Магнат. Люди войны (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"
Еще при отеле действовал своего рода загородный клуб, где раз в полгода ставили любительские спектакли, а раз в день напивались. И без того скучная жизнь, да еще с двухпартийной грызней, иных развлечений не давала. Пили со всей широтой русской души, по-семейному и в одиночку, по любому поводу и просто так, с мордобоем и без.
На четвертый день Крезен понял, что за две недели он не акклиматизируется, а сопьется и явился в министерство с просьбой как можно скорее отправить его к месту службы. На этот раз он попал в руки к полковнику-парагвайцу:
— Почему вы не желаете выдержать двухнедельный срок?
— Недостойно офицера уклоняться от огня.
— Похвально, капитан, похвально! Могу предложить батальон в 7-м полку.
— Прошу прощения, но я никогда не командовал больше, чем пулеметным взводом.
— Пулеметным? Отлично! С «виккерсами» знакомы?
— Системы Максима? Разумеется.
— Тогда назначаю вас начальником пулеметной команды.
Вырвавшись из водоворота слухов, алкоголя и сплетен, Крезен вздохнул с облегчением. И печально подумал, что вряд ли кто через сто лет вспомнит генералов русской службы Беляева и фон Эрна, а вот автора словаря индейских языков, исследователя Гран-Чако наверняка будут помнить.
Команда численностью в роту имела на вооружении одинаковые английские Виккерс-Максимы под испанский маузеровский патрон, все относительно новые, из одной партии — у нескольких серийные номера шли вообще подряд. Пулеметчики выделялись среди парагвайских солдат-гуарани знанием испанского и хотя бы тремя классами образования, и Михаил довольно быстро среди них освоился. Тем более что ему старательно помогал второй офицер команды, лейтенант Стресснер, мальчишка лет двадцати.
Выглядел он абсолютно стандартно — полевая форма, уставной тропический шлем, невыразительное лицо, прическа на пробор. Даже усов, которыми так любили щеголять его коллеги, не носил, но дело свое он знал неплохо и обстановку Крезену довел в подробностях.
Основой парагвайской обороны служили три фортина, связанных дорогами — Арсе, Сааведра и Нанава. Немецкий генерал Кундт, руководивший весенним наступлением боливийцев, решил действовать, прикрыв свой фланг пограничной с Аргентиной рекой Пилькомайо. По ней же на мелких катерах таскали кое-какое снабжение, но все остальное, в особенности пушки, приходилось везти шестьсот километров.
— Вот тут, — Стресснер показывал на очень условной карте, испещренной множеством рукописных дополнений, — у нас образовался разрыв километров в пятьдесят, боливийцы бросили туда свежую дивизию и захватили фортин Алиуата, перерезав дорогу от Арсе до Сааведры.
— Тяжело было?
— Очень. Наш командующий, полковник Эстигаррибия, лично водил в атаки охрану штаба армии.
— Как вы думаете, Альфредо, почему так вышло?
— Боливийцев больше, — пожал плечами Стресснер.
— Но я же вижу, что вы имеете свое мнение, поделитесь.
— Мы слишком цепляемся за территорию, оттого растягиваем боевые порядки. А в Чако сто квадратных километров погоды не сделают.
— Дороги и вода, я правильно думаю?
— Так точно, сеньор капитан!
— Вне строя зовите меня Мигелем. Каковы перспективы?
— Боливийцы особого успеха не достигли, но они угрожают Нанаве. Если фортин падет, рухнет весь наш центр, откроется дорога на Консепсьон…
— … и боливийцы отрежут армию от столицы.
А что произойдет с войсками без снабжения в суровых условиях Чако, понимали оба.
— Потому-то нас туда и перебрасывают, — задумчиво почесал голову карандашом Крезен.
Мимо домика или даже хижины где разглядывали карту офицеры, протопала рота патапилас — «босоногих». Кличку эту парагвайские солдаты получили в самом начале войны, когда большинство действительно воевало босиком. Крезен представил, каково это — прорубать мачете дорогу в зарослях без обуви, и содрогнулся.
Едва улеглась пыль, поднятая пехотой, как ее снова взбаламутила колонна из десяти грузовиков. Урча моторами и воняя бензином пополам с выхлопом, грузовики медленно ползли на юг, когда раздался панический вопль:
— Боливийцы!
Крезен схватил портупею с кобурой и выскочил наружу, заполошно оглядываясь — где? сколько? откуда?
— Рота, в укрытие! — крикнул за спиной Стресснер и добавил, показав рукой вверх: — Самолеты!
В небе плыла четверка бипланов в красно-желто-зеленых цветах Боливии, заходя цепочкой вдоль дороги.
— Пулеметами не достанем? — Крезен успел застегнуть ремни и успокоиться.
— Нет, слишком высоко. А ниже они не летают, опытные. Отойдемте подальше, капитан.
От самолетов отделились черные точки, потом еще, еще… Бухнул первый разрыв, за ним второй, третий… Каждый раз все ближе и ближе к обочине, на которой стояли брошенные водителями грузовики. Крезен выругался — даже не разъехались веером, как двигались вереницей, так и встали.
Стресснер потянул его за собой, под деревья, когда бомба взорвалась прямо в кузове, раскидав машину горящими обломками.
Вдалеке протарахтел пулемет, за ним второй, но боливийцы неспешно развернулись и удалились на север.
— И часто они так?
— Раз в неделю минимум, у нас самолеты старые и медленные, вот и творят, что хотят, — Стресснер сморщил нос и оттирал щеку от налипшей грязи.
За два часа, пока подсчитывали убытки, грузили пулеметную роту и пытались стронуть с места колонну, натянуло туч, и хлынул дождь. Почти сразу дорогу развезло, и легкая автопрогулка на тридцать километров превратилась в толкание вязнущих машин, пулеметчики вместо Нанавы добрались только до фортина Арсе.
Там-то Крезен и принял первый бой на этой войне — в конце мая боливийцы наступали из Алиуаты, пытаясь отрезать правый фланг парагвайцев.
Поначалу им повезло: они вышли на дорогу от Арсе до Фернандеса и подловили на ней конвой парагвайских грузовиков, а потом, используя захваченное снаряжение, обрушились на Арсе.
В утренней дымке на краю расчищенных вокруг фортина полей заколебались тени в хаки — фортин атаковала почти тысяча боливийцев. Они появлялись один за одним, как муравьи, выползающие из-под земли, только с винтовками наперевес.
Крезен сам проверил все пулеметные гнезда, сектора обстрела и выставил прицелы на триста метров.
— Без моей команды не стрелять, что бы вам не говорили! — гаркнул он так, что его услышали все десять расчетов.
— Капитан, — осторожно спросил Стресснер. — Что-то я побаиваюсь. Думаете, справимся? Дистанция уж больно короткая.
— Да успокойтесь, Альфред! Мы сто раз так делали в России! Выучка у боливийцев, как вы мне говорили, слабая, если разом ударим, они не выдержат.
— Кто откроет огонь без команды сеньора капитана — застрелю! — как можно более уверенно рявкнул Стресснер.
Боливийцы приближались.
— Почему молчат пулеметы? — в окоп Крезена свалился посыльный
— Рано, еще минуту.
Михаил напряженно вглядывался в боливийские цепи. До приметного куста оставалось пятьдесят шагов… двадцать… десять…
— Огонь!
Грохот пулеметов заложил уши.
Первые ряды атакующих сложились, как кегли. Сыпались на землю и звенели гильзы, пороховая гарь забивала ноздри, но боливийцы, повинуясь командам офицеров, перешли на бег, стреляя на ходу.
Рядом с Крезеном вскинул руки, хватаясь за пробитую голову, и упал пулеметчик, заливая кровью утоптанное дно ячейки. Второй номер растерянно сжимал в руках ленту.
— К пулемету!!! — Михаил толкнул лейтенанта вперед.
Секунда — и «максим» заговорил снова.
Через полминуты, не выдержав убийственного огня, боливийцы покатились назад, оставив на поле десятки трупов и раненых.
Спустя час последовала вторая атака, за ней третья, но каждый раз стрельба и натиск боливийцев слабели, к вечеру они предпочли отступить. Перед позициями пулеметной роты, потерявшей пятерых бойцов, насчитали около двухсот убитых.
За пару недель затишья пулеметчики не только добрались до Нанавы, но и значительно укрепили свои позиции, за этим надзирал полковник Сергей Эрн, брат генерала. Еще с Мировой войны Крезен усвоил, что окопы, траншеи и стрелковые ячейки необходимо совершенствовать каждую минуту. Вырыл основную — рой запасную. Вырыл запасную — рой ход сообщения. Вырыл ход — обшей траншею досками. Обшил — перекрой, и так далее, без конца. Если пулеметчики не рыли, то Михаил устраивал занятия.
