Неправильный диверсант Забабашкин (СИ) - Арх Максим
А нечисть тем временем начала строиться. Отряды немецких матросов под предводительством офицеров выставлялись в четыре шеренги лицом к кораблю. Первая шеренга находилась где-то в пятнадцати-двадцати метрах от правого борта, с которого на пирс было спущено три трапа: с носа, центра и кормы.
Судя по расположению экипажа, я предполагал, что их высшие командиры будут толкать речи, стоя к карманному линкору спиной. И получалось, что относительно моей позиции все находящиеся на пирсе военные моряки будут стоять боком.
«Что ж, меня их построение вполне устраивает. Да мне, собственно, и по фигу, в какую проекцию им стрелять», — отметил я, бережно распаковывая и расставляя перед собой пачки с патронами. Конечно, это можно было бы сделать и раньше, но Забабашкин теперь воробей стреляный и старается предусмотреть всё. Вдруг мне бы пришлось экстренно оставлять позицию, например, из-за появления ещё какого-нибудь патруля? Мало ли, кто-то из ликвидированных фрицев доложил о том, куда они отбывают, и там всполошились из-за их отсутствия!
А между тем, время потихонечку стало приближаться к восьми вечера, и в самое ближайшее время всё должно было торжественно начаться. Минута, другая, третья, и вот, какой-то морской офицер, находящийся на верхней палубе корабля ударил в рынду (или позвонил в колокол, как говорим мы, сухопутные) и на пирс из длинного здания, что стояло неподалёку, вышло восемь офицеров. Процессию возглавлял капитан тяжелого крейсера «Адмирал Шеер». Его мерзкое лицо я несколько раз мельком видел в Интернете, и сейчас, когда сфокусировал на нём зрение, то сразу его узнал.
Бесспорно, это был он — капитан-цур-зее Вильгельм Меендзен-Болькен. Именно это психически нездоровое существо вместе со своими помощниками будет отдавать преступные приказы, которые приведут к смертям наших людей. Корабль под его командованием будет расстреливать мирные посёлки в Арктике и уничтожать невоенные советские корабли и их экипажи. Всё это будет делать он!
А точнее сказать, уже не будет делать. Я никогда не любил пафоса, спектаклей и какого-либо оставления деликатесов на потом, и потому намеревался начать осуществление зачистки именно с этой особи.
— Он и так лишние секунды землю топчет, — прорычал я, глядя на такое огромное количество маньяков и убийц, собравшихся в одном месте.
В памяти всплыла цифра одна тысяча сто пятьдесят. Именно столько человек было в экипаже корабля и, вероятно, именно столько стояло на пирсе. Разумеется, точной цифры я назвать не мог, подсчёты отняли бы время и, несомненно, отвлекли бы от подготовки к атаке. Однако стоит отметить, что голов в бескозырках было очень много.
А тем временем, свысока посматривая на построившийся экипаж корабля, его командиры пафосно прошествовали вдоль шеренг и остановились ровно посредине строя. За ними возвышался стальной силуэт железного монстра, представляющий всему миру мощь и силу фашистской Германии. По трапу сбежал офицер, и что-то доложил капитану. Тот кивнул, повернулся к матросам и начал открывать рот, наверняка вещая что-то выверенное патриотически и верное идеологически.
Разумеется, отсюда я его не слышал, да и дальнейшее представление мне уже было неинтересно. Всё, что нужно, я уже увидел — командир корабля был на месте, его ближайшие помощники тоже, а остальные интересовали меня лишь с точки зрения уменьшения их численности.
Это суровое условие войны. Чем меньше в стане врага профессионалов, тем он слабей, и, значит, это нам только на руку.
«Что ж, пора ответить за всё», — вздохнул я и, больше не теряя времени, приступил к зачистке.
А для того, чтобы она при любом дальнейшем раскладе как минимум наполовину считалась бы успешной, первым же выстрелом отправил в котёл с кипящей смолой капитана корабля Вильгельма Меендзен-Болькена, выстрелив ему в висок. За ним последовали офицеры, сперва тот, который стоял справа от капитана, а потом тот, который отирался слева. К этому времени в обойме осталось два патрона, и их я израсходовал ещё на двух высших офицеров из корабельного командования. Так как стрелять я старался с предельной скоростью, то умерли они в течение двух секунд, так, вероятно, до последнего мгновения и не поняв, что произошло.
Когда пули достигли целей, я уже держал в руках вторую винтовку. Экипаж корабля, увидев, что их командиры неожиданно упали, пока ничего понять не мог. А я уже давно начал вести огонь, опустошая вторую обойму.
Начался падёж офицеров низшего звена. Вначале умерли те, кто стоял рядом с валяющимся на холодном бетоне пристани капитаном-цур-зее, а затем стали умирать те, кто стоял в длинных шеренгах рядом со своими матросами. Офицеров определял по погонам, которые прекрасно видел. И выделял их из толпы, и бил без промаха.
Когда опустошил вторую винтовку, то потерявшая весь высший и часть низшего офицерского состава команда, наконец, начала что-то понимать. А ведь прошло не более восьми секунд.
«Эх, жаль, нет моих помощников. Ни Садовского, ни Воронцова», — расстроенно думал я, начиная перезаряжать оба ствола.
Так как патроны не были снаряжены в обоймы, то зарядка занимала время, которое можно было бы потратить с большей эффективностью, но делать было нечего, и я, не сводя глаз с начинающейся на пирсе паники, зарядив обе винтовки, начал второй подход.
А там, действительно, начинало твориться что-то невообразимое. Кто-то уже что-то начинал понимать и, вертя головой, думал, куда бежать и где скрыться. А кто-то, не сумев быстро сообразить, всё ещё пытался разобраться, подойти поближе, выяснить, что происходит и рассмотреть лежащие трупы.
Понимая, что вот-вот вся эта кодла начнёт разбегаться в разные стороны, решил отсечь их от стоящего ближе к носу корабля длинного здания. Так как высшие немецкие морские офицеры уже давно закончились, во главе угла ставил уничтожение всех, кто носил хоть какие-то погоны.
В то время, когда я приступил к третьему заходу, то есть опустошению магазинов двух винтовок, на пирсе уже бушевала самая настоящая вакханалия. Немецкие матросы, глядя на валяющиеся тела своих командиров и камрадов, наконец, осознали, что что-то идёт не так, и вначале было устремились к этому самому зданию. Но когда те, кто бежал туда первыми, стали замертво падать, толпа, впав в самое настоящее безумие, резко развернулась и рванула на корабль.
Человек — разумное существо, по крайней мере, иногда, а вот толпа из людей — уже гораздо более глупое, бестолковое, склонное к панике и безрассудным действиям. Так как трапов с пирса на крейсер было установлено всего три, и были они достаточно узкими, то ополоумевшая нечисть, стараясь всеми силами выжить, стала толкать и пихать локтями друг друга, создавая неимоверную давку. Разумеется, в тысячной толпе никто ни о какой очерёдности и помощи близкому даже и не думал. Сейчас выживали сильнейшие. И именно эти сильнейшие, отталкивая тех, кто был менее ловок и силён, чуть ли не по головам своих товарищей пробирались всеми правдами и неправдами по трапу на корабль, а те, кто был слабее, попросту летели в воду. И когда они туда падали, то оказывались зажаты между двумя высокими стенами: железным корпусом тяжёлого крейсера с одной стороны и высокой бетонной стенкой причала с другой.
Не знаю, сколько точно матросов оказалось в воде, но там воистину кишело целое море из голов.
Те же счастливчики, кто оказался на борту «Адмирала Шеера», разумеется, решили ускользнуть внутрь корабля и тем самым избежать свинцового возмездия за грехи. Больше всех везло тем матросам, которые поднимались по трапу, что был посередине корпуса. Они сразу попадали на палубу и забегали в двери корабельных помещений, скрываясь тем самым от пуль. А вот менее всех повезло тем, кто был на носу.
Паникующее стадо убийц, вероятно, осознавая, что выжить под пулями куда сложнее, чем расстреливать мирные корабли и убивать мирных советских граждан, зажалось в передней части корабля, когда я отсёк их градом пуль от надстройки. Многие из них пытались попасть внутрь орудийной башни главного калибра и тем самым скрыться от праведного гнева там, но двери, ведущие в башню, на их несчастье, оказались закрыты. Я не собирался давать нечисти время очухаться и централизованно отступить, а потому стал вновь и вновь разряжать туда обойму за обоймой.
