Вторжение (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Молодец Кирьяков! — неожиданно выкрикнул командующий правым флангом, наблюдая в подзорную трубу за действиями нашей конницы.

— Кто? — даже вздрогнул я, услышав это от Горчакова.

— Вы только посмотрите, что вытворяет! — не скрывая восторга, продолжал генерал. — Изобразил угрозу английскому флангу, они и назад и подались! Ей богу, Константин Николаевич, за такое и наградить не грех!

— Будьте покойны, Михаил Дмитриевич, — невозмутимо отвечал я. — Человек, проявивший такие способности, без монаршей благодарности не останется!

Пока мы говорили, нежелающие отступать англичане начали перестраиваться в каре. Казаки, впрочем, не стали атаковать, а ограничились тем, что время от времени гарцевали перед их строем, да развернули одну из имевшихся у них легкоконных батарей, наградивших плотные ряды противника парой десятков гранат.

Но пока они так «развлекались», на помощь понесшему значительные потери Угличскому полку подошел Волынский. Хрущов, пришпорив коня, выехал к позициям морпехов и без труда отыскал командира Аландской бригады.

— А у вас тут весело! — крикнул он ему.

— Присоединяйтесь, — криво усмехнулся Лихачев, доставая из-за пазухи серебряную папиросницу.

— А давайте, — запалив большую фосфорную спичку, отозвался полковник, после чего они со вкусом закурили.

— Полагаю, теперь самое время ударить британцам во фланг, — пустив очередное колечко дыма, сообщил Хрущов.

— Отличная идея. Помощь нужна?

— Если ваши морячки поддержат нас огнем, будет совсем хорошо!

— Ради такого дела, Александр Петрович поделюсь с вами последним резервом. Две роты хватит?

— Более чем.

Гремучая смесь из вооруженных скорострельными винтовками моряков и плотных колонн блестяще вымуштрованных солдат показала себя в сложившейся ситуации практически идеальным сочетанием. Находящиеся в рассыпном строю стрелки не давали привыкшим к безнаказанности врагам расстреливать русских солдат, а когда дело дошло до штыков, удар оказался поистине сокрушительным.

Сумевшая почти без потерь добраться до противника линейная пехота, буквально разорвала строй противника и двинулась дальше, сметая все на своем пути, пока раздавшиеся в стороны морпехи поддерживали их огнем. Быстро покончив с порядками 21-го шотландского полка, они, не останавливаясь пошли дальше и тут же навалились на никак не ожидавших такой быстрой развязки солдат 46-го Южно-Девонширского.

Тем не менее, схватка вышла жестокой. Ожесточенные горячкой сражения, никогда не видевшие прежде друг друга люди стреляли, кололи штыками, били прикладами, рубили тесаками, а если не оставалось ничего иного, душили и давили врага голыми руками.

Лишившаяся поддержки артиллерии и понесшая большие потери бригада генерала Ли-Голди оказалась зажата между двух огней. С одной стороны ее яростно давил Волынский полк, а с другой атаковали угличцы. Единственными кто мог оказать им помощь, была бригада Торренса. Однако в этот момент, ее тыл охватила многотысячная масса русской кавалерии. Главным образом казаков. К тому же, быстро развернувшаяся конно-легкая донская батарея №4 открыла по ним огонь, сходу наградив полудюжиной удачно разорвавшихся гранат.

— Джентльмены, нас атакует конница! Строимся в каре! Держим оборону! — закричал Торренс с тревогой глядя на кавалерию противника, грозящую одним ударом растоптать его батальоны.

Таким образом, дивизия уже погибшего Каткарта оказалась разъединена. Пока одна бригада яростна дралась с вражеской пехотой, вторая пыталась отбиться от наседавших на нее казаков и не имела возможности помочь товарищам. Тоже можно сказать и о дивизии Ингленда. Половина его полков была связана боем с угличцами, а вторая просто не успевала подойти к месту схватки.

— Если Каткарт немедленно не отступит, — проворчал командующий 3-й британской дивизии, — ему придется худо, и мы ничем не сможем ему помочь. Лесли, мальчик мой, — велел он юному ординарцу, — скачите к нему и передайте, что я вынужден отойти и чертовски рекомендую ему сделать то же самое.

— Слушаюсь, сэр! — восторженно отозвался молодой человек и сломя голову понесся выполнять приказ.

Увы, старый и опытный Ингленд еще не знал, что генералы Каткарт и Ли-Голди уже погибли и потому не могут воспользоваться его советами. Неорганизованный отход практически разбитой 4-й дивизии британцев определил исход сражения. Как союзники не старались, ни прорвать нашу оборону, ни обойти ее по флангам им не удалось. Напротив, все их атаки в итоге обернулись большими потерями, при крайне незначительных результатах.

Но это было еще не все. Стоило противнику начать отход к Тарханлару, добившийся своей цели Тацына, вспомнил мои слова о вражеском лагере. Воспользовавшись сложившейся ситуацией, казаки и гусары с ходу форсировали Альму и, опередив неприятеля, понеслись к оставшемуся практически без присмотра чужому добру.

Никак не предполагавшие подобного удара судьбы Раглан с Канробером, с ужасом смотрели на летящую во весь опор вражескую кавалерию, но так и не смогли ничего предпринять. Единственными на кого они могли сейчас надеяться, оказались остававшиеся в лагере саперы и нестроевые.

И кто знает, найдись среди них решительный и хладнокровный офицер, им возможно удалось бы если не отразить удар, то хотя бы уменьшить полученный ущерб, не давая противнику безнаказанно громить обоз. Однако такого человека не нашлось, а все попытки организовать сопротивление оказались тщетными.

Поднаторевшие в ночных налетах донцы в мгновение ока перекололи пиками саперов, а те немногие кому удалось уцелеть, нашли свою смерть под саблями гусар. А затем начался неудержимый погром. Из-за нехватки времени пленных никто не брал. Все что можно было уместить в торока, было захвачено, остальное сломано или предано огню. А когда казаки добрались до артиллерийских парков и складов с порохом и патронами, грянуло так, что небу стало жарко.

Разорив английскую часть лагеря, казаки хотели было наведаться и к французам, но не успели. Заметив стремительно возвращавшуюся легкую пехоту французов, Тацына решил, что слишком хорошо — тоже не хорошо.

— Эй, станичники! — загремел его голос. — Погуляли и будя, пора и честь знать!

— Еще б трошки, батька! — загомонили только вошедшие во вкус казаки, но полковник оказался непреклонен.

— На конь и ходу, сукины дети!

Командовавшие гусарами Халецкий и Бутович смотрели на творившуюся вокруг них вакханалию со смесью отвращения и страха. Идти в бой под командованием простого казака казалось для природных шляхтичей почти оскорблением. С другой стороны, их полки, а значит и они сами сегодня отличились и, стало быть, могут рассчитывать на награды. Против добычи они в общем тоже не возражали, но нарочитое отсутствие дисциплины и порядка казалось привыкшим к плац-парадам генералам настоящим потрясением основ.

Этот налет стал последним актом трагедии, развернувшейся на берегах Альмы в этот теплый и по-крымски солнечный сентябрьский день. Вернувшиеся в разоренный лагерь союзники нуждались в отдыхе и не могли даже помыслить о немедленном продолжении сражения.

Наше положение, впрочем, оказалось немногим лучше. Фронт мы, конечно, удержали, но цена оказалась чрезмерно высока. Мы лишились убитыми и ранеными по меньшей мере трех генералов, если не вспоминать конечно Кирьякова, многих штаб и обер-офицеров и почти пяти тысяч нижних чинов.

Уже в темноте я собрал уцелевших и что немаловажно оставшихся со своими полками командиров и официально объявил.

— Господа, я принимаю на себя управление армией! С этого часа ничьи приказы без моего утверждения более не действительны. Надеюсь, возражений ни у кого нет?

Поскольку судьба Кирьякова немедленно стало общеизвестной, желающих оспорить мое решение не нашлось. Более того многие офицеры его безусловно поддержали. Похоже, Александр Сергеевич и раньше не пользовался среди них особым авторитетом, а после постыдного бегства и вовсе лишился его остатков.

— В таком случае, прошу доложить о состоянии вверенных вам частей.