Кир Булычев - Младенец Фрей
Женщина повернулась и пошла в квартиру.
Андрей отступил на шаг, пропуская следом за ней Фрея и Аркадия Юльевича.
В квартире тяжело и дурно пахло — чем-то прогорклым, потом, селедкой, пылью; если в таком аромате пробыть часа два — подохнешь.
Женщина вплыла в комнату.
Там запахи были еще тяжелее, хотя и изменились — кухонные пропали, а парфюмерные стали активнее.
— Рассаживайтесь, — сказала женщина. — Что вас привело ко мне?
Не оборачиваясь, она показала на несколько продавленных кресел, что тесно стояли в комнате, будто ждали покупателя, а сама плюхнулась животом на широченный диван, накрытый разноцветным ковром, который как бы поглотил своими красками и узорами ее халат и огненную прическу. И дама исчезла. Но потом перевернулась на бок и возникла вновь.
Гости рассаживались.
И только тогда дама увидела Фрея.
— Господи, — сказала она. — Как живой!
Она указала трясущимся жирным пальцем на Фрея.
— Вот именно, — сказал по-английски Аркадий Юльевич.
Сказал с облегчением. Будто ждал узнавания и боялся, что оно не состоится.
— Папа меня предупреждал, — сказала дама и с трудом стала поднимать себя с дивана, который был так низок, что Андрей понял — надо помочь пожилой женщине. Но не мог заставить себя притронуться к ней.
Видно, те же чувства владели Фреем и Аркадием Юльевичем. Они также не двинулись с места.
Но помощь женщине пришла из-за тяжелой портьеры, что наполовину прикрывала высокое окно. Штора взметнулась, из-за нее выскочил высокий молодой мужчина в теннисном костюме и белой каскетке. У него было незначительное лицо, на котором запоминались черные усики.
— Моя дорогая, — сказал он по-английски. — Не придавай значения внешним проявлениям. Нам нужны доказательства.
Он потянул грузную старуху на себя и ловко перевернул ее так, что она прочно уселась на диване.
— Как точно, Серж, — сказала старуха. — Как точно!
Коротким округлым жестом она отправила молодого теннисиста за штору, и он исчез, лишь тяжелый бархат медленно покачивался, напоминая о скрытом за ним человеке.
Рука старухи продолжала движение по воздуху и замерла перед ее носом.
— Ну же, — приказала она. — Ну же!
Толстые пальцы в многочисленных золотых кольцах были живыми и независимыми от женщины существами.
— Владимир Ильич, — сказала женщина томно. — Вот моя рука.
Фрей подчинился приказу, но, хоть от него ждали поцелуя, отважился лишь на то, чтобы ухватить двумя пальцами кончики пальцев старухи.
— Очень рад, — сказал он. — Передай ей, Андрюша, что я здесь выступаю под псевдонимом Иванов.
Андрей перевел, чем смутил даму.
— И здесь ты тоже намерен скрываться? — спросила она.
— Я не хочу афишировать, — ответил Ильич.
— Сколько же тебе теперь лет?
— Это не важно, — сказал Ильич.
— Но ты настоящий?
— Я настоящий.
— И отпечатки пальцев?
— Все проверено, — вмешался в разговор Аркадий Юльевич. — Нет сомнений.
— Не исключено, — раздался голос молодого человека из-за шторы, — что ему пришили пальцы.
— Чьи пальцы? — не понял Андрей.
— Пальцы той мумии, что лежит на вашей Красной площади.
— С ума сойти! — обиделся Фрей. — Да вы посмотрите! Это мои собственные пальцы.
— Мне хотелось бы, чтобы все кончилось благополучно. Если вас поймают на лжи, то в первую очередь погибнет Владимир Ильич. Но и нам не поздоровится. Вы же знаете компанию моего папы. Они быстро раскусывают подделки.
— Разумеется, мадемуазель… фрекен Парвус, — согласился Аркадий Юльевич. — Но нам важно ваше мнение.
— Мое мнение? Оно мало кого интересует. Зато меня интересует, на какой процент я могу рассчитывать.
— Я полагал, что вы пошли на это ради принципов, ради высокой идеи.
— В эту высокую идею не верит никто, кроме двух или трех мастодонтов. Но у них железные сердца. Сердца коммунистов.
Андрей переводил беседу, осознавая, что меньше всех понимает, о чем и о ком речь. Впрочем, его это не должно интересовать — так больше шансов остаться живым и здоровым.
— Разговор о процентах может идти только после получения шкатулки, — твердо сказал Аркадий Юльевич. — Мы с вами не имеем представления о ее сегодняшней стоимости.
— Двадцать процентов, — сказал из-за шторы теннисист, и Андрей поспешно перевел реплику, получая удовольствие от этой гротесковой сцены.
— В крайнем случае, — сказал Аркадий Юльевич, оттеснив остальных от источника благодеяний, — мы отыщем объект и без вашей помощи, фрекен Парвус.
— А вот этого мы не допустим, — возразил голос из-за шторы. — Вы не дома, вы в Швеции, а здесь не выносят русскую мафию и русских проституток.
— Не имеем чести относиться к этим категориям! — вмешался в беседу Фрей. — Я не проститутка!
Он грассировал, как настоящий Ленин, но этого никто, кроме Андрея, не замечал.
— Спокойно, — остановила спор фрекен Парвус — это имя было Андрею знакомо, но не настолько, чтобы связать с ним конкретные воспоминания. Что-то из области ленинской эмиграции. — Если мы сейчас перессоримся, то вообще упустим единственный и, возможно, последний шанс. У вас есть соперники?
— Серьезных соперников нет, — соврал Аркадий Юльевич, который, конечно же, знал о конкурентах. — Но осторожность никогда не мешает.
— Даже если конкурентов нет, — согласилась с ним фрекен Парвус, — они в любой момент могут возникнуть.
Фрекен, или госпожа, Парвус была неглупой, хитрой женщиной, умеющей вцепиться в ситуацию и, вернее всего, добивавшейся своих целей — свидетельство чему молодой теннисист, явно ей преданный.
— Как же вы такого откопали! — На этот раз госпожа Парвус обращалась к Аркадию Юльевичу, вычислив, что именно он в тройке визитеров принимает решения. Почему-то это не понравилось Фрею, хотя, разумеется, госпожа Парвус была права.
— Я прошу вас, товарищи, — начал Ленин на безобразном школьном английском языке, которым, видно, овладел в задней комнате на Красной Пресне, — уважать лидера партии.
— Ого! — воскликнула старуха. — Заговорил! Скажи наконец, где тебя сделали?
— Я вас покидаю. — Для удобства Ленин перешел вновь на русский язык. — Занимайтесь своими интригами без меня. Я пришел сюда, выполняя волю партии, и не намерен подвергаться оскорблениям со стороны самозванцев и идиотов. Попрошу вас, Андрей, переводите как можно точнее и не стесняясь задеть их чувства.
Андрей с удовольствием перевел как можно ближе к оригиналу. Настолько близко, что Аркадий Юльевич в растерянности заметил:
— Нет смысла называть идиоткой уважаемую даму. Так мы ничего не добьемся.
— Вы перевели, Андрей? — спросил Фрей. — Тогда мы пошли.
Он потянул Андрея за рукав, и тот счел за лучшее подчиниться. Интересно, как большевики и охотники за драгоценностями будут выпутываться из трагикомической ситуации?
— Остановите его! — закричала госпожа Парвус, когда Фрей с Андреем достигли двери. — Кто у вас, в конце концов, хозяин?
— Распоряжаюсь здесь я, — ответил Аркадий Юльевич, который совершил стратегическую ошибку, переоценив свою роль, и не имел сил теперь от нее отказаться.
Аркадий Юльевич поднял руку и, указав перстом на Фрея, крикнул ему вслед:
— А ну немедленно вернитесь и не ставьте под угрозу наше дело! Я кому говорю?
Ленин уже был в передней, он стащил с вешалки свое пальто и, одеваясь, говорил:
— Распустились! Лучше бы я обратился непосредственно в ЦК Российской компартии. Вы как думаете?
— Не знаю, — сказал Андрей. — Вернее всего, вас бы там осмеяли.
— Вот это меня и остановило.
В коридор вылетел Аркадий Юльевич.
— Сколько раз вам нужно говорить! — кричал он. — Вы что тут о себе возомнили?
— Андрюша, он тоже, кажется, думает, что мне пришили чужие пальчики, — сказал Фрей.
— Ну ладно, ладно! Пошутили, и хватит. — Даже в полутьме коридора было видно, как он краснеет.
Фрей двинулся к двери.
Но у двери, закрывая ее спиной, уже стоял теннисист с черными усиками. Уму непостижимо, как он успел туда пробраться!
— Ты никуда не уйдешь! — Аркадий Юльевич в бешенстве потерял осторожность.
И эта ситуация вдруг вселила в Ильича некий, словно проникший в него генетический дух предшественника — настоящего Ленина. Он успокоился.
Он остановился, обернулся к Аркадию Юльевичу, который схватил его за полу пальто.
— Уважаемый, — произнес он тоном дворянина из какого-то фильма. — Уберите свои поганые руки. Я думаю, что мы обойдемся без вас.
— Как ты смеешь!
— А вот без меня вы никогда и никак не обойдетесь.
— Я тебе голову прошибу! — Аркадий Юльевич тяжело и часто дышал. Он все тянул к себе пальто Ильича, и, конечно же, старик уступал ему во всем, кроме уверенности в себе.
