Я – Товарищ Сталин 5 (СИ) - Цуцаев Андрей

— Снова задержался, Джеймс, — сказала она мягко, но с ноткой беспокойства. — Министерство утопило тебя в бумагах?

Он заставил себя улыбнуться, целуя её в лоб.

— Просто длинный день, любовь моя, — ответил он.

Поздно вечером, когда Элизабет и Томас легли спать, Джеймс поднялся на чердак. В тайнике он хранил радиопередатчик — компактный, с чёрным корпусом, чьи лампы слабо светились в темноте. Он надел наушники, настроил частоту и начал передавать зашифрованное сообщение о Хайле Селассие и блокаде в Красном море. Его пальцы быстро стучали по ключу, отправляя сигнал в эфир. Передача заняла несколько минут, после чего он выключил передатчик, спрятал его обратно и вернулся в спальню, где Элизабет спала, не подозревая о его тайнах. Но образ мужчины в кепке не давал покоя. Джеймс лёг в постель, но сон не шёл. Он перебирал детали: шрам над бровью, поношенный пиджак, уверенные шаги. Этот человек был профессионалом, и его присутствие означало, что кто-то подобрался слишком близко.

Он лежал в темноте, слушая ровное дыхание Элизабет, и его мысли возвращались к мужчине в кепке. Что, если он вернётся завтра? Что, если это только начало? Он вспомнил, как однажды в прошлом, в другой стране, он едва избежал провала, заметив слежку в последний момент. Он решил, что завтра ещё больше усложнит маршрут, добавив новые повороты и остановки, чтобы убедиться, что слежка прекратилась. Но в глубине души он понимал: тот, кто начал эту игру, не отступит так просто.

5 мая 1936 года Токио задыхался от жары, какую не ждали весной. Солнце висело в небе, словно раскалённая медная тарелка, и жгло всё: асфальт, стены домов, даже воздух, дрожавший, будто мираж над пустыней. Улицы Гиндзы, обычно гудящие толпами, притихли — люди прятались под навесами лавок, лениво обмахиваясь бамбуковыми веерами. Торговцы, потные и раздражённые, поливали тротуары водой, но асфальт тут же высыхал, шипя под солнцем. Вместо аромата цветов город пропах нагретым деревом, уличной пылью и жареными каштанами, которые шкворчали на жаровнях у перекрёстков. Вдалеке, над крышами, виднелись кроны парка Уэно, пожухлые от зноя.

Кэндзи Ямада выбрался из здания «Асахи Симбун» около шести вечера, чувствуя, как пот пропитал воротник рубашки. Пиджак болтался на руке, шляпа съехала на затылок, очки запотели от духоты. В портфеле лежали наброски статей — о забастовке текстильщиков в Осака и новом мосте через реку Сумида, — но голова была забита другим. Пятнадцать дней назад в ресторане «Синий лотос» Сато Харуки, агент Кэмпэйтай, велел написать статью о расколе в армии. Кэндзи так и не справился. Главный редактор отмахнулся от черновика:

— Ты что, Ямада, нас всех под монастырь подвести хочешь?

Кэндзи не спорил. Без фактов лезть в дела военных — чистое безумие. Но Сато ждал, и его терпение могло лопнуть.

Он шёл по улице. Пот тёк по вискам, рубашка липла к спине. У ларька, где старуха в застиранном платке торговала ячменным чаем, Кэндзи остановился. Стакан, холодный и скользкий, немного остудил горло, но тревога сидела внутри, как заноза. Три дня назад из Москвы пришла шифровка: «Втереться в доверие. Выяснить планы Сато». Задача ясная, но выполнить её — всё равно что сунуть руку в осиное гнездо. Сато не был простаком, которого можно обвести вокруг пальца. Его глаза, холодные и цепкие, видели насквозь, а слова всегда таили подвох.

Кэндзи свернул в узкий переулок, где тени от домов давали слабую передышку. Пахло сушёной рыбой и подгоревшим рисом из забегаловки. Из открытых окон доносилось радио — диктор бубнил о торговле с Маньчжурией, перемежая новости рекламой зубного порошка. Кэндзи ускорил шаг, но остановился как вкопанный. У конца переулка, под старым каштаном с пожелтевшими листьями, стоял чёрный автомобиль. Его лак блестел, а у открытой двери, облокотившись на капот, курил Сато Харуки. Пиджак расстёгнут, шляпа брошена на сиденье, сигарета тлела в пальцах.

— Ямада-сан, — сказал Сато, выпуская дым. — Пятнадцать дней. Я тебе неделю давал.

Кэндзи сжал ручку портфеля, пальцы напряглись. Сердце заколотилось, но он встретил взгляд Сато.

— Сато-сан, — ответил он, стараясь говорить спокойно. — Я старался. Редактор зарубил статью. Без доказательств он не пропустит. Вы же знаете, как это работает.

Сато затянулся, дым растаял в жарком воздухе. Он шагнул ближе, Кэндзи напрягся, готовый к чему угодно.

— Зарубил? — переспросил Сато, прищурив глаза. Голос стал тише, жёстче. — А ты, похоже, и не рвался. Я дал тебе шанс написать статью. А ты решил, что можно водить Кэмпэйтай за нос. Пожалеете об этом.

Кэндзи проглотил слюну, в горле пересохло. Он хотел возразить, но Сато махнул рукой.

— Хватит. Садись в машину. Поехали ко мне.

Кэндзи замер. К Сато домой? Это хуже, чем ресторан. Там были люди, намёк на безопасность. Дом — его территория, где он мог сделать что угодно. Но отказаться было нельзя. Кэндзи кивнул.

— Ладно, — сказал он, поправляя очки. — Но зачем домой? Можно в чайной поговорить.

Сато усмехнулся.

— Надоели твои отговорки, Ямада. Хочу выпить, потолковать без лишних ушей. Садись.

Кэндзи забрался на пассажирское сиденье. Сато завёл мотор, машина покатила по улицам. Кэндзи смотрел в окно, пытаясь взять себя в руки. Москва велела втереться в доверие. Если Сато хочет выпить, это шанс. Надо стать своим — не просто журналистом, а человеком, с которым можно говорить начистоту. Игра была опасная, но пути назад не было.

Они ехали минут тридцать, миновав Гиндзу и Асакусу. Машина въехала в тихий район на окраине: низкие дома с черепичными крышами, заборы с плющом. Дом Сато был одноэтажный, с раздвижными дверями и садом, в котором росли азалии и сосна. Сато вылез, махнул Кэндзи.

Внутри дом был почти пустой: татами, низкий стол, подушки, ширмы с выцветшими журавлями. На стене висела гравюра с Фудзи, её белая вершина казалась холодной. В углу стояла полка с книгами, тремя бутылками саке и статуэткой Будды. Сато достал бутылки, две глиняные чашки, миску с сушёными кальмарами, миску с маринованным имбирём и тарелку с жареным тофу, от которого шёл пряный аромат.

— Садись, Ямада, — сказал он, разливая саке. — Здесь можно говорить без оглядки.

Кэндзи опустился на татами. Напиток пах рисом и сладостью, обжигая горло. Тёплый, с горчинкой, он немного снял напряжение.

— За что пьём, Сато-сан? — спросил Кэндзи, стараясь говорить легко. Надо быть осторожным, но открытым — Сато должен видеть союзника.

— За Японию, — ответил Сато, поднимая чашку. Его глаза блестели фанатизмом. — За её силу.

Кэндзи чокнулся и выпил. Саке согрело грудь, но тревога осталась. Он смотрел на Сато, прикидывая, как далеко тот может зайти. Москва требовала информации, но Сато был осторожен.

— Сато-сан, — начал Кэндзи, ставя чашку, — вы говорили про заговор. Без фактов, имён — как мне писать статью? Да и редактор не пропустит. Боится военных.

Сато налил ещё, посмотрел на Кэндзи, покачав головой.

— Твой редактор — трус, — сказал он, отхлебнув. — Как те, кто держит Японию на коленях. Напиши, чтобы люди почувствовали: в армии есть предатели. Пусть знают.

Кэндзи кивнул, взял кусочек тофу, пряный вкус смешался с горчинкой напитка. Он выпил, держа голову ясной.

— Вы уверены, что война — это единственный путь? — сказал он, глядя поверх чашки. — Торговля, развитие — разве это не лучше? Война — это разруха. Не все в армии с вами согласны, да?

Сато хмыкнул.

— Торговля? Кланяться американцам? — сказал он с презрением. — Это слабость, Ямада. Япония должна быть сильной. Китай, русские, Запад — все плюют на слабых. А те, кто за мир, — предатели. Думают, письма и сборища их спасут. Мы знаем каждого.

Кэндзи почувствовал, как сердце стукнуло. Намёк на противников войны. Он налил Сато, пододвинув чашку.

— Вы правы, — сказал он убедительно. — Но предатели — это серьёзно. Кто они?

Сато усмехнулся, выпил. Его щёки покраснели.

— Хитрый ты, Ямада, — сказал он, смягчая голос. — Любопытный. Но не суй нос глубоко. Они шепчутся по углам, пишут друг другу бумажки, собираются втихую. Но я знаю, где их искать.