Анатолий Логинов - «Попаданец» Сталин. Вождь танкистов из будущего
– Ладно. Петров, наблюдайте и слушайте. В случае чего – немедленный доклад. И не вздумайте курить, снайпера у фрицев уже наверняка на позициях. Пойдемте, – проинструктировав дежурного наблюдателя, Ершов, пропустив вперед начштаба, быстро пошел вниз, к отрытой на обратном склоне землянке, к ждущему впереди теплу, относительному уюту и котелку с горячей кашей и салом. Погода отнюдь не радовала весенним теплом, несмотря на начало уже второго весеннего месяца.
В землянке действительно было жарко натоплено, ординарец комбата, Гуткин, стоя у небольшого стола, разливал по стаканам горячий, парящий чай. Вошедший ранее Валентинов уже наворачивал кашу из котелка, успевая левой рукой перелистывать какие-то бумаги. Петр протиснулся мимо телефониста к столу, присел, опустил ложку в котелок и с наслаждением заглотил несколько ложек горячей каши. Заморив первый голод, он спросил начштаба:
– Из полка звонили?
– Звонили. К вечеру обещали подкинуть боеприпасы и пополнение.
– Про высоту не спрашивали?
– Нет. Думаете, заставят брать?
– Могут.
– Да ну. Там уже и дзоты строят, а у нас девяносто шесть человек на довольствии. – Названная цифра не была откровением для Петра, но неожиданно заставила вспомнить, что всего две недели назад у него было в три раза больше людей. И где они сейчас? Кто в санбате, а кто и в земле. Потери, потери. Казалось бы – легко и быстро продвигались вперед, а глядь, и две трети батальона выбыло. Не успел Ершов до конца пережить свои думы, как несколько разрывов грохнули неподалеку, заставив крошки земли посыпаться в щели потолка. Огонь в коптилке, освещавшей внутренности землянки, только начал дрожать, как взрывы повторились снова, дополнившись звуками ружейно-пулеметного огня. Петр бросил котелок, схватил лежавший рядом ППШ и выскочил вслед за Гуткиным в траншею. Тот еще осматривался, когда с высоты басовито заработал немецкий крупняк. Очереди прошли над траншеей куда-то в сторону рощи. Оглянувшись, Ершов увидел на окраине несколько поспешно скрывавшихся за деревьями легковых автомобилей. Но один из этой колонны так и остался стоять, постепенно разгораясь ярким, видимым даже при дневном свете пламенем.
– Кого еще черт принес? Гуткин, возьми двоих и срочно туда. Выясни, в чем дело, – отдав приказание, Ершов вернулся в землянку, где уже вовсю надрывался телефон. Разговор с комполка отнюдь не улучшил настроения, тот тоже ничего не знал и по уже устоявшейся привычке во всем обвинял комбата.
Через четверть часа в землянке появился Гуткин, сопровождающий незнакомого раненого генерала, в теплой бекеше, с обнаженной головой, по которой текла кровь. Недовольно оглядевшись, генерал жестом остановил пытавшегося доложить Ершова и, все еще распаленный после всего происшедшего, обрушился на комбата и свою свиту с руганью. Оказалось, по данным штаба дивизии, батальон уже продвинулся за высоту и эта дорога абсолютно безопасна. Вот и выехал член военного совета армии со свитой прямо под немецкий обстрел. А теперь, как компенсацию за пораненную голову, которую сейчас бинтовал фельдшер батальона, ограниченно годный к строевой очкарик Алексей Иванкин, требовал срочно и непременно взять эту проклятую высоту восемьдесят прямо на его глазах. Появившийся в это время майор Максимушкин возражать генералу не стал, лишь продублировал приказ и предложил генералу перебраться на наблюдательный пункт полка, уверяя, что оттуда атаку будет видно лучше.
Начальство еще не успело доехать до места, а Ершов уже здоровался с прибывшими артиллеристами – комбатом Выхиным из дивизионного артполка и командиром взвода управления батареи тяжелых гаубиц старлеем Сердаровым.
– Ну, «боги войны», чем обрадуете?
– А ничем. По двадцать дынек на ствол и обязательно провести артподготовку, – мрачно заметил Выхин.
– Твою…! Вы хоть по десяточку на потом оставьте. Ведь вылезет какая-нибудь сволочь, и нечем будет подавить.
– Приказ ЧВС, – пожал плечами Сердаров.
– Попробуем, – пессимистичным тоном заметил Выхин. Переговорив с Ершовым, они принялись обустраиваться на наблюдательном пункте.
Следующий час для комбата прошел в непрерывных хлопотах по подготовке атаки. Причем каждые пятнадцать минут его пытались вызвать к телефону, у которого его ждал комполка. Желающий отыграть на нижестоящем все то, что получил от генерала, Максимушкин вынужден был ограничиваться разговором с начштаба. Но вот наконец раздались первые залпы. Разрывы стодвадцатидвух– и стопятидесятидвухмиллиметровых снарядов покрыли вершину. Но опытный взгляд бывалых фронтовиков сразу замечает, что их мало, очень мало для надежного подавления обороны. Многие бойцы перешептываются, с недоумением поглядывая на проходящего по траншее комбата. Канонада быстро замолкает, бойцы выскакивают из окопчиков и, пригибаясь, устремляются вперед. Немцы молчат, и это молчание обнадеживает. Но вот оживает один участок немецкой траншеи, за ним другой. По цепям начинают хлестать плети пулеметных очередей. Стоящие рядом с Ершовым артиллеристы мгновенно реагируют, и в этих районах встают разрывы. Одновременно несколькими залпами поддерживают атаку и минометчики. Попадавшие было фигурки снова поднимаются, устремляются вперед и… снова ложатся почти у самой высоты, кое-где начиная поспешно отползать назад. На равнине встают разрывы немецких мин, а откуда-то с высоты внезапно открывает огонь молчавший до того крупнокалиберный пулемет.
– Минометы мне подавите, – кричит в отчаянии на артиллеристов Ершов. В этот момент на атакующие цепи пехоты, на окопы, из которых она вышла, и на сам НП обрушивается огненный вал. Последнее, что успевает заметить Петр – как Гуткин, успевший оттолкнуть комбата в сторону, падает, лишившись сразу половины головы. Лицо Петра заливает чужая кровь, но он ничего не успевает. Удар и адская боль выбрасывают его в темноту…
Очнулся Ершов только в дивизионном медсанбате, спустя почти двенадцать часов после этого боя. И о том, что майор Максимушкин снят с полка, отправлен в штрафбат, а член военного совета вообще исчез в неизвестном направлении, он узнал еще намного позднее. Как и о том, что от его батальона осталось в живых после немецкой контратаки всего двенадцать человек…
8 апреля 1943 г. Москва. Кремль.
Кабинет т. Сталина.
Тов. Сталин
– Таким образом, прекращение наступления союзников в Африке, неудачи в боевых действиях на Тихом океане позволили немцам не опасаться открытия Второго фронта в этом году. Поэтому все имеющиеся резервы они перебрасывают на наш фронт, готовясь к наступлению. Ввиду ограниченности крупных резервов противник вынужден будет весной и в первой половине лета этого года развернуть свои наступательные действия на более узком участке фронта. Видимо, на первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до пятнадцати танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей северной группировкой в обход черниговско-северской группировки Первого Украинского и Второго Белорусского фронтов с северо-запада и южной группировкой в обход с юго-запада. Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника.
– Хорошо, товарищ Жуков. Мы поняли ваши доводы и считаем, что они соответствуют действительности. Не так ли, товарищ Василевский?
– Так точно, товарищ Сталин. Генеральный штаб уже разработал план боевых действий на лето-осень этого года в соответствии с этими предположениями.
– Получается, что мы вообще не будем наступать? Не кажется ли вам, что отдавать инициативу в руки противника опасно? Сколько раз немцы прорывали самую подготовленную оборону наших войск? Не стоит ли, наоборот, нанести удар самим и немедленно, пока немцы не подтянули всех резервов? Я думаю, что так будет намного лучше.
– С точкой зрения товарища Ворошилова мы ознакомились. Теперь предлагаю выслушать товарища Антонова.
Не ожидал, не ожидал заместитель начальника Генштаба такого. Но справился быстро, ценю.
– Исходя из анализа имеющихся сведений, предложение товарища… Жукова, – кажется, хотел вначале по званию назвать, но вспомнил, что я предпочитаю фамилии, – является оптимальным. Теряя в темпе операций, мы выигрываем в качестве. Несмотря на то, что в настоящее время инициатива находится в наших руках, целесообразнее первоначально измотать и обескровить врага на заблаговременно подготовленных, плотно занятых войсками оборонительных позициях, истребить максимальное количество танков противника, составляющих его главную ударную силу, а затем немедленно перейти в решительное наступление и полностью осуществить намеченные стратегические планы. К тому же нами, извините, Генеральным штабом запланировано провести наступление на севере.
