Воин-Врач III (СИ) - Дмитриев Олег

После визуальной оценки того, как «зашла» новость личному составу, Всеслав начал отдавать распоряжения.

— Гнат, скажи Лютовым, чтоб за найдёнышем нашим лесным смотрели внимательнее. Шустра́ не по годам.

— Уже, сразу, — мгновенно отозвался воевода, давая понять, что ответственный пост и должность занимал не только потому, что в детстве они с князем били друг друга по головам потешными деревянными мечами.

— Добро. Алесь, — тут же переключился Чародей. И все как-то подобрались, поняв, что у него совершенно точно уже есть какие-то вполне предметные решения. Которые, надо думать, вполне способны будут удивить латинян, как давеча ляхов — до́ смерти. Вскинулся, услышав своё имя, и конный связист.

— Весть Шарукану. Ждём врага с их стороны. Встретим радушно. Сами пусть не встревают. Если сможет он семьёй, или хотя бы один Байгар, в ближайшее время в гости наведаться — хорошо было бы. Те же послания и приглашения Святославу в Чернигов и Всеволоду в Переяславль. Глядишь, ещё и в ледню под это дело сыграем до ледохода, — удивил князь в конце, но пояснять и не думал.

— Ждан, в твоей сотне древлян да волынян прибавилось, — перевёл взгляд Всеслав. — Расскажи, что враг решил тайной хитростью Днепром подняться, а назад уже по их лесам двинуться. Да частым гребешком пройти, чтоб всё с собой подобрать: хлеб, скотину, народишко. Я же с их старшими уговор имею: пока под моей рукой они, бить и грабить их, моих, русских людей, я никому не позволю!

Народ загудел негромко, но сугубо одобрительно.

— Пусть разошлют по границам мальчишек шустрых да глазастых. Если пойдут другим путём враги, не Днепром, а лесами-реками, пусть сразу же по чащам прячутся роды древлянские да меня с дружиной ждут. Самим в свалку с наёмниками не лезть!

— Янко! Тебе та же просьба. Своим передай, да чтоб до Судовых земель дошла весточка, и от Алеся, и от тебя. Слово в слово!

— Так, княже, — с привычной протяжностью ответил старшина стрелков и кивнул.

— Вам, отцы, та же задача. Чтоб к исходу недели все знали: супостаты недоброе замыслили, войной идут. Князь Всеслав верных людей собирает, чтоб сберечь-защитить и землю русскую, и веру православную да исконную, и народ свой. Кто хочет — пусть по лесам да оврагам прячется сам и прячет семьи. Кто готов ополчиться на врага — пусть приходят. Чем бить — дам, кого — покажу, — к концу фразы князь перешёл от торжественного тона к чуть ли не шуточному. Заусмехались и сотники, мол, этот-то уж точно покажет, кого бить, а насчёт того, как именно — ещё и примером выступит. Устанете в реке баграми шарить.

Один Ставр, в полном соответствии с выбранным амплуа вечного «отрицалы», пропыхтел:

— Вовсе не сомневаешься, что сдюжишь, что ли? Их вон сколько!

— Ну так тут, ниже по течению, и Днепр пошире будет. На дне места всем хватит, — отозвался Чародей. И добавил с озабоченным видом, — но в реку теперь точно без порток не зайдёшь. Раки точно здоровущими к лету вымахают!

Облегчённый смех всей Ставки был ответом великому князю.

Когда основная масса заседателей разошлась-разбежалась-разъехалась на Гарасимах по своим делам и задачам, Всеслав выяснил у оставшихся Рыси и Звона подробности произошедшего. То, что шпионского монаха, простреленного насквозь, привезли бандиты, а не Гнатовы, насторожило донельзя ещё по пути в «операционную», но потом как-то всё не до разговоров было.

Одна из «бригад» Ива́новых удальцов, с атаманом Славкой Кривым, сидела в заботливо вырытой под крутым берегом просторной землянке. Хитрая яма не была видна с воды, а по зимнему времени со льда, ни сверху, ни снизу течения, а вырытые-пробитые дымогоны позволяли поджидать жертв в сухости и тепле, не опасаясь того, что серый днём или белый в сумерках дымный столб привлечёт внимание лодейщиков. Сетовали, сидя и лёжа у очага, на то, что при новом князе той прежней воли не стало. Обсуждали, как Тарасу Мошне отмахнули по локоть руку прилюдно. Но сильнее — на то, что ватага Васьки Вьюна вся, полным составом, отправилась недавно под лёд.

Напоролись они случайно на княжьих людей в охране санного поезда, а те долго думать не стали: всех постреляли-посекли вмиг. Дольше прорубь пробивали в толстом Днепровском льду, куда всех Васькиных молодцов и сплавили. Хорошо хоть, не сожрали живьём. Ходили слухи, что у Чародея в дружине водились те, кто на полную луну кувыркался через пень со вбитым в него старым чёрным ножом, становясь оборотнями-волкодлаками. Поговаривали, что сам князь мог оборачиваться вовсе в любой миг, да и ближников своих в серых лютых убийц превращал. Никто в ватаге не признавался ни себе, ни тем более друзьям, что в сплетни эти верил, поднимая друг друга на смех за бабьи испуги. Но с каждым днём всё с меньшей охотой. Конец Вьюновых они видели из такой же берлоги чуть ближе к Киеву. Это было страшно.

Семь саней, жирных, что аж трещали от натуги и добра, окружила бойкая ватага, два десятка злодеев, которым сам чёрт был не брат. Приблизилась с залихватскими криками на расстояние в пару десятков саженей. И в три счёта умерла почти вся. Одного степняка из Васькиных, что нырнул-свесился с коня, едва заслышав щелчки тетив, в четыре нечеловеческих прыжка догнала серая тень, которую и глаз-то различал с трудом. Ну, и ещё немного времени потратили на то, чтоб прире́зать четверых, голосивших на снегу, что сдаются. Пошучивали ещё друг над дружкой, что рука не та уже, раньше троих одной стрелой снимали, а теперь на одного два выстрела приходится тратить. Да когда долбили пешнями лёд — поглядывали в ту сторону, где мышами сидели разбойники Славки. Носами, вроде как, воздух потягивали. Чисто волки. С такими надо или с одной стороны сечи стоять — или сразу самим в землю зарываться. С этим выводом атамана Кривого спорить никто не стал. С ним вообще не соглашаться всегда было опасно, а после той наглядной расправы над Вьюновыми — тем более.

Поэтому когда снаружи ввалился дозорный, выпалив, что по Днепру идёт поезд под княжьим стягом, а его у излучины поджидают какие-то нездешние молчаливые и невзрачные крепкие мужички, и Кривой велел спасать княжьих людей, все рванули наружу без разговоров. Как почуял что, сыч одноглазый.

Невзрачные с двух залпов поубивали всех в поезде. По крайней мере, лиходеи решили именно так. И рваться на помощь тем, под княжьим стягом, раздумали моментально. До тех пор, пока через десяток ударов сердца, за которые засадные ещё не успели приблизиться к саням, не ударил по ушам из утренних сумерек волчий вой. Как будто отовсюду разом. И посыпались словно прямо из воздуха серые тени Всеславовых демонов. Их вроде бы по двое-трое разом приносили загнанные до полусмерти кони. Они спрыгивали, проваливаясь под наст, чтобы вынырнуть в другом месте, не там, куда падали. Или там. И это было страшно очень. Сугробы взрывались неразличимыми тенями, что успевали сквозь ледяное крошево на́ста и снежную порошу выстрелить дважды, а то и трижды. И пропадали ещё до того, как поднявшийся ветер успевал раздуть снежное облако в том месте, откуда слышались хлопки тетив.

Невзрачные, не успев добраться до саней, куда шли явно для того, чтобы доре́зать выживших, начали отступать. Потом и побежали. Да хитро, едва поднявшись по берегу — врассыпную, птичьим хвостом или жменью зерна, что по весне кидают с решета в чёрную жирную землю. Тут-то опомнились и разбойники, подходя ближе к саням, держа руки без оружия и на виду.

— Чем подсобить княжьим воям? — крикнул издалека Славка Кривой.

— Кони свежие есть? — отозвался сорванным когда-то давно голосом один из убийц, что рыскал меж саней.

— Есть четвёрка, — ответил атаман, подходя ближе. Не опуская и не пряча рук.

— Впряжём разом. Эти сани нужно домчать в Киев, передать на подворье княжьем воеводе Рыси. И на словах обсказать, всё, что здесь было, что своими глазами видели. Сейчас!

Последнее слово, выкрикнутое рваным голосом, было бескомпромиссным, страшным и очень убедительным. Кривой махнул своим, и приземистые мохнатые степные лошадки появились из одного из неприметных устьев впадавших здесь в Днепр ручьёв. Пока запрягали, на диво быстро — жулики такой работы не видели сроду — сиплый напутствовал: