Ротмистр Гордеев 2 (СИ) - Дашко Дмитрий

— Рад нашему знакомству, — говорю я с улыбкой и с удовольствием пожимаю иностранцам руки. — Если соскучитесь — приезжайте! Встретим как родных!

Как по заказу появляется Скоробут с охапкой пустых бутылок, гостей при его виде аж передёргивает. Эту поездку они запомнят надолго.

Интересно, по результатам — не прилетит ли мне потом от начальства? Скорее всего — прилетит, но это нормально, в порядке вещей.

Выходит наш оркестр ложечников и балалаечников, усаживается напротив трёх экипажей, в которых повезут гостей назад, в город.

Дирижёр — вольноопределяющийся Хрипунов вздымает вверх руки и… И начинает играть «Дорожная» от группировки «Ленинград», под звуки которой повозки с англичанами и американцами трогаются и катят подальше от нас.

На выезде чуть не происходит небольшая авария: навстречу им выскакивает фургон, до боли напоминающий дилижансы из фильмов про Дикий Запад и ковбоев. Каким-то чудом кучера успевают в последний миг разъехаться.

Фургон, дребезжа и подпрыгивая, подъезжает ко мне, останавливается. Сидевший на козлах солдат — немолодой, в очках, помогает из него спуститься вольноопределяющемуся, у которого на рукаве красуется белая повязка с красным крестом.

До меня не сразу доходит, что это — женщина, причём в форме. На войне явление весьма и весьма нечастое, я бы даже сказал редкое, гроза зимой.

Я смотрю на неё как замороченный, когда она вполне чётко, по-уставному подходит ко мне, вскидывает руку к козырьку фуражки.

— Вольноопределяющаяся Серебрякова. Прибыла в вашу часть в качестве санитарного инструктора.

Внезапно её голубые глаза широко раскрываются.

— Николя, это вы?

Глава 20

Гляжу на неё с интересом, надеясь на тайные подсказки от настоящего Гордеева — но, чего нет — того нет.

Тихо как на погосте зимним вечером.

Девушка на вид миленькая — не красотка с ногами до ушей, но очень даже симпатичная.

Хотя, может, причина, по которой она мне нравится, в том, что на фронте не так часто выпадает возможность пообщаться с противоположным полом, и потому для меня сейчас любое создание в юбке — красавица.

Правда, сейчас на девушке галифе, а не юбка, но это так, к слову, тем более, с фигурой у вольноопределяющейся полный порядок, форма ей к лицу, и даже в армейских штанах смотрится просто на ять с плюсом!

А так — большеглазенькая (сами глаза — цвета морской синевы), чуток курносая — но это ей идёт, стройная, светловолосая…

Ох, чую в ближайшем будущем кучу неприятностей: мои орлы начнут наперебой за ней ухаживать, а там и до драк недалеко.

Тут до меня доходит, что с ответом на её вопрос я как-то затянул. Не приведи господь — ещё примет за тормоза.

— А мы с вами что — знакомы?

Она подозрительно морщит носик. Ясно, от меня за версту тянет выхлопом после посиделок с иностранцами, а «антиполицай» ещё не изобрели. Небось, решит, что командир у неё — лютый алкаш, квасит с утра до вечера.

Да… неловко как-то получается…

Слегка отворачиваюсь и стараюсь даже не дышать в её сторону.

Попытка засчитана в мою пользу. Выражение голубых глаз вольноопределяющейся смягчается.

— Неужели вы меня не помните? Я — Соня, Софья Серебрякова, — сообщает она как нечто общеизвестное.

Хм… где-то я уже слышал это имя и эту фамилию, но никаких эмоций внутри нет. Нет, не знаю.

Виновато пожимаю плечами.

— Прошу простить, Софья…

— Александровна, — подсказывает девушка в форме.

— Прошу покорнейше простить, Софья Александровна, хоть убейте — не помню…

— Но как же так… — очаровательно вздыхает она. — Ваше имение находится рядом с нашим, вы с вашим папенькой и маменькой часто бывали у нас в гостях, пили чай…

Она лукаво улыбается.

— Давайте освежу вашу память.

— Попробуйте.

— После первого курса в училище вы приехали в деревню на побывку, катали меня на лодке на пруду. Лодка перевернулась, и мы едва не утонули… Я думала: такое не забывается! Ну как — вспомнили, да? — в её словах так много надежды, что очень хочется наврать и сказать, что помню — лишь бы не расстраивать.

— Дело в том, Софья Александровна, что у меня амнезия, — хватаюсь за спасательный круг я. — Провал в памяти. И уже несколько месяцев.

Мнимая болезнь столько раз выручала меня в подобных щекотливых ситуациях. Упоминание о ней помогло и сейчас.

— У вас была контузия? — догадывается девушка.

Кивком подтверждаю её слова.

— Бедный, Николя… — качает головой она, а мне вдруг становится приятно, что кто-то искренне жалеет меня.

Что это: хмель не выветрился из башки или пробило на чувства? Даже суровые и брутальные с виду мужики не лишены сентиментальности.

— Хотя, может, оно и к лучшему, — внезапно роняет Софья.

Меня её многозначительная интонация настораживает.

Интересно, что она имеет в виду? Явно что-то личное. Быть может у нас, ну точнее у настоящего Гордеева с ней что-то было… И теперь ей неприятно это вспоминать…

Накосячил, брат Гордеев, а отдуваться придётся мне?

Чувствую лёгкое покалывание амулета. Что-то с моим вольноопределяющимся не так, с сожалением отмечаю я.

И это необходимо прояснить вот прям «щаз».

Народная мудрость гласит: все бабы — ведьмы, только не каждая использует метлу как средство передвижения.

Интересно, что за «счастье» мне привалило и какие потенциальные проблемы ждут меня в самом ближайшем будущем?

— Софья Александровна, извините за бестактность… Дело в том, что у меня создалось впечатление, что вы, скажем так — не просто человек… Вернее, человек, но одарённый какими-то способностями, — говорю я, старательно выбирая выражения.

Женщины — существа обидчивые. Корявая формулировка безобиднейшего вопроса способна превратить любую из них в вашего врага на времена вечные. Так что нам, мужикам, приходится в совершенстве постигать все нюансы дипломатии.

Кого же мне подогнали из штаба бригады в ответ на молитвы и просьбы дать толкового медика?

Специфика отряда такова, что лазареты и госпитали могут оказаться для нас по ту сторону линии фронта, то есть фактически недосягаемыми, а обрекать своих раненых на верную смерть — не в моих правилах.

Так что врач или опытный фельдшер нам нужен как воздух.

— Да, вижу вы действительно совсем забыли… Я — берегиня, — улыбается Софья. — Конечно, это громко сказано, у меня лишь скромный природный талант врачевать людей. Когда-то мне пришлось лечить ваши разбитые коленки…

— И что, — мгновенно беру стойку я как охотничий пёс, почуявший след знатной добычи, — ваш дар распространяется на любые болячки?

Если это так, мне достался действительно ценный кадр.

— К сожалению, всё очень непросто, — обескураживает Софья. — Например, мне так и не удалось излечить своего папеньку от ревматизма. И ему пришлось прибегнуть к помощи Михаила Львовича…

Видя моё непонимающее лицо, она поясняет:

— Михаил Львович Астров — врач…

Ей почему-то неловко упоминать этого человека, она даже смущённо опускает глаза, когда называет его фамилию и род деятельности.

Тоже какая-то психологическая травма? Неразделённая любовь?

Женщины, — женщины, ну почему вы всегда просто переполнены загадками…

Сейчас не самое подходящее время устраивать разговоры за жизнь, поэтому подзываю командира хозвзвода.

— Трофим!

— Есть, вашбродь! — выныривает он и каким-то загадочным образом умудряется одновременно смотреть и на меня и на Софью.

Ещё один талант-самородок!

— Нужно подобрать для нашего нового санинструктора помещение и обеспечить всем необходимым.

— Разрешите выполнять? — с готовностью восклицает он.

— Действуй.

Снова обращаюсь к Софье, которую так хочется звать не по имени и по отчеству, а по-простому — Соней.

— Софья Александровна, сейчас мой унтер — Трофим Старча поможет вам обустроиться. Если возникнут какие-то вопросы, смело обращайтесь к нему или ко мне. И, если не возражаете, вечером поговорим с вами. У меня накопилось так много вопросов о моей семье…