Аннелиз - Гиллхэм Дэвид

— Пошли со мной!

Они идут к месту, которое Анна наметила на своей внутренней карте: к середине Тощего моста на Керкстраат, перекинутого через полоску воды, на которой играют солнечные блики и тихо покачиваются ветки деревьев. Чтобы остановиться и задержаться там, она просит угостить ее сигаретой. И изумляется ловкостью, с какой он сворачивает пару цигарок, набив их волокнистым черным табаком. Мальчик склеивает плотные цилиндрики одним движением языка и раскуривает их единственной спичкой, зажженной ловким движением большого пальца. Табак он называет «середняком». Она вдыхает его горький запах, отдающий печной золой и ваксой, и отпускает по этому поводу шутку, а он смеется, слегка удивленный звуком собственного смеха.

Она стоит с парнем, угощаясь его табаком и наблюдая, как отлетают от них струйки дыма, влекомые ветерком, шевелящим их волосы. Они стоят так близко друг к другу, что она не может не заметить, каким напряженным стало его лицо. Оно словно готовится преодолеть приступ боли. Он наклоняется над железными перилами, а она повторяет его движение, так что они соприкасаются плечами. Она прижимает свой локоть к его локтю и не отводит его. Когда он поворачивается к ней лицом, она замечает, что свет выхватывает точки в ленивой голубизне его глаз. Его рука касается ее щеки. А затем скользит по ней, гладит шею. Он притягивает ее ближе, к своему рту. Губы ощущают его влагу, и ее пронзает радостное чувство. Нежный звук поцелуя смягчает острое чувство потери, освобождает ее от нее самой. Усмиряет ярость неутоленного желания. Ее сердце бьется ровно и сильно, она стискивает в кулаке растрепанные волосы на его затылке, прижимается к нему тесно-тесно, впитывает его жар. Они делят одно и то же желание. И она забывается, погрузившись в глубины невероятного и невинного наслаждения.

Когда их губы разъединяются, она всматривается в свет его глаз. Он ровен и чист. Его лицо раскрылось.

— Рааф, — тихо произносит она.

— Что? — голос звучит совсем близко.

— Ничего, — отвечает она. — Мне захотелось произнести твое имя вслух.

Рааф. Не Петер. Юноша по имени Рааф с белыми как солома волосами. Она привлекает его к себе, обнимает за шею и открывает ему навстречу свои губы, открывает всю себя загадочному и блаженному наплыву страсти.

21. Трансвааль

В новой квартире ее комната оклеена выцветшими обоями в бело-голубую полоску, на полу — поскрипывающий паркет. Из открытого окна она видит движение по каналу — и часто ловит его запахи. В новой жизни ее отца появилась также новая мебель: софа с плюшевой обивкой, высокое кресло и двуспальная кровать для новобрачных. А старую бугристую развалюху Анны просто перевезли со старой квартиры на Йекерстраат. А французский секретер ее матери, который когда-то украшал угол ее комнаты на Мерведеплейн, остался у Мип. Когда та стала отказываться от подарка, Анна прошептала ей:

— Возьми его, Мип! Пусть лучше достанется тебе, чем ей.

После уроков у велосипедного ангара она схватилась с одной из школьниц, стервозной девчонкой по имени Клэр Бускирк. Однако, прежде чем стычка успела перерасти в серьезную драку, на место примчалась обычно крайне уравновешенная учительница физкультуры мадам Пеербоом и развела их в стороны. На этот раз лицо учительницы было краснее свеклы.

— Боже мой! — в праведном изумлении восклицает она. — Какое непотребство! Драка будущих леди!

— Какая она леди, мадам Пеербоом! — выкрикивает Клэр, и ее маленькое личико кривится гримасой ненависти. — Она просто-напросто еврейка!

— А ты просто-напросто кусок говна! — получает она взамен от Анны.

— Молчать! Обе! — рявкает мадам Пеербоом. — Пошли вон, каждая в свою сторону, если не хотите отвечать перед директрисой.

Анна уходит молча, но она по-прежнему оглушена приступом ненависти.

— Нужно было просто дать ей в морду! — говорит она позже Грит, когда они вместе курят за школой. — И раздавить, как вошь!

Но Грит, похоже, занята своим. И смотрит в другую сторону.

— Что с тобой? — спрашивает Анна.

— Ничего, — отвечает та.

— Ты меня не слушаешь?

Грит пожимает плечами, уставившись на свою сигарету.

— У меня есть для тебя новость.

Анна чувствует тревогу, но пытается это скрыть под маской нетерпеливого любопытства.

— Ну же, говори скорее!

— Не хочу ничего говорить.

— Говори, Грит! — Анна уже командует. — Ты не можешь так вот запросто объявить, что у тебя есть для меня новость, а потом промолчать.

Грит молча поднимает взор к небу.

— Грит!

— Я бросаю школу.

Анна огорошена.

— Что ты несешь? Это просто смешно.

— Ничего смешного. Ты же сама всегда говорила, что школа — просто потеря времени.

— Для меня, но не для тебя, — отвечает Анна, пытаясь обратить слова в шутку. — Тебе необходимо образование, милая, — говорит она, поглаживая кудри подруги.

Грит едва заметно улыбается.

— Я выхожу замуж, — говорит она, но радости в ее голосе нет.

Анна от волнения сглатывает. И повторяет:

— Замуж?

— Да.

— Замуж, — снова повторяет Анна, чувствуя, как к ней возвращается злость. — За кого?

— Как это за кого? А ты-то как думаешь?

— Я не знаю. — Она берет сигарету из пальцев Грит и добавляет: — Иногда трудно уследить за всеми парнями, с которыми ты этим занимаешься.

Грит вспыхивает и уже тверже говорит:

— Вот уж не думала услышать от тебя такую мерзость.

— Извини! — автоматически говорит Анна, не вкладывая смысла в сказанное. — Это потому, что ты застала меня врасплох. Значит, это канадец?

— Его зовут Альберт.

— Ты от него забеременела?

— Нет. Он сделал мне предложение, и я согласилась. Зачем ты наговорила мне кучу гадостей? Не стоило тебе рассказывать. — Грит говорит это как бы самой себе, встает и подхватывает свой ранец с книжками. — Я знала, как ты отреагируешь.

Неожиданно Анна чувствует что-то вроде раскаяния.

— Грит, извини меня! — говорит она на этот раз искренне. Но слишком поздно. Грит уже вывела свой велосипед. — Грит, ну прости!

Девушка останавливается, вытирает слезы, но на подругу не смотрит.

— Прощай, Анна! — Грит садится на велосипед и выезжает на улицу. — Я пришлю тебе открытку!

Расстроенная, Анна подъезжает к книжной лавке, но не обнаруживает в ней Нусбаума. Дверь на замке, шторы задернуты. Она нерешительно стучит, но слышит с другой стороны только мяуканье, своего рода брюзжание, но никак не господина Нусбаума. На двери нет записки, только слабые следы зачистки от краски — след анонимного требования к евреям убираться прочь.

И вот она уже катит на велосипеде, сама не зная куда, по набережным каналов, уводящим ее от прежних забот. Ни мыслей, ни устремлений, ни чувств. Но, остановившись возле короткого металлического мостика, чтобы закурить сигарету, она вдруг видит Беп, выходящую из ветхой приканальной забегаловки. Беп! Ей хочется позвать девушку. Хочется подбежать к ней и крепко ее обнять. Но она вспоминает о том, что рассказал ей Кюглер. Что Беп слишком тяжело дружить с Анной.

Стоя в дверях забегаловки, Беп застегивает кофту — и уходит. Анна хочет пойти за ней, но тут из дверей появляется еще кое-кто. Узкоглазая девушка в платочке, прикрывающем короткие волосы. Ее лицо сильно осунулось с того времени, как Анне видела ее в последний раз в трамвае в обнимку с немецким солдатом. И когда девушка ловит взгляд Анны, брошенный через булыжную мостовую, она отвечает ей только мимолетным кивком, поворачивается и уходит, повесив голову, в противоположную от Беп сторону.