Андрей Посняков - Ладожский ярл
К ночи ближе вернулась дружина с дальних погостов. Хвастали — погулеванили там на славу! Пожгли, пограбили, с собой привезли добра разного, в основном, конечно, меха — чего ж еще-то? Но и серебришком разжились изрядно — подвесками, ожерельями, поясами. Проснувшийся Варг краем уха слушал хвастовство воинов, многие из которых были норманнами, но встречались и славянского племени люди, и — как Лютша — местные.
Затянулось ночной синевой небо, заблестели звезды, завыли на луну волки где-то за ближним лесом. Выставленные, по обычаю викингов, часовые неторопливо прохаживались в виду частокола, с нетерпением прислушиваясь к хмельным крикам, раздававшимся из дома, — пировали на славу. Еле дождавшись смены, живо побежали туда — не кончилась бы к утру брага! Один — приземистый рыжебородый мужик — аж упал, сердечный, на бегу споткнувшись. Тут же поднялся под смех остальных, поковылял к дому. За ним — и проснувшийся Варг. Войдя, сел в уголке неприметненько, пригасил сверкнувшие было глаза, вслушался.
— Хорошие были девки, — продолжал начатую историю какой-то вдрызг пьяный воин. — И мы с Йормом и Блексой…
Лейв не слушал его, шептался о чем-то со старым слугой, лысоголовым Гормом. Слушая хозяина, слуга время от времени кивал, затем вышел. Варг — за ним, к амбару. Подкрался неслышно, настиг, позвал злобным шепотом:
— Горм!
Слуга оглянулся. Пожал плечами, увидев незнакомого, пришедшего только сегодня с Лютшей-проводником парня.
— Горм! — повторил парень уже громче. Черные глаза его сверкнули яростью и гневом. — А ну, зови сюда Копытную Лужу, да побыстрее!
— Но…
— Еще слово, и я проткну тебе сердце вот этим ножом! — В свете звезд тускло блеснуло лезвие.
Горм скрылся в доме, и…
Целая толпа воинов, вооруженных кто чем, хлынула на двор с крыльца:
— А ну, кто тут хочет видеть вождя? Покажи-ка, Горм!
Рыжебородый угрожающе махнул над головою секирой. Оттолкнув его, вышедший из темноты Варг подошел к Лейву:
— Так-то ты ждешь меня, Копытная Лужа?
— Что? — Лейв остановился, лицо его внезапно побелело.
— Вижу, узнал, — ухмыльнулся друид. — Вели всем убраться.
Обернувшись, Копытная Лужа махнул рукою:
— Все в дом. Пир продолжается!
— Слава великому Лейву, щедрому на кольца и брагу! — собравшиеся во дворе воины, казалось, только и ждали этого указания. Миг — и никого уже вокруг не было, а из распахнутой двери послышалась веселая песня.
— О мой друид! — рухнул на колени протрезвевший Лейв. — Как долго я ждал тебя.
— Дождался, — сухо кивнул гость. — С восходом солнца… нет, еще до восхода… отправишь часть дружины… эээ… куда — спросишь у Лютши, он лучше объяснит.
— Сколько воинов отправить? — деловито поинтересовался Лейв.
— А сколько их всего осталось?
— Шесть десятков и один.
Друид помолчал:
— Думаю, десятка два вполне хватит. Пусть убьют всех, кого встретят, да не забудут принести головы.
— Принесут, мой друид. Не изволь сомневаться.
— Растут ли в округе дубы?
— Есть. Я покажу днем.
— Нет, — друид покачал головой, — сейчас. Только сейчас. Иль боишься заблудиться?
Лейв Копытная Лужа потупился.
Варг зыркнул на него:
— Там, у частокола, возьмешь в траве мешок.
Кивнув, Лейв отошел в сторону и тут же появился с мешком, поморщился:
— Ух, и воняет же!
— То запах крови и смерти, — неожиданно улыбнулся друид. — Он возбуждает меня, как никакой другой. Идем же!
Пройдя лесом, они обогнули небольшое озеро, перешли вброд узкий холодный ручей и поднялись на невысокий холм, поросший молодыми дубками.
— Хорошо, — оценил Варг. — Вытащи из мешка голову и сердце… Это будет первая жертва. Первая жертва в новом капище, ибо, я смотрю, ты и не помыслил давно устроить таковое.
Лейв задрожал, словно лист на ветру, быстро исполнил приказание: воткнул в землю заостренный кол и насадил на него сердце и голову несчастного Проксы. Затем, одновременно с хозяином, упал на колени.
— О Кром Кройх! — возопил друид.
Два десятка воинов Лейва вышли в поход утром, еще до восхода. Впереди, как всегда, быстро шагал проводник Лютша, за ним — рыжебородый приземистый Лепсяй, поставленный во главе похода, дальше ли два берсерка — воины-медведи Блекса и Йорм — потом уж и все остальные. Шли весело, не обращая внимания на комаров и мошек, предвкушали поживу, ну и, как-никак, развлечение.
— Лютша, а есть у них серебришко-то? — спрашивал по пути Лепсяй.
Лютша оборачивался, пожимал плечами:
— А я-то почем знаю?
— А девки? — не отставал рыжебородый. — Девки есть у них?
— Одна есть вроде.
— Одна? — Лепсяй вдруг захохотал. — Слышали, вои? Чур, я первый!
Пройдя меж болотами, к обеду вышли к порожистой Явосьме, перешли вброд, по каменьям, устроили передых у озера, напились, подкрепились лепешками и вяленым мясом. Дальше пошли вдоль реки, берегом, поторапливались — до темноты успеть бы к Паше-реке выйти.
Успели! Впереди, за холмом, заголубела речка. Воины заулыбались — быстро пришли, теперь бы еще сыскать тех, ради кого сюда и тащились.
— Сыщем, — усмехнулся Лютша. — Лодок у них нет, на плотах вверх по течению несподручно, значит, идут вдоль реки, волока иль брода никак не минуют. Там их и подождем. Только осторожней — места вокруг начинаются людные. Вели, Лепсяй-воин, помолчать всем. Не смеялись чтоб, да оружьем на ходу не звенели.
— Не учи, — обиделся Лепсяй. — О том вои и так знают. Эй, ребята! Кто вякнет теперь — душу выну.
Обойдя несколько селений, воины Лепсяя оказались на излучине, у брода. Лютша тщательно осмотрелся вокруг и удовлетворенно кивнул:
— Не проходили еще. Ждем.
— Во-он в тех кусточках залягте, вои, — принялся распоряжаться Лепсяй, рыжая борода его смешно тряслась. Проводник улыбнулся: и вправду — Лепс, что на языке приозерной веси означает «рыжий».
— Коровы! — приглушенно воскликнул вдруг один из воинов.
— Все в кусты! — зашипел Лепсяй. — Пропускаем.
Спрятавшись за кустами, нидинги следили, как несколько отроков-пастушков перегоняют через реку стадо рыжеухих коров. Некоторые животные упирались, недовольно мыча, и тогда пастушки подгоняли их длинными бичами. В основном же стадо вошло в воду ровно — друг за другом.
— Погоняй, погоняй! — кричал один из пастухов — белоголовый, повыше и постарше других. — Посматривай. Да гони от омута ту, красную… По рогам, по рогам ей! Вот так. В следующий раз будет знать, как к омуту заворачивать, глупая. На берег, на берег их выгоняйте… Потом попьют, как выйдут.
Белоголовый пастушок выбрался на низкий берег первым, прошелся босиком по пыльной дороге с застывшими в глине следами копыт, пробежался до луга, едва не задевая затаившихся в кустах воинов.
Лепсяй наложил на тетиву тяжелую боевую стрелу. Нельзя рисковать. Если отрок подбежит чуть ближе…
Отрок остановился на полпути, у березы, достав нож, срезал кору, закричал напарникам:
— Сейчас, парни, туес сделаем! Ужо напьемся водицы!
Прихватив кору, вприпрыжку побежал обратно. Внимательно наблюдавший за ним Лепсяй видел, как, поднявшись чуть выше, черпают пастушки сделанным из коры туесом незамутненную воду, как пьют, толкаются, поливают друг друга… Ага, вот и упустили туес, растяпы! Во-он, поплыл он, вынесся на быстрину белым, приметным издалека лебедем.
Махнув на уплывший туес рукой, пастушата сноровисто согнали разбредшихся по берегу коров в стадо и погнали его за холм, к селению.
— Повезло белоголовому, — убирая стрелу, прошептал Лепсяй. — Чуть ближе подошел бы, и…
— Тогда всех бы пришлось, — обернулся Лютша. Рыжебородый кивнул:
— Я и говорю — всех.
Выбравшись из кустов, он долго смотрел на удаляющееся стадо, до тех пор пока последняя коровенка не скрылась за плоской вершиной поросшего редким лесом холма. Вечерело, солнце садилось далеко за рекою, за тем самым холмом, куда не так давно гнали пастухи стадо. Лепсяй вдруг прислушался — где-то за рекой раздался шум.
— Они? — Он обернулся к Лютше.
— Сейчас посмотрю. — Весянин быстро взобрался на высокую раскидистую березу, ту самую, с которой срезал кору пастушок. Затаился среди ветвей, внимательно осматривая округу.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Лепсяй.
— Они, — слезая с дерева, кивнул Лютша. — Я узнал девчонку, монаха и длинного парня. Как есть, все пятнадцать.
— Что ж, — Лепсяй обернулся к своим. — Повеселимся, парни? Предупреждаю, кто раньше времени убьет девку, получит от меня хорошего тумака!
— Да нешто мы такие дурни, дядько!
— То-то и оно, что дурни, — усмехнулся рыжебородый. — Знаю я вас. Ну, по местам все.
— Может, подождать ночи? — засомневался Лютша. Лепсяй бросил на него презрительный взгляд:
