Господин Тарановский (СИ) - Шимохин Дмитрий

Все. Пушка ослепла и онемела. Затвор ее остался внутри, — он слишком тяжел, чтобы вынуть его целиком. Но без рукоятки его никто не сможет ни повернуть, ин открыть, ни закрыть.

Вот так. Попробуйте-ка теперь открыть затвор, ребята! А вот дудки! Для каждой хитрой гайки в этом мире есть свой, не менее хитрый ключ. Но если его нет — пиши пропало.

Из темноты донесся приглушенный стук. Вернулся Софрон. Его люди осторожно ставили на землю бочонок с порохом.

— Ну что, Курила, заряжаем?

Не ответив ему, я просто показал на лежащую на земле рукоятку.

— Погоди. Поступим проще. Не обязательно ничего подрывать. Достаточно снять вот эти детали.

— А зачем? — не понял Софрон. — Чего с ними ковыряться-то? Бахнуть, и вся недолга!

Ухмыльнувшись, я провел рукой по холодному, безупречно гладкому металлу.

— Жалко, — выдохнул я. — Произведение искусства. Таких, может, и в целом Китае больше нет.

— Искусство, оно, конечно, да. Только вот по нам оно слишком шибко стреляет, — пробурчал Софрон. — Так что, может, подорвем все-таки? Чтоб, значит, уж наверняка!

— Погоди, — я еще раз показал ему на казенную часть, вглядываясь в сложное устройство винтового затвора.

— Смотри… чтобы его провернуть, нужна вот эта рукоять. А если ее нет — то она и стрелять не сможет. А если мы сумеем прогнать цинов, возможно, что пушечки эти попадут в наши руки или окажутся трофеем. Тогда мы вернем рукояти на место, и — вуаля — у нас в руках четыре мощнейших осадных орудия. Как знать, где они пригодятся!

Софрон недоверчиво рассматривал лежавшую у него под ногами рукоять затвора.

— И что… всё? — недоверчиво спросил он. — Без этой хреновины оно не повернется?

— Не повернется. И не откроется. И не выстрелит, — я усмехнулся. Пушка была жива, но парализована. Навечно.

В этот момент из темноты показался Лян Фу.

— Мы нашли пороховой склад, — часть обоза, где цины хранят порох и снаряды.

Я посмотрел на беспомощного стального гиганта, потом — в сторону, где теперь находились вражеские запасы пороха. И хищно улыбнулся.

— А вот теперь, Софрон… давай-ка все-таки бахнем!

— Это мы могем, — начал потирать руки он.

— В общем, Софрон, давай так! Заминировать все пороховые ящики и погреба. Все до единого! Ставьте заряды, тяните шнуры. Но, — я поднял палец, — сделайте фитили длинными. Так, чтобы у нас было минут десять, не меньше, на отход. Хочу смотреть на этот фейерверк с безопасного расстояния!

Софрон молча кивнул и отдал короткий приказ своим людям.

— Лян Фу! — шепотом позвал я.

Лидер китайцев тут же оказался рядом.

— Зарядные ящики под охраной?

Китаец молча кивнул.

— Тогда, твои люди должны снять ее. Действуйте тихо. Захватите повозки с порохом и ждите. А ты, Софрон — заминируешь их.

Лян Фу коротко кивнул, и его арбалетчики беззвучно растаяли во тьме.

Охрана у складов была небрежной, сонной.

На ровной площадке, в нескольких сотнях шагов от орудий, под маскировочными навесами из веток и травы, стояли рядами тяжелые, крытые брезентом повозки. Зарядные ящики на колесах. Полевой «пороховой парк». И у каждой повозки — по дремлющему часовому.

Снова та же бесшумная, страшная работа. Тень метнулась из тени. Короткий всхлип, будто лопнула струна. Тело мешком осело на землю.

Я подошел к головной повозке. Двое моих бойцов поддели ломами тяжелый засов. Раздался глухой, протестующий треск, и массивные задние створки распахнулись. Изнутри пахнуло: сухой древесиной, селитрой и машинной смазкой.

Внутри, в специальных, обитых войлоком гнездах, лежали сотни остроконечных, лоснящихся от смазки снарядов. Каждый — само совершенство, с толстой свинцовой «рубашкой» тускло поблескивавшей в неверном светел луны. Я сразу понял — такие боеприпасы уникальны. Их нельзя выточить на коленке.

— Прекрасно, это то, что надо! — сообщил я Софрону. — Взорвать. Все. До последнего снаряда!

Сразу же пошла работа — тихая, беззвучная. Пока китайцы и нанайцы рассыпались по сторонам, держа подходы, русские каторжане и казаки вскрывали повозку за повозкой, закладывая внутрь мешки с порохом. Несколько бочек выкатили и поставили между повозками, чтобы взрывная волна наверняка охватила все. Софрон, давно уже постигший на наших приисках взрывную науку сноровисто плел свою паутину. Тонкая, черная нить бикфордова шнура змеилась от фугаса к фугасу, соединяя зарядные ящики в единый, дышащий смертью организм. Воздух звенел от напряжения.

Я наблюдал за работой, и в душе росло холодное удовлетворение. Скоро китайцам придется испытать крайне неприятное пробуждение!

Однако, стоило поднять взгляд на черный силуэт горы, нависший над нами, и удовлетворение тут же сменилось тревогой. Там, наверху, в «Орлином гнезде», нас ждали еще две маленькие, но злобные проблемы.

«Но что делать с этими чертовыми четырехфунтовками?» — мозг лихорадочно искал решение. — «Когда начнется штурм, они смогут безнаказанно поливать нас картечью с высоты. Превратят весь склон в мясорубку».

Атаковать их в лоб, снизу вверх, — самоубийство. Там крутой обрыв, никак не подняться. Обойти? Слишком долго. И все это время они будут поливать нас огнем.

И тут же, просто и очевидно, пришел ответ. Моя мысль просто вернулась назад, по тому же пути, которым мы пришли сюда. «А почему бы… почему бы не подкрасться к ним точно так же?»

Ведь мы уже один раз прошли этими тропам, атаковали «Орлиное гнездо» и вырезали гарнизон. А значит, сможем сделать это снова.

И тут же план, дерзкий и элегантный, мгновенно сложился в голове.

— Софрон, пора поджигать фитили.

Подозвав Лян Фу и Елисея, я торопливо отдал им указания:

— Елисей, помнишь, как мы забирались на ту гору?

— Ну как не помнить, ваше благородие? — искренне удивился молодой урядник. — Помирать буду, вспомню!

— Ну и славно! — Бери наших русских и всех китайцев. Все веревки — с собой. Покажи им как залезть на гору, с другой стороны. Там снова пост китайцев, только теперь — с пушками. Атакуем их вновь!

Казак не задал ни одного вопроса. В его глазах сверкнуло дикое, азартное понимание. Он коротко кивнул и, собрав своих, беззвучно исчез во тьме. Китайцы Лян Фу потянулись следом, недоуменно вертя головами.

Наконец, Софрон закончил. От главного фугаса, заложенного в самое сердце арсенала, тянулся длинный-длинный шнур.

Я посмотрел на восток, где уже потихоньку зарождалась тонкая светлая полоска зари. До часа как тьма начнет редеть, еще оставалось немного времени. Но надо поторапливаться.

Все было готово.

Присев на корточки, я чиркнул кресалом о кремень. Слепящая искра ударила. Шнур зашипел.

Маленькая, неумолимая, оранжевая змейка побежала по земле, уползая во тьму, к сердцу складов. Она несла смерть. Обратного пути не было.

— Бегом, — бросил я оставшимся.

И мы побежали наперегонки с огнем. Снова цепляясь за холодные камни, обдирая в кровь пальцы, задыхаясь от бешеной гонки. Только шли мы теперь в сторону «Орлиного гнезда», а за спиной, отсчитывая последние секунды наших жизней, неумолимо шипел фитиль, готовый в любой миг превратить всю долину в ревущее жерло вулкана.

Мы добежали до подножия горы, где уже ждали наши веревки, и начали подъем. Легкие горели, пальцы, содранные в кровь, отказывались держать холодный камень. Каждый метр давался с боем. И в этот момент, когда я, вцепившись в скальный выступ, подтягивал себя наверх, мир за спиной взорвался.

Сначала — свет. Беззвучный, нестерпимо-белый, он ударил. Мы инстинктивно вжались в скалы.

Следом содрогнулась земля. Низкий, мощный, утробный гул прошел сквозь камень, ударив. Я обернулся.

Там, внизу, где еще недавно была тьма, к ночному небу тянулся гигантский, уродливый огненный гриб. Он рос, наливаясь алым, багровым, оранжевым, и осветил всю долину так, будто над горизонтом взошло второе солнце. Фейерверком вторичных детонаций в небо летели горящие обломки.

Оглянувшись, я увидел, что лагере, начался ад. Из палаток, будто из растревоженного муравейника, высыпают тысячи обезумевших от ужаса людей. Крики, слившиеся в один сплошной вой, доносились даже сюда. Вражеские офицеры что-то орали, пытаясь собрать солдат, но их никто не слушал. Все, как завороженные, смотрели на огненный столб, пожиравший их арсенал.