Евгений Красницкий - Бешеный Лис
– Ну и что? – Похоже было, что Лавру плевать на юридические тонкости. – Или ты, батюшка, не заслужил? Одно только Палицкое поле вспомнить! Ведь всех спас тогда! Что там князь куда приляпал, не наше дело – княжье. Тем более что с покойника уже не спросишь, а оспорить, как ты сказал, невозможно. Да и не знает об этом никто… – Лавр осекся, вспомнив, видимо, Мишкины намеки на туровских попов.
«Блин! Надо было правду говорить! Испугается дед епископской своры, да и откажется от воеводства. Дурак, на кой было врать? Мать пожалел? Да что бы ей дед сделал?»
– Все равно! – заключил Лавр. – Оспорить нельзя, и ты заслужил! Вот так!
В подтверждение своих слов Лавр стукнул себя кулаком по колену и выжидающе уставился на отца.
– Заслужил, не заслужил… Гм… Оно конечно… – Дед поднял с пола кувшин со сбитнем, поболтал, прислушиваясь, сколько там осталось, но наливать себе не стал. – Съездить, что ли? Нет, снега вот-вот падут, да и дел не перечесть. Вот дороги просохнут, тогда съезжу. Ладно, Михайла! – Дед еще секунду поколебался последний раз и торжественно провозгласил: – Приговариваю: воеводству Погорынскому быть!
Лавр шумно вздохнул и весело подмигнул Мишке. Мишка тоже подмигнул в ответ и, только тут почувствовав, как взмок, принялся расстегивать на себе полушубок.
– Ишь разморгались! – Дед и сам не удержал улыбки. – Давай, Михайла, дальше излагай, чего ты там собирался… Не упомню уже.
– Дальше просто: нужны люди, для которых твое воеводство – дело такое же важное, как и для тебя самого, чтобы они за твое воеводство горой встали, если придется, то и с оружием!
– Да где же я таких людей возьму? – Дед дурашливо охлопал себя, заглянул по очереди под обе полы кожуха, даже приподнял отстегнутый протез, словно под ним мог кто-то спрятаться. – Или ты опять людей из головы рожать собрался?
– Ага, деда. Из головы! – жизнерадостно согласился Мишка. – Ты – граф, тебе нужны бароны! Пожалуй десятникам, которым доверяешь, земли в твоем воеводстве и по пятку холопских семей из добычи. Поверстай их в воеводское боярство. Из твоих рук получат, за тебя стоять и будут, а придет время (прости, деда, жизнь есть жизнь) – и за твоего наследника. Потому что нет Лисовинов на воеводстве – нет ни их боярства, ни земель.
– Кхе… Вот оно как… Лавруха, едрена-матрена… Михайла, ты это…
Дед непритворно растерялся, зрелище было совершенно удивительное.
– Что ж я, как князь? Со своими боярами… Да-а-а… Кхе! Поганец!!! Удивил! Нет, ну как измыслил! Лавруха, ты слыхал? А? Поганец! Умница! Поди сюда, внучек, дай я тебя… Эх, Фролушка бы, покойник, порадовался. Ну как измыслил! Лавруха, да ну его к лешему, этот сбитень, вели… Там у нас в погребе вроде бы пиво еще оставалось, вели принести, и закусить чего-нибудь.
«Ну и как вам, сэр, в шкуре змия-искусителя? Нет, но правильно же все! Надо, надо феодализм строить, по нынешним временам – передовое общество!»
– Деда, кого в бояре-то поверстаешь?
– Ну придумаем… Потом.
– Сейчас надо решать, – возразил Мишка, – чтобы завтра дядя Лавр мог выбрать, кого из холопов нам оставить, кого твоим боярам пожаловать.
– Кхе! Лавруха, да пошли кого-нибудь за пивом! Ну… Луку можно, Алексея Рябого еще… Люди верные. Кого ж еще-то?
– Может, Игната? – предложил Мишка.
– Молод больно.
– Зато верность проявил, – поддержал племянника Лавр, – и ратники его десятником выбрали.
– Ну, допустим, – неохотно согласился дед. – Трое выходит. Эх, мало верных людей.
– А Тихона? – попытался пополнить список Мишка.
– Да он, может, еще и с десятком не управится, – отмахнулся дед. – Нет, рано, потом, может быть.
«Ну, сэр, сейчас или никогда!»
– Значит, трое. Четвертая – Нинея.
– Что-о-о?!! – Корней и Лавр одновременно изумленно уставились на Мишку.
– Она и так боярыня. – Надо было ковать железо, пока горячо. – Древлянская боярыня Гредислава.
– Ты-то откуда?.. – начал было дед и сам себя прервал: – Ну да. Понятно. Только… Нет, не примет. Зазорно ей мне поклониться. Я для нее не смерд, конечно, но и не ровня. Ей даже природные Рюриковичи не ровня.
– Я попробую уговорить, – попытался настоять на своем Мишка. – Она ко мне хорошо относится, говорила, что любят меня светлые боги.
– Да мало ли кого боги любят! Здесь гордость такого древнего рода, что нам и не вообразить! Она через это не переступит. Подыхать будет, но не переступит.
– Она боится, деда.
– Чего боится?
– Что придут попы с воинами и убьют, как ее наставницу. Что умрет и преемницу себе не воспитает. Что внуков вырастить не успеет. Ей каждый день будущий страшен. Защита Нинее нужна, опора, надежность. – Мишка высыпал ворох информации и, пока дед ее не переварил, задал провокационный вопрос: – Мы же можем ей твердо обещать, что не придут и не убьют, что внуков сиротами не бросим, что будущее ее, сколь ей там еще отпущено, бедой не обернется?
– Можем-то можем… – Дед неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. – Но тогда получится, что не она нам, а мы ей служим. В каком-нибудь ином случае такому древнему роду и послужить не грех, конечно, но если пройдет слух, что мы волхву покрываем… Даже не покрываем, а прислуживаем ей! Нет, Михайла, не дело ты предлагаешь!
– Хорошо, тогда последний аргумент…
– Что «последний»?
– Последний довод. Белояра с людьми кто-то ждал. «Людей в белом» кто-то послал. Нинее кто-то поля сжал и деревню в порядке содержит. Ты веришь, что это три разных «кто-то»? Или это один и тот же?
Лицо деда мгновенно сделалось жестким, он снова подхватил ножны с мечом и переложил их на другое место.
– Так вот, значит, что… Людей, значит, под себя собирает, силы копит. Для чего?
– Помнишь, деда, откуда у меня самострел?
– Как же не помнить? Баба с «громовой стрелой»… Кхе! Так ты думаешь, и она к ЭТОМУ ехала?
– Вполне могло быть, – подтвердил Мишка.
– А Нинея-то ему зачем?
– Если готовится восстание язычников, то во главе должен быть кто-то из очень древнего рода, а если волхв, то еще лучше. Сам «кто-то», видимо, из худородных. Умный, умелый, сильный, но без длинного списка предков. Нинея – то, что ему надо. Лучше бы, конечно, мужчина, но, похоже, не нашлось подходящего. А может быть, все еще круче: хотят возродить совсем древние порядки, когда во главе родов женщины стояли. От поклонников Перуна ведь тоже баба ехала. Во всяком случае, если грянет, то в Турово-Пинском княжестве начнут именно с нас. И время подходящее: великий князь при смерти, среди Рюриковичей вот-вот усобицы начнутся.
– Ну это мы еще посмотрим, кто с кого начнет. – Дед грозно пошевелил бровями. – Нам местной погани мозги вправлять не впервой. Но Нинея-то при таких делах с нами вообще разговаривать не станет!
– Наоборот, деда.
– Как это?
– Не такие уж мы и худородные. – Мишка решил идти ва-банк. – Во мне, например, четверть крови от Рюриковичей.
– И это прознал, поганец? – Дед в растерянности развел руками и глянул на Лавра, словно ища поддержки. Тот в ответ тоже развел руки и пожал плечами, демонстрируя полную непричастность к осведомленности племянника.
– Языки людям даны, чтобы болтать, а уши – чтобы слушать, – пояснил, ничего не объясняя, Мишка. – Однако и без Рюриковичей я – восьмое колено рода десятника Лисовина. Не простого ратника, а того, кто других в бой водил. И неважно, что только десяток. Главное – повелевал и за людей отвечал. И роду нашему два века.
– Ты – восьмое колено, а Нинея – двадцатое, – парировал дед, – а может, и больше!
– Наверняка больше, – не стал спорить Мишка. – Славяне живут здесь десятки веков, кто знает, когда начало складываться боярство? Может, и тысячу лет назад. За одно поколение принято считать двадцать пять лет. Значит, Нинея запросто может быть и из тридцатого, и из сорокового колена.
– Тем более! – победно утвердил дед.
– Вовсе нет, – продолжил дискуссию Мишка. – Нинея, будучи боярыней такого древнего рода, да еще волхвой, прекрасно знает, что род может стать древним, если не выродится и не ослабеет в третьем-четвертом колене. Ну или если не пресечется почему-либо. Вот Данилин род дал четырех сотников, но четвертый сам от сотничества отрекся. Ты же не отрекся, хотя тоже увечен!
– Увечья, внучек, разные бывают!
– Да, но дурного сотника зарезал прадед Агей, а не Данилин дед, и сотню из ничего поднял тоже Агей. И ты сейчас тоже сотню поднимаешь, а Данила только и смог, что свой десяток угробить. Энергетика утрачена напрочь, а у нас сохранилась.
– Что утрачено? Ладно, понял. Ну а род Пимена? Тоже утратил эту…
– Энергетику. Может, утратил, а может, и не имел никогда. Я отцу Михаилу помогал поминальные записи разбирать. Так вот, ни Пимен, ни его родня никогда не заказывали службы на помин души своего родоначальника. Или не помнят, или от женской ветви пошли. Род, который своих пращуров не помнит, и не род вообще.
