Барин-Шабарин 4 (СИ) - Старый Денис

В принципе, разговаривать с Яном Скржинецким смысла особого не было. Всё предельно ясно и без признательных показаний. В сорока шести телегах было не что иное, как оружие. В основном это были гладкоствольные ружья, хотя имелось и более четырех десятков штуцеров, причём бельгийской выделки. То есть один из самых продвинутых видов стрелковых вооружения.

И всего этого оружия было столько, что можно было бы без особого труда вооружить полк. Имелись в обозе и деньги, явно предназначенные для того, чтобы покупать вооружение и порох на месте, уже на территории Российской империи. Даже на польских землях, принадлежащих России, вполне свободно продавался порох и охотничьи ружья. Не нужно было никакого разрешения, чтобы всё это купить.

— Подписывайте, прикладывайте свою печать, я видел, она у вас есть, и я отпущу вас и оставшихся в живых ваших офицеров. Но вы мне дадите слово, что не будете поднимать восстание в Польше, а отправитесь обратно в Краков, а лучше и вовсе в Бельгию или Францию, — сказал я и протянул бумагу.

Самопровозглашённый генерал читал протокол допроса внимательно, периодически хмыкал и бросал на меня удивлённый взгляд. Если бы в этот момент меня слышал хоть кто-нибудь из дворян, то имя моё очернилось бы не на одно поколение вперёд. Но мы говорили с генералом наедине, даже мирно, без лишних эмоций и жестикуляций. Федоса на этот раз, как и остальных бойцов моего отряда, я отправил на сортировку и опись всех трофеев. Это для них одно из любимых дел.

Я смотрел на пожилого человека и размышлял. Я, видимо, все же с некоторой профессиональной деформацией. Вот прямо сейчас собираюсь убить человека. Правильно ли это? Вопрос философский, на самом деле. И он может возникнуть в голове только человека, который не хлебнул правды войны. Нельзя оставлять следы, нельзя показывать спину. То, что мы сделали — это правильно, нужное для государства. Но вот государство не оценит, осудит. Так что следов оставаться не должно, как не может быть и никаких других версий произошедшего, как моя. На нас напали поляки, а не мы на них. Потому, как бы это не было… В сторону сантименты, только рациональный подход!

— Хе! — на выдохе я воткнул нож в сердце польского патриота, подбивая клинок, чтобы вошёл глубже, а после ещё и прокрутил лезвие.

Жаль, что отличный цивильный костюм замазался кровью. Ну, да у меня хватает денег, чтобы пошить себе не хуже, даже лучше.

Подсчёт трофеев — дело очень важное, сулящее всем членам отряда повышенные дивиденды. Ещё раньше мы договорились о справедливом, какой принят у казаков, дележе трофеев. Как договорились? Я принял такое решение, как сейчас понимаю, что несколько опрометчиво, но на такой куш, как оружие, я и не рассчитывал.

Так, согласно договоренности я, как командир, получал сразу же в сто раз больше, чем любой рядовой боец. Мне же нужно было отбивать вложенные в отряд деньги! Однако не обделялись и десятники. У каждого из них было по десять долей от оставшейся стоимости трофеев. Были ещё и лучшие стрелки или отличившиеся, которым награду я увеличивал до пяти долей от, если говорить честно, награбленного.

И сейчас я был в некотором замешательстве. Девятьсот сорок девять гладкоствольных ружей, пятьдесят два бельгийских новейших штуцера, триста семнадцать пистолетов, из которых восемь — револьверов английской выделки и даже пока не распакованных. Добавляем к этому ещё и пятьсот шестьдесят три сабли, дорогущих коней, личные вещи…

Чтобы забрать себе оружие и коней, отдав бойцам всё деньгами, мне не хватило бы средств. Даже по прибытию домой, собрав все свои деньги в кучу, я получил бы в лучшем случае треть, если только не выводить деньги из оборота и не залезать в Фонд. Гладкоствольное ружьё, особенно винтовка Холла с казённым заряжанием, стоило от десяти до двадцати рублей, в зависимости от состояния. Но здесь были, в основном, новые образцы. Так что я уже должен был бы десять тысяч рублей, только за гладкоствол. Если примерно посчитать стоимость всего взятого с польского отряда, то трофеи будут оцениваться в более, чем сто тысяч рублей серебром. Сейчас же, после пленения венгерского генерала, сбора трофеев с польского отряда, разбитого нами под городом Прешов, моя доля составила двенадцать тысяч рублей.

Но ладно… Меня е даже забавляет, что рядовой боец моего отряда привезёт домой более тысячи рублей. Это не просто много даже для зажиточного мещанина — это сумма неприлично большая. Можно сравнить ситуацию с той, когда конкистадоры возвращались из Америки в Испанию и становились одними из самых богатейших людей, до похода будучи обыкновенными отчаянными бродягами.

Так что на протяжении всей оставшиеся дороги до дома я только тем и занимался, что рассказывал о коммерческих проектах, в которые можно вложиться деньгами. Некоторые задумались. Вот и пусть становятся действительно богатыми людьми, а мне в губернии любой инвестор за счастье.

К слову сказать, мои бойцы, даже десятники, и те испугались таких больших денег. Они просто не верили, что можно пойти повоевать — и вернуться домой с таким достатком. Хотя за разговорами у костра казаки, перебивая друг друга, рассказывали разные небылицы, как обогащались ныне знатные казацкие рода. Из всех этих фантастических рассказов становилось очевидным, что история нашего отряда — вообще-то вполне будничная.

Такие разговоры у костра сплачивали нас. Мне не хватало нормального человеческого общения. И пусть я старался всё-таки соблюдать некоторую дистанцию, субординацию, но песни пел громче всех. Нам нужно смириться со смертью. Каждый взял на себя кровь беззащитных поляков. Именно они, молодые казачки и бывшие мужики, умерщвляли противника. Теперь либо станут матерыми волками, либо подожмут хвост и спрячутся под лавку.

Переходы были длинными, без задержек, но всё равно крайне медлительными. Всё же огромный обоз нас сильно отягощал, а также было непросто справиться с целым табуном первоклассных лошадей, которым требовался каждодневный уход. Так что добрались мы до Екатеринослава лишь ближе к концу сентября 1849 года.

Уже в дороге мы узнали, что венгерское повстанческое правительство расформировано, ведутся прямые переговоры между Австрией и Венгрией по созданию новой империи. Наверняка, как и в ином варианте развития истории, скоро будет провозглашено о создании Австро-венгерской империи.

Русскому командованию, судя по всему, сказали спасибо, чем-то там наградили Паскевича — и выпроводили русскую императорскую армию восвояси.

Историю менять можно — и тому были доказательства! Насколько я знал, серьёзной битвы у города Мишкольце ином варианте не было. Русские войска ещё около месяца топтались по венгерской земле и только после двух сражений окончательно подавили восстание. Так что я, очевидно, повлиял на ход истории.

Это грело душо и, что таить, давало сил Впереди неминуемая Крымская война. Европейские страны, прежде всего, Англия и Франция, уже сейчас должны кусать локти оттого, что Россия кажется всем величайшей империей в мире. Вот только у французского лидера Луи Бонапарта и у англичан — иное мнение.

От автора: Новинка от Никиты Кирова! Попаданец в 90-е, который собирается спасти родных… и объявить непримиримую войну преступности. Г. Р. О. М. — https://author.today/work/439421

Глава 21

— Алексей Петрович! — раскинув руки для объятий, в мой кабинет входил Святополк Аполлинарьевич Мирский. — Мой друг, как же я волновался за вас! Война! Это же так непредсказуемо! Но вы с честью… Я завидую вам.

Я даже несколько опешил от такой встречи. Мы с Мирским в последнее время были достаточно откровенны, и наше сотрудничество казалось, скорее, взаимовыгодным, чем дружеским. Однако почему бы нам и не дружить? Потому я ответил взаимной приветливостью, заключив в объятия доверенное лицо светлейшего князя Михаила Семёновича Воронцова.

— Ну как там, на войне? Тяжко пришлось? — спрашивал Мирский уже за чашкой кофе.