Варлорд. Политика войны (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

* UGT, CNT, PSOE, PCE, IR — сокращенные названия Всеобщего союза трудящихся, Национальной конфедерации труда, социалистической, коммунистической и левореспуликанской партий. UHP — сокращение лозунга «Объединяйтесь, братья-пролетарии!»

В госпитале Михаил, то есть Мигель Мартинес, сидел у постели раненого. Замотанный в бинты маленький и бледный офицер-артиллерист бормотал без остановки:

— Взорвалось, да, приложило. В голове шум такой, как поезд едет, да. И никак не проходит, сильный шум, очень. Гудит, да, как в телефоне плохом. Надо лежать, да, врач говорит, тогда пройдет. А так гудит, как провода на ветру. Завтра обратно, да.

Когда мы вышли в коридор, Каольцов поправил сполший с плеча больничный халат:

— Вот, ранен, может, ногу отнимут. А я с благодарностью от имени генерального комиссара.

— Ого, а за что?

— Не поверишь, начал стрелять без письменного приказа. И даже без устного, без согласования по телефону, без записки посыльного, просто увидел, что фашисты вот-вот доберутся до батареи и проявил инициативу, открыл огонь в упор. Говорит — из жадности, чтобы врагам не достались имущество батареи и пушки.

Миша присел на скамеечку и вытянул ноги с блаженным стоном:

— Убегался. Представляешь, по всему городу в тюрьмах восемь тысяч отъявленных врагов, из них три тысячи военных, а на тюремную охрану надежда слабая. Вырвутся — так это, считай, офицерский полк мятежников, только уже внутри Мадрида. Причем наглые такие, когда штурм был, заявляли «Это наша последняя ночь здесь, завтра в камерах будут другие клиенты», представляешь?

Я угукнул, глядя, как по госпитальному коридору везут каталку, накрытую простыней с кровавыми пятнами.

— Вот, пытался добиться, чтобы их этапировали куда подальше. Никому дела нет, пока достучался, чуть не сдох.

— Отправил? А кто конвоирует?

— Крестьяне. Они эту шваль очень не любят, запросто могут вилами запороть. Причем когда арестованных вывели во двор и начали выкликать по спискам, весь гонор сразу пропал, решили, что поведут на расстрел. Сейчас больше тысячи уже топает пятью этапами в сторону Валенсии.

Кольцов откинулся головой на стену и прикрыл глаза. Мимо торопливо пробежал фельдшер, за ним два санитара.

— А я к тебе по делу.

— Да я уж догадался, — обреченно поднял веки Миша. — Что у тебя?

— Наступление на севере, чтобы соединить обе зоны.

— Большое дело, а я тут причем?

— Советники. У нас почти нет грамотных штабных офицеров, а масштаб ты сам представляешь.

Он с кряхтением поднялся:

— Пошли в машину. Не здесь же говорить.

Кольцов обзавелся совсем новым пятиместным «Бьюиком» в комплекте с водителем — небольшого роста средних лет человеком в костюме с галстучком. И водитель, и машина выглядели чисто и опрятно.

— Товарищ Дорадо, подождите снаружи, нам посекретничать надо.

Дождавшись, когда водитель отойдет на несколько шагов и закурит, Михаил с некоторой гордостью кивнул в его сторону:

— Коммунист. Представляешь, его начальник сбежал, а я подобрал!

— Тихо свистнул и ушел называется нашел, — захлопнул я дверцу и поднял стекло.

Минут двадцать я втолковывал Мише, насколько соединение двух зон важно для республики — на севере промышленность, там делают грузовики, танки, винтовки и пулеметы, но там плохо с продовольствием. Центр без севера не выстоит, даже если СССР решит послать оружие. А если соединить — отвалится Наварра, которой генералы по барабану, им короля подавай. И тогда можно будет душить мятежников по частям. Сперва Галисия, потом Андалусия, затем Эстремадура… Оружие у нас есть, настроение бодрое. Но очень плохо с грамотными офицерами, нужно десятка два командиров батальонов и минимум сотня ротных. И грамотный советник, у испанских офицеров такого авторитета пока нет.

— А как у вас вообще обстановка на севере? — проснулся в Кольцове журналист.

— Да как везде!

Разве что у нас баски-католики с капелланами в отрядах вместо комиссаров. А так астурийцы смотрят в одну сторону, кантабрийцы — в другую, анархисты — в третью, но пока нам удается держать весь зоопарк в узде. В конце концов, лебедь, рак и щука вполне могли дружно тянуть не воз с поклажей, а лодку.

— Да, без водки не разберешься.

— В таких случаях Клаузевиц и Александр Македонский рекомендовали коньяк, — я опустил стекло, показал Ларри два пальца и щелкнул себя по горлу.

От коньяка генеральный политический советник ожил и потащил меня в военное министерство, поскольку «есть там один человек, без него проблему с советниками не решить».

Со времен моих последних визитов министерство изменилось разительно. Никаких следов настороженного противостояния времен Асаньи или торжествующего высокомерия, как при Хиль-Роблесе — здание больше всего напоминало крупный железнодорожный вокзал, в котором сбилось расписание.

По министерству шарахались невообразимые здесь раньше люди: рабочие в синих комбинезонах и касках, женщины в платьях и с оружием, мальчишки-посыльные в пилотках. Депутаты Кортесов вымогали у военных оружие и солдат для своих избирательных округов, часами надоедая своим присутствием. Сновали десятки сверхсерьезных людей в черных кожанках, синих беретах и непременно с тяжелыми пистолетами Star B — каста партийных функционеров и комиссаров уже выработала дресс-код.

Кольцов на ходу перекинулся парой слов с несколькими из них и уверенно потащил меня в сторону кабинета министра, но за пол-коридора до него свернул в сторону и спустился на этаж по неприметной лестнице, Ларри едва за нами успевал.

Неожиданное спокойствие нарушали лишь отдаленный гул из других частей здания, писк рации да стрекот телеграфных аппаратов. Миша сунулся в одну дверь, другую и поманил меня за собой.

Даже при том, что нынче курят чуть ли не поголовно, в комнате висел не топор, а целый лесоуборочный комбайн. Сквозь плотные до непрозрачности клубы дыма Кольцов пробился к окну и распахнул его.

Осенний воздух немного улучшил видимость, потом я догадался открыть дверь и сквозняк вынес табачные облака — только под самым потолком остался сизый туман.

За столом над ворохом бумаг и телеграмм сидел полуседой мужик лет пятидесяти, сжимая в зубах папиросу. Он поднял на нас недружелюбный взгляд, отчего резче обозначились две морщины на лбу.

— Вот, это главный военный советник генерал Гришин, — подтолкнул меня к столу Михаил. — А это Джон Грандер, принц Астурийский и граф Барселонский.

— А также сеньор Толедо, — подхватил хозяин кабинета.

Он встал из-за стола и протянул руку, не вынимая папиросу изо рта:

— Наслышан, весьма наслышан, рад познакомиться.

Его светлые глаза при этом словно оценивали — сразу меня расстрелять или повременить?

Кольцов вкратце рассказал про нашу проблему и свалил, бросив меня на съедение, объяснив это кучей важных дел и необходимостью отправить репортаж в Москву. Что оставалось делать? Только сесть поближе к открытому окну, расчистить на столе кусочек места от пепельниц и смятых пачек сигарет Americanos, да начать скорбную песнь о нехватке кадров. И слушать встречную песнь о необходимости укреплять оборону Мадрида, отбрасывать фашистов, освобождать Талаверу.

— Генерал, кризис под Мадридом миновал. Броневые силы противника и его авиация потрепаны, если не разгромлены, — я нисколько не кривил душой, дневные налеты прекратились, а два ночных привели к потере еще шести «юнкерсов» и «капрони». — Ополченцы с каждым днем набираются опыта, управление войсками восстановлено. Что вам даст Талавера? Только обманчивое спокойствие в Мадриде, а тем временем вы можете лишиться Северной зоны.

— Вы не понимаете остроты момента. Советники нужны здесь! — его волевой подбородок выпятился еще больше. — Кстати, майора Фабера я у вас тоже забираю.

Ах, так? То есть меня в Мадриде рассматривают исключительно как дойную корову? Требовать от Грандера танки и самолеты это хорошо, это правильно, а когда Грандеру что-то нужно, это хрен?