Спасти кавказского пленника (СИ) - "Greko"

— Увы, мой друг, увы. Для этого нужно повариться в этом котле слишком долго. Просто запомни одно: жестокость и убийства — не всегда верный путь к успеху.

— Все равно все сводится к смерти! Какая разница, кто нажал спусковой крючок? Или чья рука держала кинжал? Я не уверен, что ты не исключал смертельный исход, когда сказал «толково» и оставил меня у аула, из которого выехал Тамбиев.

— Не исключал, — спокойно признался Тембулат и огладил ладонью свою бороду. — И в тебе не был уверен. Но, как видишь, не прогадал. Ты правильно поступаешь. Сперва хочешь заставить, чтобы тебя боялись. Следом придет уважение. К твоим словам будут прислушиваться. И тогда… У тебя появится возможность направлять ход событий, а не следовать за ним!

— Уважения мало! Как предсказать, кто как себя поведет?

— Опыт. Все придет с опытом. Главное — не забывать про свою цель.

— В чем твоя цель, князь?

— Моя? Мне нужно спасти свой народ!

Карамурзин поднялся и поправил бревна, чтобы ровно горели.

— Давай спать! Нам нужны силы. История еще не закончилась.

«Он прав. История не то что не закончилась… Она вечна! Но какая роль в ней уготована мне?» — думал я, засыпая.

… Место встречи угадать было трудно. Только Карамурзину могло прийти в голову назначить точку сбора с абадзехами в сожженном ауле. Вернее, рядом с ним. В урочище, где раньше жил один старик. Безобидный и одинокий. Он не хотел войны. Не хотел иметь детей, чтобы их хоронить молодыми. Он просто хотел жить. Так, как живут монахи, удаляясь от мира.

Об этом мне поведал Торнау. Пряча лицо в башлыке, он тихо сказал:

— Меня привезли сюда, когда Засс прорвался со своим отрядом в ущелья Курджипса. Здесь живут те, кого называют верхними абадзехами. Самые дикие. Самые непримиримые. Здесь прячут рабов и скрываются беглые кабардинцы[2]. Но старик, который здесь жил, был другим. Отшельник. Очень светлый божий человек. Он не принимал тот уклад разбойной жизни, которым живет большинство адыгов.

— А женщины? Разве женщины могут спокойно смотреть, как умирают их дети? — печально спросил я.

— Не все. Многие из них хотят просто жить. Не сбежать в Турцию в гаремы, куда их продадут как скотину на базаре. А остаться в родном краю и строить свой дом, свою семью… Была одна девушка. Дочь Тамбиева. Она полюбила меня и хотела, чтобы я стал ее мужем. Аульская молодежь насмехалась над ней. Юноши ревновали ко мне. Кричали ей в лицо, что она глупа. У нас ничего не могло сложиться. Но она искренне мне сопереживала. Приносила мне еду. И дала мне напильник, чтобы я смог сбежать…

— Как ее звали?

— Аслан-коз.

— И что вы?

— Я был честен с ней. Нам не суждено было быть вместе. Она — дикарка, я — человек высокой культуры. К чему невыполнимые обещания?

Абадзехи, которых нанял Карамурзин, окружили наш маленький отряд, плотным кольцом. Они вели нас через леса, оберегая от зверя и людей. Люди были опаснее диких котов, живших в чащобах. Мы сталкивались с группами, от которых исходила угроза. Не один раз они пытались нас задержать. Каждый такой случай вынуждал меня хвататься за оружие.

Очередная встреча с отрядом, направлявшимся к Кубани, стала для меня полной неожиданностью. Из группы суровых всадников вырвался юноша. Он подлетел ко мне на знакомом коне.

— Зелим-бей! — кричал он на весь лес, пугая птиц. — Я нашел тебя!

— Цекери? Что ты здесь делаешь?

— Я искал тебя!

— Ты оправился от своих ран, — констатировал я.

Это был он. Мальчишка Пшекуи-ок, которого я спас в конце весны.

— Где твоя борода? Что за шрам на твоей шее⁈ — парень никак не мог успокоиться, привлекая к нам ненужное внимание.

— Не ори! — грозно осек его я. — Что ты здесь забыл?

— Я еду мстить за отца! — гордо ответил мне родственник моего кунака.

Он приблизился ко мне вплотную. Я от всей души врезал ему по шее. Юный воин из племени Вайа слетел с коня от моего удара.

— За что⁈ — вскричал юноша, размазывая по лицу слезы.

— Для чего я спас твою жизнь⁈ Чтобы ты сдох непонятно зачем на правом берегу⁈

— Я не понимаю! — жалобно ответил мне Цекери, поднимаясь и глядя на меня взглядом побитой собаки. — Я мечтал о нашей встрече! Хотел вернуть тебе коня.

— Оставь его себе! — повелительно сказал я.

— С таким подходом тебе, Зелим-бей, нужно к хакучам, — подъехавший к нам Карамурзин попытался погасить ненужную ссору, не разобравшись в ситуации.

— Я слышал про этих ребят, — ответил я, показав ему знаком, что все в порядке. — Причем тут разбойничья республика?

— Они наши соседи, — встрял в наш разговор Цекери. — Зелим-бей! Не гони меня! Я поеду с тобой, куда ты скажешь!

Понятно. Юный падаван нашел своего героя. После нашего побега с враждебного берега он создал себе кумира.

— Хакучи живут в своих горах, наплевав на общую борьбу — объяснил мне Тембулат. — Принимают к себе любых отверженных. И даже беглых рабов. С ними никто не хочет связываться.

— Они, как и твое племя, живут между Туапсе и Сочей? — уточнил я.

— Да! — ответил Цекери. — Только не у моря, а в горах.

— И не хотят воевать с русскими? — уточнил я.

— Ни с кем не хотят. Грабят иной раз убыхов или шапсугов. Или турок-торговцев. Раньше они промышляли пиратством.

— Наверное, их интересовали женщины? — догадался я.

— Не знаю. Мне слишком мало лет, чтобы о таком думать, — выдал неожиданное Цекери.

— Можно с ними познакомиться?

— Я проведу тебя к ним! Меня они не тронут.

— А как же набег?

— К черту набег! Я стану твоей тенью! Не гони меня, Зелим-бей!

— Сподвижники нужны! — важно «научил» меня Карамурзин.

— Я узнал тебя, великий абрек! — снова восхитился юноша. — Только такой воин, как ты, Зелим-бей, мог стать другом такого человека!

Что поделать с этой липучкой? Я уже понял, что мне от него не отвертеться. Чертов юношеский максимализм!

— Пускай едет с нами! — снисходительно бросил Тембулат. По-моему, его эта ситуация забавляла.

— Оставайся, — согласился я, покоряясь.

… Нас ждал последний переход. Решили заночевать в лесу перед спуском на равнину. Карамурзин посчитал, что опасности нет.

Я с Торнау устроился у отдельного костра. С трудом отогнал Цекери. Хотел поговорить с поручиком. Был один вопрос, который не давал мне покоя.

— Федор Федорович! — обратился я к нему, когда убедился, что рядом нет лишних ушей. — Объясни мне. Нас сейчас окружают и друзья, и враги. Быть может, завтра те, кого мы считаем союзниками, обнажат против нас оружие. Как быть в этой ситуации?

Поручик удивленно на меня посмотрел.

— Откуда такие мысли? Ответ прост как яйцо!

— Что значит «прост»? А если вам доведется столкнуться с Карамурзиным, который решит снова сражаться с русскими?

— Я убью его, — спокойно ответил Торнау.

— Тембулата⁈ Человека, пожертвовавшего всем, чтобы вас спасти⁈

— Да! — твердо ответил Федор Федорович.

— Я не понимаю…

— Что тут непонятного? Вы присягу давали?

Я кивнул.

— Так отчего сомнения? Поступайте, как офицер! Я побывал в Ачипсоу в гостях у Маршания. Ел его хлеб и пил мед. Мы шутили. Стали хорошими товарищами. И что ж? Я вернулся в Тифлис, написал отчеты. В том числе, о путях, ведущих к Ачипсоу. Когда меня захватили в плен, мне предлагали сменить религию. Говорили, что так я спасу свою жизнь. Обрету свободу, ибо мусульманину нельзя держать в плену единоверца. Говорили: «Женись на дочке Тамбиева и будь с нами. Сражайся, как мы». Еще просили писать царю, чтобы выкупил меня из плена…

— Он пытался. Этим занимался полковник, приехавший из Петербурга. Флигель-адъютант царя Султан Хан-Гирей.

— А я был против. Только твердостью и честью можно воздействовать на черкесов. Они приняли мою позицию. Пытались меня сломить. Но убедившись в бесполезности своих попыток, зауважали.

— И держали в цепях!

— «Твоя не хочет садись, хочет пропал; моя твоя любит, будет твоя крепко держи железом», — передразнил кого-то Торнау.