Стартовая площадка – Земля (СИ) - "Генрих"

5 июля, среда, время 13:30.

МГУ, ВШУИ, кабинет Колчина.

— Вы поймите, Виктор. Сами вы ничего не сможете сделать. С вами даже разговаривать никто не будет, — вальяжный и импозантный господин весьма убедителен.

Кондрашов Анатолий Леонидович, замминистра промышленности и торговли, мужчина в полном расцвете лет для высокого чиновника. Пятьдесят или чуть старше. Рядом чем-то неуловимо схожий молодой и лощёный красавчик. Шатен чуть выше среднего роста, ухоженный — причёска волосок к волоску, умеренно плечистый. Определил бы его, как яппи, было в Америке когда-то течение молодёжи, заряженное на карьеру и правильный образ жизни. Короче, правильный мажор, жизнь глупо не прожигающий. Хотя мажор — он мажор и есть. Не очень серьёзная категория наших сограждан.

— Ростислав, — мажора так зовут, — совершенно идеально подходит на эту должность. Выпускник МГИМО, со связями; огромное множество проблем, с которыми вы наверняка сталкиваетесь сейчас, решится само собой.

Замминистра, хотя по исполняемой роли он сейчас сват, великолепно играет голосом.

— Простите, Анатолий Леонидович, я, наверное, что-то прослушал. Какую должность?

— Так я же говорю! — замминистра чуть не ослепляет меня вспышкой обаяния и приязни. — Должность генерального директора вашего Агентства.

Мажор спокоен, всем видом выражает смирение перед волей высших сил, в силу неумолимой целесообразности, выбравшей именно его — куда деваться? — на эту хлопотливую и не настолько уж масштабную роль.

Хвалю себя изо всех сил. Всё ж таки стремительно учусь, или что-то вспоминаю из прошлых жизней, хотя память остаётся на уровне ощущений и, как сейчас, реакций. Ни на грамм не показываю, что потрясён наглостью, ошарашен новостью, как-то вообще выбит из колеи. А что такого? Я же не на ринге удар в лоб получил, цейтнота нет, времени у меня намного больше десятой доли секунды — в жаркой схватке никто больше не даст, — несколько мгновений есть на естественную паузу. Её можно продлить озадаченным хмыканьем, слегка непонимающим взглядом «поясните, пожалуйста, я правильно расслышал…» и так далее.

— Да-да, — почти восторженно поясняет замминистра, — вы всё правильно услышали. Если вы подумаете хорошенько, то сами поймёте, что для вашего Агентства это наилучший вариант.

Тру лоб озадаченно — только это уже наигранно, — уточняю. Искин, взбодрённый выплеском эмоций, набирает обороты и строит план разговора.

— Скажите, вы же не имеете в виду под «наилучшим вариантом» падение и полное крушение Агентства? — смотрю на него с «искренней» надеждой.

Поразившее меня поначалу в самое сердце тяжёлое недоумение — а что, так можно? — отодвигаю подальше. Если я это вижу, то оно существует, поэтому не надо плакать и тупо удивляться человеческой глупости и наглости, а работать с теми картами, что выпали на руки. В конце концов, это жутко забавно.

Придя к такому выводу, сразу успокаиваюсь. Если в последнем вопросе уже присутствует сарказм, то дальше он появится в ударных дозах. И не только.

— Что вы такое говорите, Виктор? — поражается замминистра. — Наоборот! Агентство сразу выйдет на новый уровень!

— Через полное лишение финансирования и дезертирство половины активистов? — интересуюсь абсолютно нейтрально.

— Почему же через лишение, почему же полное? — собеседник спотыкается.

— Ну, потому, что финансирование проекта, причём с любой стороны, на девяносто девять процентов идёт под меня лично. Иностранцы — стопроцентно. Так что, как только я покину пост гендира, валютное сопровождение проекта немедленно закончится. Мгновенно. Рублёвое — через два мгновения.

— Вы утрируете, Виктор, — мужчина укоризненно качает головой. — Никто вас не собирается изгонять. Вы будете, ну скажем, первым заместителем генерального директора.

— Дела это абсолютно не меняет. Мои инвесторы — не дети и прекрасно поймут, что контроль над Агентством уже не у меня. Состав учредителей вы ведь тоже хотите поменять? Контрольный пакет должен быть у Ростислава?

Мужчина изображает лицом сложную мимику: «ну, вы же сами понимаете…»

— Скажите, а зачем нам вообще зиц-председатель? Мы же не контора «Рога и копыта» имени товарища Бендера. Мы хоть и начинающая организация, но серьёзная, с серьёзными целями.

— Помилуйте, — всплёскивает руками мужчина, ну чисто сваха, рекламирующая залежавшуюся невесту, — почему же зиц-председатель? Обыкновенный руководитель, вхожий во все нужные кабинеты.

— Я всё-таки не вижу никаких преимуществ в вашей кандидатуре. Вхожесть в кабинеты? Я и сам вхож, куда мне надо. Несколько дней назад, например, встречались с Костюшиным. Тем самым, главой банковской группы ВТБ. И почему вы думаете, что я сам по себе? Это с вашей стороны слегка легкомысленно так считать.

— Хотите сказать, вас кто-то поддерживает? — ясно намекает на сильных мира сего.

— Да, — и так же ясно даю понять, что подробностей не будет.

На самом деле ничего тут особо тайного нет: руководство МГУ, вот кто меня продвигает. Но пусть помечется среди разных версий, зачем мне ему жизнь облегчать. Он мне явно не друг.

— У Ростислава к тому же великолепные перспективы в плане международных контактов… — мужчина изо всех сил пытается поддерживать бодрость и несгибаемость духа.

— Сколько иностранных языков он знает?

— Два, — отвечает уже мажор. — Английский и… японский.

Второй язык называет с явственной гордостью. Он прав, есть чем гордиться. И толику уважения в моём взгляде воспринимает как должное.

— Здорово, — соглашаюсь с его гордостью и тут же опускаю его на землю или ниже: — Я знаю четыре: английский, французский, немецкий и корейский. Корейский язык пока не сертифицировал, но реальному общению это обстоятельство не мешает, как вы понимаете.

Продолжаю после паузы, в которую слегка потрясённые собеседники не сумели вклиниться:

— Видите ли, в чём дело: японский язык сейчас абсолютно неактуален. Дипломатические и экономические отношения между нашими странами в фазе заморозки. Зато отношения с КНДР стремятся к статусу «замечательно». Южная Корея тоже не торопится побить с нами горшки. Английский? Это совсем уж не дефицитное умение.

Опять они теряют темп.

— Я к чему это говорю? К тому, Анатолий Леонидович, что не вижу никаких профессиональных преимуществ у вашего протеже. Недостатки вижу. О космонавтике, её проблемах, технологических и других, если есть какие-то представления, то на уровне обывательских. Профильного образования у Ростислава нет. План и пути развития Агентства? Тоже пусто, правда? Итак, — мой голос становится жёстче примерно на грамм, но замминистра это чувствует, вижу, — повторяю вопрос: зачем нам зиц-председатель? Или конкретно: зачем нам ваш Ростислав? Что он у нас делать-то будет?

— Работа специалисту такого уровня всегда найдётся, — уверенным, но несколько поскучневшим тоном заявляет замминистра. — Ну, хорошо. Если наотрез отказываетесь делать его первым руководителем, то что мешает назначить его вашим первым заместителем?

— Ничего.

Моё заявление вызывает оживление. У обоих.

— У нас существует практика фактически самовыдвижения. Любой, кто предъявляет проект, признанный мной и Советом перспективным и нужным, начинает работать над ним, подбирает людей. Формирует группу, в которой естественным образом сам становится руководителем. После этого автоматически входит в Совет Ассоциации «Кассиопея», а оттуда один шаг до перехода в руководящий состав Агентства. Действуйте, Ростислав.

— Какого рода деятельность вы можете мне предложить? — Ростислав откликается, а его патрон скучнеет.

— Конкретно — никакого. Вам самому виднее по вашим возможностям и интересам. У нас есть группы плазменных технологий, промышленной 3D-печати, конструирования ракет и ракетных двигателей, но всё это не ваше. Возможно появление групп, которые бы отрабатывали проблемы, общие для любых крупных и быстроразвивающихся компаний. Например, вопросы финансов, кредитования и прочие подобные…