Барин-Шабарин 4 (СИ) - Старый Денис
— Да, ваша светлость, — сухо ответил я.
— И так спокойно об этом говорите? Да, сказывали мне, что вы зачастую ведёте себя, будто старик, много чего повидавший, но я всё не верил, — а после взгляд Михаила Семёновича Воронцова стал серьёзным, даже суровым. — Давайте обсудим некоторые дела!..
— Господа офицеры… Наше сердце под прицелом, за царя и Россию до конца… — проникновенно, чувственно и вместе с тем величественно пел Миловидов.
Воронцов до того момента, как расслышал слова песни, сидел в кресле и наблюдал за приглашенными на бал у губернатора людьми. А теперь невыдержал князь, не без труда поднялся и простоял всю песню, пуская слезу.
Мне же было не до эмоций. Я просто необычайно устал. Михаил Семёнович Воронцов оказался весьма деятельной натурой, но таким мелочным, требующим объяснить каждую цифру, что это исчерпало даже мой запас энергии. Ведь сперва я работал с ним, а потом ещё с четырьмя людьми князя. Мы спорили, соглашались, вновь спорили. И могу сказать, что у Михаила Семёновича отличная команда. Эти люди на лету хватали все те методы анализа и расчётов, которые я привнёс из будущего. Там людей учат годами, как правильно составлять бизнес-план, высчитывать рентабельность и окупаемость проектов. Эти же специалисты осваивали материал прямо по ходу нашего общения. Профессионалы!
Целью всей этой работы было не только отчитаться перед покровителем за мои действия. Светлейший князь хотел поучаствовать в проектах своими деньгами. Очень грамотный ход. Начни его влияние спадать, и я перебегу в другой лагерь — например, клана Чернышёва. А вот когда деньги князя будут работать уже внутри губернии, то влияние Воронцова никуда не денется, какая бы власть в Екатеринославе ни установилась. Ну не будут же грабить самого светлейшего князя Михаила Семёновича Воронцова!
Однако влияние влиянием, а средства разбазаривать негоже даже и князю. Вот и выбирал он с помощью экономистов, во что именно вложиться. Респект!
И цементный завод будет с капиталом от Воронцова, и сразу десять небольших заводиков по производству подсолнечного масла готов поставить за свой счет Михаил Семёнович, и в строительстве мониторов он поучаствует… Наверняка потому, что флотские их уже рассмотрели. Однако в производстве ружей, револьверов или нарезной казнозарядной полевой пушки Воронцов категорически отказывался участвовать. Он считал эти проекты убыточными, пока не будет армейского заказа. Ну, а как получить этот заказ, если армия уже закупает оружие по контрактам на годы вперед?
Когда речь зашла о железной дороге, люди князя всё перевели в шутку. Не рассмотрели, значит, перспективы железнодорожного транспорта. Мне захотелось стукнуть кулаком по столу. Нужен отдельный рельсопрокатный завод, очень нужен! Свой, русский, пусть там и все руководство будет разговаривать на французском, немецком или английском. Но, конечно, я сдержался и шуметь с людьми Воронцова не стал. В этом направлении должен работать Бобринский. Он, может быть, на современном этапе самый рьяный поклонник железных дорог в России, недаром же лично уговорил императора на строительство Царскосельской дороги.
Провозились мы с этими работами целые сутки, а на сон было отдано только три часа. Воронцов спешил в Петербург, потому надолго задерживаться не мог, но вопросов в Екатеринославской губернии накопилась масса.
Вот и вышло, что стоял я теперь в прекрасных лакированных ботах, чувствуя, что ужасно хочется их скинуть, выйти отсюда да прилечь куда-нибудь на травку… Поспать под ветерком… И как же мне тогда веселиться на губернаторском балу, если ноги не держат?
— Барин, ваше высокоблагородие, — обращался ко мне ливрейный лакей, начальствующий над всеми слугами на балу.
— Что тебе, Иван Кузьмич? — спросил я.
Этого губернаторского слугу я не просто знал, но и работал с ним. На самом деле Иван Кузьмич, на мой взгляд, уже перерос должность ливрейного лакея. Я бы даже забрал его себе, немного подучил бы, ведь смекалки и хозяйственного взгляда у Ивана Кузьмича было более чем достаточно. Решено, чуть позже поговорю с Фабром.
— Вас в сад просят, — сообщил мне лакей, но поспешил добавить: — Там ваш человек.
Последнее уточнение было уместным.
У меня успел состояться очень жёсткий разговор с губернским полицмейстером Марницким.
Едва вернувшись, я потребовал от него тщательного расследования истории с попыткой опорочить честь и достоинство моей жены. Пусть и прошло всего лишь три дня с момента моего возвращения в Екатеринослав, крайне мало времени для медлительной полиции этого времени, но я был очень недоволен работой правоохранительных органов в Екатеринославе.
Конечно, только на Марницкого я надеяться не стал и дал поручение Тарасу. Всё выглядело крайне таинственно. Появляется, значит, тут какой-то Мистер Икс и говорит всякое про мою жену! И что же?. Такая история должна была иметь какое-то продолжение, но почему-то всё резко затихло.
Кажется, такой поворот меня озадачил даже больше, чем вся катавасия с цветами и громкими пошлыми заявлениями.
— Командир, — обратился ко мне Тарас, словно мы с ним всё ещё были на войне, и я его одёргивать не стал. — Когда были подарены цветы вашей супруге, видели здесь и Артамона. За ним проследили — он встречался… с вашей матушкой, простите великодушно, барин, за такие подробности, а после его дом сгорел.
— Так? — я весь обратился в слух, сонливость сняло как рукой.
— Нашли два обугленных тела: мужчины и женщины.
Тарас замялся.
— Продолжай! — решительно потребовал я.
Что там ещё за новости?
— Господин Мирский людей нанимал. С той бандой и я дружбу веду. Они не из местных, но ведут себя тихо, лишь изредка раньше выходили на дорогу, — доложил Тарас.
Я сжал зубы, но не дал ходу эмоциям.
И всё-таки я оказался прав, когда дал этому человеку возможность работать на меня, полезен он и в боевой обстановке, и вот в такой, полубандитской.
— Благодарю за службу, теперь закончим этот разговор. Скажи, как бойцы ведут себя? — спросил я.
И дал бойцам две недели для обустройства собственных дел, пусть пообвыкнут, может, купят чего для хозяйства. Однако был риск, что они ударятся во все тяжкие после пережитого в походе.
— Разное было, но я, не вините за это, от вашего имени пригрозил, что будут выгнаны из отряда. Успокоились быстро, — отвечал Тарас.
Как-то всё же выходит, что Тарас становится моим заместителем в отряде. На эту роль я прочил Петро, но и тот бы так не смог.
— Хвалю, — коротко кивнул я, а Тарас почти не изменился в лице, услышав лестную оценку. Развернулся и ушёл.
Я вернулся на приём и стал высматривать Мирского. Святополк Аполлинарьевич неизменно находился рядом с Воронцовым, выслуживался перед своим благодетелем. Я это не ставлю ему в вину. Светлейший князь таков, что перед ним можно и выслуживаться, он кажется справедливым, порядочным, умеренно щедрым, властным.
Моя жена блистала на балу, даже исполнила две песни дуэтом с Миловидовым, покружилась в вальсе с самим губернатором. Так что я имел время и возможность либо отдохнуть, либо заниматься своими делами.
— Алексей Петрович, вы не сводите с меня глаз, видимо, имеете желание поговорить? — Мирский сам подошёл ко мне.
— Не нужно было их убивать, стоило дождаться меня, — с места в карьер начал я.
Святополк Аполлинарьевич не сумел сдержать своего удивления. Его глаза расширились, он даже коротко ахнул, но он не спешил отвечать мне.
— Признаться, я… хотел держать это в секрете, — медленно и тихо сказал Мирский. — Но что сделано, того не вернуть. Вас рядом не оказалось, а я счёл своим долгом защитить честь вашей жены, пока вы в походе.
— Впредь прошу более этого не делать. У моей жены есть защитники. За жестокость не осуждаю, сам лично бы снял кожу с обидчиков Елизаветы Дмитриевны, — сказал я, решительно глядя прямо в глаза Мирскому.
На самом деле, я до конца так и не определился, как относиться к тому, что Мирский вот так самочинно вступился за мою жену. С одной стороны, это могло бы меня натолкнуть на мысль, что между ним и Лизой что-то может быть. Но неопытная женщина не может так врать, когда дарит искреннюю любовь и страсть в постели, при этом желая кого-то ещё. Так что Лизе я верю, а вот поступок Мирского ещё предстояло обмозговать. Что-то здесь не так, и эта излишняя жестокость…
