Лео Франковски - Инженер Средневековья
Кристина по-прежнему оставалась неприветливой, поэтому я спросил ее, в чем дело.
— Пан Конрад, я не отталкиваю вас. Просто… ах, вы назвали бы это предрассудками.
— Расскажи, милашка.
— Пани Ричеза мне кое-что объяснила.
— Что же?
— Если считать дни после… ну вы понимаете, и ни с кем не спать с конца первой недели и до середины второй, то не забеременеешь. Я знаю, это глупо, я знаю, это предрассудки, но мне не хочется забеременеть и не хочется выходить замуж за крестьянина. Я не хочу состариться к двадцати годам и умереть в сорок, и…
Она заплакала в моих объятиях навзрыд. Успокоив ее, я сказал:
— Не волнуйся, милашка. Не нужно быть такой, какой ты не хочешь быть. Что касается воздержания в определенные дни, то в моей стране это называют методом календаря. Сам Римский Папа одобрил его.
Она поплакала еще немного. Мне же пришлось составить программу: полмесяца с Кристиной, полмесяца с другими.
К первому мая мы собрали модель ткацкой фабрики. Во дворе не хватало места, поэтому я спроектировал ее трехэтажной, высотой с церковь.
На верхнем этаже, с высокой остроконечной крышей, находились ткацкие станки. Второй этаж занимали прялки и чесальное оборудование. Первый этаж был для мытья и краски, с дополнительным местом под склад. Вдобавок я сконструировал лифт, чтобы поднимать и спускать материалы.
Мне хотелось сделать окна, но стекло стоило ужасно дорого. Даже несколько маленьких окошек обошлись бы дороже, чем все сооружение в целом. Отсутствие стекла и хорошего искусственного освещения было серьезной проблемой. Это уменьшало наши человеко-часы как минимум втрое. Польша расположена в зоне умеренного климата. Летом длина светового дня может достигать восемнадцати часов. Но летом, кроме двух месяцев после сева, большинство людей заняты на полях.
Зимой на полях делать нечего. Световой день часто составлял менее шести часов. Работать можно было либо на улице, либо возле открытого окна. От лампы на животном жире мало пользы, кроме того, жир вонял и дорого стоил: животные в тринадцатом веке были худые. В Цешине килограмм жира стоил в два раза больше килограмма постного мяса.
Полевые работы занимали полгода. Два месяца поздней весной оставались свободными для другой деятельности, но без хорошего источника света четыре зимних месяца практически бесполезны.
Хотя об электричестве не могло идти и речи, керосиновые лампы были вполне реальны. Первые в мире нефтяные скважины пробурил в Польше Игнаций Лукашевич, который простроил первый нефтехимический завод и изобрел керосиновую лампу. Но в ближайшие пять лет наша технология не могла достичь такого уровня.
Восковые свечи? Чтобы лишь немного осветить фабрику, понадобится тридцать свечей. По моим подсчетам, потребуется шестьсот ульев, чтобы воска хватило на всю зиму.
Короче говоря, я проектировал фабрику, которая будет работать только два месяца в году.
Когда я объяснил проблему графу, он в свойственной ему манере моментально решил ее. Он просто приказал каждому из своих 140 рыцарей присылать ему одну-две крестьянских девушек на период от Пасхи до Рождества. Им платили сукном, и все были довольны. Но я забегаю вперед.
ГЛАВА 20
Граф Ламберт вернулся утром первого мая. Этот день был очередным праздником. С ним прибыло около тридцати рыцарей и много знати, среди прочих отец пана Стефана. Я посчитал наилучшим оставить Ламберта наедине с его гостями, пока меня не пригласят.
После полудня я смотрел соревнования лучников. Крестьяне стреляли по мишеням, находившимся в пятидесяти ярдах от них, причем делали они это не хуже современных стрелков из лука.
Вдруг возле меня оказался граф Ламберт.
— Ну что, пан Конрад, научите нас правильно стрелять из лука?
— Не я, ваша светлость. Но есть человек, который смог бы.
— Неужели? И кто он?
Я рассказал, как лодочник по имени Тадеуш подстрелил лося.
— Единственной стрелой прямо в голову с двухсот ярдов, да еще и с лодки?
— Совершенно верно, ваша светлость. Я ел с ним оленину.
— Да-а, мне бы пригодился такой лучник тренировать других. Можете пригласить его сюда?
— Я могу написать отцу Игнацию с просьбой рассказать лодочнику о вашем желании. Возможно, он приедет.
— Напишите. Я поставлю на письмо мою печать. Далее. Я поговорил с этим мастером из Флоренции, которого вы мне прислали. Действительно ли он знает свое ремесло?
— Думаю да, ваша светлость. Но все выяснится, когда мы увидим его сукно.
— Хм. Он присягнул вам. Не желаете передать его мне?
— С радостью, ваша светлость. Я нанял его для вас. Но могу ли я просить взамен об одолжении?
— О каком?
— Есть здесь мальчишка, Петр Кульчиньский. Я хочу взять с него клятву верности.
— Разумеется, пан Конрад, если он и его отец не против. Если кто-то не мой вассал, вам не нужно спрашивать разрешения. Но даже и у вассала есть право уйти, конечно, уплатив все долги. Зачем он вам?
— Он смышленый малый, ваша светлость, и очень быстро разобрался в отчетных бумагах. Я хочу, чтобы он следил за моими коммерческими делами в Цешине.
— Корчма «Розовый дракон» относится к этим делам?
— Да, ваша светлость. Вы против?
— Вовсе нет. Просто о ваших приключениях в Цешине ходят удивительные слухи. Вы и правда посадили крестьянскую девушку за главный стол в замке моего брата?
— Да, ваша светлость. Простите, если я оскорбил вас, но…
— Пан Конрад, меня огорчает лишь то, что я не видел выражения лица его жены. — Он засмеялся. — Эта стерва всегда меня ненавидела. Пойдемте. Я хочу представить вас моему сеньору, и расскажите о ваших мельницах и ткацкой фабрике.
Когда мы вернулись в замок, пан Стефан что-то бурно, обсуждал с отцом. Я их не слышал, но он дважды показал на меня. Как сказали бы мои американские друзья, вот-вот полезет дерьмо.
Герцог Хенрик Бородатый был, пожалуй, самым удивительным человеком, какого я только встречал. Ему почти семьдесят. Лицо — сморщенное, как печеное яблоко, но спина по-прежнему прямая и сильная. Густые седые волосы покрывают плечи, а огромная седая борода шире груди и достает до ремня.
Однако внешний вид не столь важен. Его — я не хочу сказать аура, поскольку это слово подразумевает мистику, а герцог был на редкость практичным человеком — чувство силы казалось почти осязаемым, как будто реши он пройти сквозь стену, она извинится и уйдет с дороги.
Его сын, которого впоследствии назовут Хенриком Благочестивым, был еще более неординарным человеком, хоть и в абсолютно ином смысле. Он умел читать и писать и посвящал этим занятиям много времени — редкость среди знати.
Тогда как отец был воплощением политика, сын являлся князем с ног до головы. Казалось, его манеры, взгляд и тон речи олицетворяли долг, справедливость, порядок и самообладание; честь, силу и дисциплину.
Я бы с уверенностью последовал за этим человеком в ад, потому что он вывел бы меня обратно. Я нашел короля Польши и моего тоже.
Хенрик Бородатый взглянул на меня и сказал:
— Так, значит, это вы пан Конрад Великан. Я много о вас слышал.
— Надеюсь, ничего плохого, ваша светлость.
— Всякого. Но все это просто не может быть правдой. Ваш ткацкий станок быстрее, чем у волынян. Они не придумали ничего похожего на ваши прялки. Расскажите мне о мельницах, которые вы строите.
Башня уже стояла, перекрытия в подвале и круглый сарай были готовы. Сейчас работали над револьверной головкой. Я мог бы все объяснить на моделях, но меня забрасывали вопросами. Несмотря на то, что наши гости в основном политики и воины, они неплохо разбирались в технике, изучая каждую деталь почти так же тщательно, как Витольд.
После мельницы я начал рассказывать о ткацкой фабрике. Они поняли устройство станков и прялок, а когда меня спросили о красильных бочках, я посоветовал обратиться к Анжело. Затем на меня набросились с вопросами о мытье шерсти. В конце концов, всем все стало понятно.
— Зачем двенадцать лоханей? Почему не одна большая?
— Одна большая лохань тогда должна быть медной и стоять на огне. С двенадцатью маленькими лоханями только две из них нужно нагревать. Остальные могут быть деревянными. Кроме того, шерсть нужно не только мыть, но и несколько раз полоскать. Используя только одну лохань, нам пришлось бы три раза менять горячую воду для каждой новой порции шерсти, при этом мы бы впустую выливали много моющего средства.
— Объясните подробнее.
— Мы называем это системой противоположного потока. Шерсть поступает в лохани с севера на юг. Вода переливается из лохани в лохань с юга на север. На входе вода холодная и чистая, а на выходе холодная и грязная. Шерсть подается холодная и грязная, а выходит холодная и чистая.
Было очевидно, что меня не понимают.
— Давайте проследим за процессом. Грязную шерсть кладут в первую лохань, и рабочий мешает ее деревянной палкой. Вода немного теплая и грязная. В ней почти не осталось моющего средства, но основная грязь смывается. Лишняя вода вытекает по этой трубе, а более чистая поступает из второй лохани.
