главнокомандующий, они решили заставить писать текст меня. А кого еще? Я же фрязин. С трудом удалось отбиться, доказав, что с русского языка толмачи у Девлета отыщутся, а вот с датского — навряд ли. Да и не мог датский принц, командуя русскими войсками, писать русскому же царю на своем языке. Явное неуважение к государю! Поправку приняли, но сочинять текст все равно заставили меня, и настоял на этом уже Татев, заявив, что я, как иноземец, отпишу «гораздо инако» и тогда оному поверят. Вообще-то мудро — иной стиль, как ни крути, сам по себе есть лишнее доказательство.
Заминка случилась только один раз, когда нам всем стало ясно, что ожидает самого гонца.
— За святую Русь муки приять — на том свете в райские кущи попасть, — несколько смущенно буркнул Татев и… покосился на меня.
Взгляд мне не понравился. Я понимаю, рай и все такое — оплата высокая, однако захотелось пожить еще немного. И потом — а как же Маша?! Выручил Воротынский.
— Константин Юрьич больно умен, — заявил он, тоже поняв, что означает взгляд Петра Ивановича. — Его засылать все одно что телушку на козу менять. Неча. Я иного молодца сыщу…
Кстати, я потом смотрел карту, видел, где мы стояли, где находились остальные полки, откуда вынырнули вначале передовые разъезды, а потом и основные полки Девлет-Гирея, и пришел к выводу, что Михаила Иванович был одновременно и прав, и не прав. Тупо, лоб в лоб, учитывая количество врагов, нам крымчаков было и впрямь не одолеть — не та численность. Опять же лучшая зашита — нападение. В этом Воротынский был прав на сто процентов.
Неправ же в другом. Один засадный полк ничего бы не решил. Ближайший лес был и впрямь далековато. Но вот если поставить в разных концах две засады и одну из них, числом поменьше, бросить в атаку чуть раньше, то тут… Да, ребят вырезали бы подчистую, но зато они стянули бы на себя все татарские силы, и тогда, выждав нужное время, в атаку пошла бы настоящая лавина — мощная, яростная, сметающая все на своем пути. И Девлет бы не устоял. Тем более что он стратегом не был и не тянул даже на уровень Мамая или Тохтамыша, не говоря уж о Батые, Чингисхане или этом, как его, «барсе с отрубленной лапой»[54].
